Страсть

Ричард плохо помнил то безумие, что происходило на арене: бык, убитые им лошади, во время корриды исполнявшие роль волов, раненый пикадор, которого унесли, с невероятными усилиями отогнав от бедолаги взбесившегося быка, и посреди всего этого сумасшествия Алва: прямой, спокойный и — это Ричард больше не мог отрицать, не поддавшись лицемерию — обворожительно в этом своем спокойствии прекрасный. Дик ясно запомнил только Алву, каждое отточенное, острое движение матадора, на которого молилась вся заполнившая трибуны толпа. И он, будучи чужаком в этом водовороте варварства, тоже молился вместе со всеми, неосознанно, но страстно желая, чтобы чертов матадор остался цел. Когда это для него стало важным? Возможно, в тот миг, когда он сам шагнул навстречу насмешливому мерзавцу, ведясь «на слабо», когда сломя голову, не задумываясь сунулся в бездну по имени Рокэ Алва. Ричард словно во сне видел дикий и прекрасный танец, что рисовал Рокэ, дразня быка коротким плащом, подпуская зверя настолько близко, что, казалось, тот цепляет Алву острым рогом. В такие мгновения сердце Ричарда болезненно обрывалось, а в горле замирал отчаянно подавляемый крик, но вот бык летит дальше, задевая лишь кроваво-красную подкладку плаща матадора. И можно снова дышать. До следующего броска, пока не наступил момент истины, сопровождаемый вдруг воцарившейся на трибунах тишиной. Ричард осознал происходящее интуитивно, и весь мир для него в тот момент сосредоточился на конце шпаги Алвы. Короткий выпад и удар! Бык, громадный и свирепый, беспомощно дернувшись, упал на песок, склонив страшные острейшие рога к ногам победителя. Взревевшие трибуны и собственные дрожащие руки, прижатые к лицу, по которому неожиданно текли слезы — все как во сне, диком дурном, но ослепительном и волнующем сне. Бой закончился. Алва принимал почести и купался в ликовании зрителей, Ричард же, потрясенный и разбитый, поднялся со своего места и послушно последовал за Паоло, который, смеясь и радуясь блестящей победе, тащил его за руку прочь с трибун. Вечернее солнце красило гудящую весельем Памплону в червонное золото, люди пели и плясали прямо на проезжей части, заполняя собой улицы и переулки. Они восхваляли лучшего матадора, который был главной гордостью их провинции, а Ричард, истощенный морально и смертельно уставший физически, до сих пор не мог прийти в себя. Спроси его сейчас кто, что именно он чувствовал во время корриды, он не ответил бы, так как в голове его все смешалось. Они с Паоло, ведомые танцующей толпой, пробирались к гостинице. Ричарду даже не любопытно было, что ждет его дальше, настолько он устал. О Рокэ он старался не думать, но даже сейчас ему это давалось непросто. Стоило только прикрыть глаза, как перед ними возникал изящный силуэт, нахально играющий с разъяренным огромным быком. Проклятый испанец не солгал, равнодушным это зрелище Ричарда оставить не могло. — Где вас носит? — Альберто, отставший от них на выходе с арены, неожиданно вынырнул из шумящей вокруг пёстрой человеческой реки. — Он давно вернулся в гостиницу и ждёт… — Салина послал в сторону Ричарда лукавую улыбку, заставляя измученного Дика вздрогнуть, — своего избранника. — Пусть ждёт, — пробормотал Окделл устало, и зло, — я ему ничего не должен. — Дик, — Паоло остановился и одним движением развернул Ричарда на себя, черные глаза его почти умоляли, — послушай, это очень важно! Тебе прилюдно был посвящен бык, подобное просто так не делается. Ты не можешь ему отказать. — Ещё как могу, — Ричард поморщился, — я не просил… — Желание победившего матадора… — начал было Альберто, но Дик его резко перебил: — Знаю, знаю… Не исполнить его желание — дурная примета и все такое… — Нет, — Паоло качнул головой, а пальцы его сильнее вцепились в предплечья Дикона, — это сродни нарушению данного обещания, понимаешь? Бесчестно, что ли, ну как тебе объяснить, Ричард… Он публично назвал тебя своей симпатией, по имени, во всеуслышание. — Да пошли вы все! Называя мое имя, он не спросил, желаю ли я такой чести, — крикнул Дик, делая над собой усилие и вырывая руки из хватки Паоло, он чуть было не заорал, что Алва и целовал его без согласия, что подобное отношение ему, чопорному англичанину, предпочитающему женщин, вообще претит, но заметив выражение лица друга, осекся, а потом обреченно, словно извиняясь за резкость, произнес: — Я физически не могу ничего ему сейчас предложить, понимаешь? Я дестабилизирован, совершенно не в себе, да и просто с ног валюсь… Эта ваша коррида… Она довела меня до полного исступления, плюс интоксикация после выпитого накануне, ты должен понимать, Паоло. Можно перенести все эти ваши церемонии хотя бы на утро? Сил нет… — Я тебя понял, — кивнул стоявший рядом Альберто, слегка улыбнувшись, — для иностранца это все слишком для одного дня? Ты напряжен и исчерпал запас прочности? — Именно! — криво улыбнулся ему в ответ Окделл, с благодарностью хлопая по плечу, — спасибо за понимание, Альберто. — Я ему передам, — белозубо улыбнулся Салина не без намека на красивом лице на то, что слегка удивлен непрочностью Ричарда в частности и англичан в целом, — думаю, Рокэ поймет и не станет возражать против того, чтобы ты как следует отдохнул и набрался сил. — Прекрасно, — выдохнул Ричард с облегчением и, не прощаясь, развернулся в сторону «Лестницы в небо», мечтая только об одном: добраться до кровати и забыться сном, отложив все свалившееся на него хотя бы до завтра.