Страсть

Ричард выскользнул от Алвы спустя несколько минут. Растерянный, взбудораженный и совершенно сбитый с толку. Все то, что навалилось на него с самого утра, переплелось и перемешалось внутри, вызывая настолько сложные и противоречивые чувства, что для того, чтобы в них разобраться, среднестатистическому англичанину требовался не один день. Ричарду же не позволяли покопаться в себе и четверти часа. — Давай же, Ричард, — дергал его Паоло, увлекая за собой, — нам еще столько всего предстоит! И я не прощу себя, если хоть что-то от тебя ускользнет. Но прежде… — Рокэ велел тебя хорошенько накормить, — подхватил фразу Паоло не отходящий от него ни на шаг Альберто. — Я не голоден, после выпитого вчера меня до сих пор мутит, — буркнул Ричард, слабо упираясь. Особенно раздражало это «Рокэ велел» и еще то, что он впадал в состояние ступора при одном лишь упоминании матадора, а губы начинали гореть. Ричарду опять захотелось курить. Отступившая под натиском Ворона головная боль возвращалась вновь. — Нужно поесть, Дик, — авторитетно произнес Паоло, ставя перед Окделлом большую тарелку, наполненную разной традиционной снедью, а также чашку проклятого, горького как полынь, эспрессо. Дальше все слилось в одно пестрое, нескончаемое, переполненное гнетущим ожиданием мгновение. Коррида… Дух ее смертоносный и гомонящий витал над взбудораженной праздничной Памплоной. Это безумие охватило каждого жителя, каждого приехавшего бог знает из каких далей испанца, независимо от пола и возраста. Ее ждали, распивая на улицах вино и голося на все лады песни, отплясывая под мелодии уличных музыкантов и толкаясь у билетных касс, обсуждая шансы на победу того или иного матадора с такой легкостью, словно говорили не о людях, а о бойцовых петухах, обреченных выйти на арену. Ричарда трясло внутри. И с трудом проглоченный завтрак дела не поправил. Дик, поддерживаемый с одной стороны Паоло, а другой — Альберто, посеревшей тенью болтался по сходящему с ума городу, изрядно выделяясь из этой ликующей дикой толпы, тоже ожидая боя, но без азарта и фанатизма, с холодом в области грудины, осознавая, что боится. То, что еще вчера вечером было дурной смертоносной забавой, но его лично не касающейся, вдруг неожиданно коснулось. Одно дело глядеть на то, как умирает какой-нибудь незнакомый тебе идиот, но совсем другое — видеть смерть того, кто из тебя душу вынул одним лишь поцелуем. Да, Паоло с Альберто верят в неприкосновенность Алвы, да, слава Рокэ как матадора бежала далеко впереди Ворона, но… Чем черт не шутит… — Подлинная страсть… — в сотый раз восторженно восклицал Альберто убеждая несчастного Окделла в том, что ему непременно понравится зрелище, это, мол, не может не нравиться, особенно если случилось такое везение увидеть на арене Рокэ. О Рокэ Ричарду не хотелось слышать, как и думать о том, чем все это безумие закончится. И это не только в контексте предстоящего боя, сейчас Окделл чувствовал себя так, словно балансирует на острие ножа: одно неверное движение и он соскользнет туда, откуда обратной дороги не будет. Впрочем… Кого ты обманываешь, Окделл? Уже соскользнул! Слишком свежи были утренние воспоминания, чтобы надеяться на то, что все поползновения Рокэ прошли по касательной. И слишком быстро время двигалось к проклятой пятичасовой отметке, после которой должна была начаться коррида, слишком стремительно для того, чтобы врать себе о том, что исход боя безразличен. Слишком… все это сейчас для Ричарда было слишком. — «Терция пик» начинается с того, что из загона выбегает бык, и его сначала встречают помощники матадора с плащами, — не унимался Альберто, устраиваясь на жесткой деревянной скамье, располагающейся на трибуне для почетных гостей. Он, считавший себя истинным знатоком корриды, вводил Ричарда в курс дела, посвящая неопытного англичанина в регламент и правила боя. — Вторая часть — «терция бандерилий». Выполнение этой части корриды поручается помощникам матадора бандерильеро, их задача — кидать в быка короткие копья, чтобы раззадорить и разъярить его, — черные глаза Альберто блестели восторгом. Паоло, глядел на своего любовника с нескрываемым обожанием, словно тот рассказывал сейчас о самой замечательной вещи во вселенной. «Подлинная страсть, — прозвучало в голове Ричарда бархатистым голосом Алвы, — и это тоже ее проявления, не так ли?» Окделл, не удержавшись, дернул головой, отгоняя наваждение, изо всех сил вцепившись пальцами в плохо оструганный деревянный край лавки. Да что же это такое? — Третья часть — «терция смерти», — голос Альберто теперь доносился откуда-то издали, Ричард прикрыл глаза и почти не слушал его, — это кульминация всего боя. Матадор убивает быка с помощью мулеты и шпаги… «Или его нанизывает этот самый бык на свои заточенные и огромные рога…» — перед мысленным взором Дика появилась невысокая фигура в синем бархате, держащая в одной руке мулету, в другой блестящую на солнце шпагу, бесстрашно стоящая напротив огромного разъяренного чудовища… Больше всего на свете Ричарду сейчас захотелось подняться и уйти, чтобы не видеть… Если Алве так нравится рисковать жизнью, танцуя со смертью, — это полностью его дело. Но смотреть на это Ричард не обязан.