Страсть

— Оёй! — с неким подобием восторга воскликнул Алва, когда Дикон разорвал поцелуй. Руки, до сих пор удерживающие Окделла, расцепились, возвращая Ричарду свободу, которая принесла с собой навалившуюся слабость… Ричард покачнулся, чувствуя, как отвратительно дрожат ноги в коленях. Всплеск ярости, вызвавший выброс адреналина, начал сходить на нет, что незамедлительно дало о себе знать. — Подлинная страсть… — прошептал Алва, не сводя с Ричарда бешено блестящих глаз, — вот за что я готов продать душу хоть самому дьяволу, Ричард… — Иди к черту! — в свою очередь отозвался Окделл, едва держась на ногах. Просто поцелуй вытянул из него остатки сил, но нужно было признать, что головная боль исчезла бесследно. — Несомненно пойду, — хрипло рассмеялся испанец, прижимая пальцы к истерзанным Ричардом губам, — уже скоро мой выход на арену. Дик вздрогнул. Поддавшись чужому безумию, он успел позабыть, зачем пришел, как и о том, что Алва… Сердце испуганно сжалось, а живот подвело ледяной судорогой. Господи, когда все успело поменяться настолько, что мысль о том, что Рокэ выйдет на бой с одной из бежавших по городу страшных тварей, откровенно испугала? Однако Дик не позволил страху выползти на лицо. Алва знал на что шел. Мало того, Алва жаждал этого выхода так же сильно, как Ричарду было страшно думать о нем. Проклятый безумец… Проклятые, варварские традиции, которым нет места в современном мире! Дик качнулся, и тут же его подхватила уже знакомая, сильная рука. — Все нормально? — Алва, подставивший свое плечо готовому рухнуть Окделлу, участливо заглянул ему в лицо. — Эм… — Дик пожевал саднящими губами и неуверенно кивнул. Не признаваться же в том, что ноги не держат? — Да… спасибо. — Тебе нужно выпить кофе и по возможности что-нибудь съесть. — Вот это вряд ли, — сморщился Дик, повисая на плече матадора, — учитывая зрелище, которое мне предстоит пережить, не думаю, что завтрак — это хорошая идея. Рокэ снова рассмеялся: — Первый бой состоится еще нескоро, сначала будет парад, потом жеребьевка и выбор быков… Так что съеденному сейчас завтраку ничего не грозит. Дик был не согласен… Он вообще не мог понять, на каком свете сейчас находится и что с ним происходит. Он физически ощущал, как в нем что-то ломается, и это до тошноты было похоже на хруст переламываемых костей — несмотря на дурное самочувствие, образное восприятия художника никто не отменял, и от этого… хотелось если не реветь, то выть. Тот, кого еще вчера хотелось ударить так, чтобы нанести максимальный урон, сейчас вызывал совершенно иной шквал эмоций. Да еще эта проклятая красота… Теперь Ричард не смел обманываться — художник в нем вопил от восторга, веля Окделлу жадно цепляться взглядом за совершенную линию профиля, упиваться неестественной и глубокой синевой глаз Алвы, любоваться совершенным телом, подчеркнутым идеально сидящим костюмом. А не давала покоя ледяная мысль о том, как легко в это тело могут вонзиться страшные рога быка. Нет, есть сейчас было решительно невозможно. — Я не стану есть… — Мне нужен любовник полный сил, — нагло и самоуверенно заявил Алва, — а потому станешь. — А кто тебе сказал, что я… — Дик, несмотря на слабость, возмущенно отстранился, — стану твоим… любовником? Уверенность Алвы в этом вопросе вернула Ричарду единственное чувство, которое в данной ситуации было нормальным — раздражение. — Твоя страсть… — усмехнулся испанец, снова притягивая Ричарда к себе, — ты хочешь не меньше моего. — Откуда тебе знать?! — крикнул Дик, повышая голос, который сейчас дрожал не хуже ног, — что ты вообще можешь обо мне знать?! Ты, чертов психопат, добровольно подставляющий зад под рога спятивших быков! Я вообще не желаю здесь быть. Это все не мое, понимаешь?! — Ну как же… — фыркнул Рокэ, тем не менее не ослабляя хватки, — пыльная, занюханная испанская провинция не идет ни в какое сравнение с изящной столицей мира. Париж, пропитанный лицемерием с его загнивающими и весьма сомнительными прелестями, конечно более подходящее место для того, кто позиционирует себя художником. Так романтично упиться до затылка абсентом и подцепить в дорогущем борделе где-нибудь близ Монмартра гонорею, приправленную сифилисом, словно какой-нибудь Лотрек — об этом ты мечтаешь? — Откуда ты… — Дик удивленно хлопнул ресницами, все еще переваривая язвительную тираду матадора. — А сам как думаешь? — на красивом лице Алвы больше не осталось и следа насмешки, и это рождало очень неприятное ощущение, что сказанное им было более чем серьезно и поднятая Ричардом тема действительно зацепила Ворона. Ну и конечно, не могло не удивлять то, что Алва не счел для себя излишним провести исследование предмета своего странного интереса и выяснить о нем… — Что еще он тебе сказал? — Ричард почувствовал, что впервые за то время, что они с Паоло дружили, готов на него серьезно рассердиться. Да как он мог? Обсуждать Дикона с Алвой, даже не узнав на этот счет мнение самого Окделла. — Что ты талантлив, но идя на поводу родни, не хочешь быть счастливым. — Ну знаешь! Я… Договорить он не успел, и, возможно, это было к лучшему, так как язык жгло от желчи, поднявшейся из глубин, всколыхнувшейся от самой что ни на есть настоящей правды — Ричард не мог позволить себе быть счастливым, иначе не стоял бы сейчас здесь, больной и почти сломленный синеглазым ублюдочным матадором. Алва зажал ему рот ладонью и тихо прошептал: — Не стоит растрачивать твои и без того не богатырские силы на глупый спор. Просто позволь мне доказать тебе, что Испания может быть не менее волнующей и прекрасной, чем твой замшелый Париж. Я подарю тебе вдохновение, а ты… Пальцы Рокэ ослабли, чувствуя, как по капле из Ричарда уходит напряжение, и медленно сползли, освобождая губы юноши. — А что я? — спросил Дик, почти успокоившись, почти повинуясь воле этого странного человека. — А ты… подаришь мне себя.