Страсть

Памплона готовилась к фиесте. На перекрестках рабочие ставили столбы, на которых были закреплены ворота, которыми по утрам, когда быки побегут по улицам, будут загораживать поперечные улицы, чтобы разъяренные животные не смогли свернуть и бежали прямо к цирку. За городом, на плато служители цирка дрессировали лошадей, гоняя их по приготовленному для корриды грунту, твердому, похожему на запекшуюся на солнцепеке глину. Внутри арены все уже было готово для зрителей. Трибуны сверкали чистотой и ухоженностью. С края арены, стоя на утоптанном полу, можно было поднять голову вверх и увидеть, как старухи метут полы в ложах, наводя последний лоск. Снаружи были поставлены заборы, которые тянулись от улиц до входа в цирк, образуя длинный, мрачный, как показалось Ричарду, загон. От Паоло он знал, что по этому проходу толпа будет бежать впереди быков. Дикон хмурился, несмотря на то, что утро было солнечное и ясное, совершенно не похожее на вечную серую муть Лондона, а люди были оживлены и радостны, царящее вокруг настроение Окделла не касалось. Невольно Ричард ощущал себя изгоем на этом празднике жизни, и этого изменить не мог даже тормошивший приятеля Паоло. — Ну смотри же, Дикон! — звенел голос Куньо над залитой солнцем ареной. — Разве это не прекрасно?! «Нет, мой друг, — хотелось ответить Ричарду, — для меня прекрасно несколько иное». И все же он молчал, выдавливал из себя улыбку, больше похожую на судорогу, и из всех сил старался не портить Паоло настроения. Да и обижать Альберто, который показывал им почти законченные приготовления для большой фиесты, Ричарду не хотелось. Дикон долго не мог определиться со своим отношением к младшему Салине, но, в конце концов, сменил гнев на милость, видя, как Паоло хочется, чтобы Дик непременно был в восторге от друга своего детства. Альберто и в самом деле был мил, просто он был… слишком испанцем, влюбленным в свою землю, свои варварские и непонятные англичанину традиции, и не любить его только за это Дик не имел ни какого права. А потому он послушно смотрел и улыбался. Он позволил друзьям увлечь себя на прогулку по городу, в котором после обеда грянет фиеста. Ричард послушно осматривал цирк, печально глядел на гарцующих по арене лошадей, усаживался в плетеное кресло на террасе кафе на центральной площади, потягивал поданный черноглазой улыбчивой синьоритой вермут и в сотый раз слушал о том, насколько им предстоит захватывающее зрелище. Паоло и Альберто при Ричарде говорили по-английски, не желая задеть того, но стоило Дикону отлучиться, разговор расцветал бойким испанским языком, а еще… Иногда Дик ловил странные, неловко волнующие взгляды, которыми обменивались молодые испанцы, сквозило в них нечто непонятное, тревожащее и цепляющее одновременно. Ричард ловил себя на мысли, словно он нечаянно вторгался в чью-то приватность, касался чужой интимности… Думать об этом не хотелось. И он, стараясь отвлечься от подобных мыслей, не смотреть, как рука Паоло словно невзначай касалась смуглой ладони Альберто, и как при этом загорались глаза Салины, улыбался хорошенькой сеньорите, которая, очаровательно краснея, не сводила глаз с симпатичного англичанина. Кофе, пожалуйста, мисс. Нет, не американо, мне что-нибудь покрепче. А потом, обжигаясь, глотал дерущий горечью чертов эспрессо. Утро неторопливо ползло в сторону полудня. Паоло смеялся. Альберто рассказывал какую-то историю о своем великолепном дядюшке, которого вживую Ричарду увидеть еще не довелось. Сеньор Алва прибыл из Мадрида на рассвете, и когда Дикон спустился в ресторан, где дожидались его ставшие почти неразлучными Паоло и Альберто и замечательный завтрак, звезда корриды не изволила показаться на людях, вероятно, отдыхая после переезда. Впрочем, Ричарду было все равно. И вот теперь не проходило и десяти минут, чтобы имя Алвы не всплывало в разговоре. И пусть. Дикон сосредоточенно строил глазки официантке. Черноокая красавица, прикрыв глаза, смущенно убирала за ухо смоляной локон. Что ж, возможно, не так уж тут и плохо. Вот бы еще и корриды не было. — Прошу меня извинить, господа, — Дикон поднялся со своего места и решил подойти все же к девушке, которая, лукаво стрельнув глазами, исчезла за воздушной занавеской, прикрывавшей вход в кафе. Паоло рассеянно кивнул другу, полностью поглощенный рассказом Альберто, рука которого минуту назад, взлетев потревоженной птицей, уютно устроилась на плече Куньо. Ричард, опасно заглядевшись на эту руку, несколько шагов сделав в слепую, а когда резко повернулся, едва не сбил с ног подошедшего к их столику незнакомца. — Оёй! — гортанно воскликнул мужчина, обжигая Дика удивительно синим насмешливым взглядом. — Нужно быть осторожнее, юноша, так недолго угодить под копыта быку. — Прошу прощения, — буркнул Ричард смущенно, обходя незнакомца, и, не оглядываясь на сидящих за столом друзей, поспешно направился в кафе, ругая себя за невнимательность, Альберто — за столь вызывающее поведение, а Паоло — за то, что тот не пригласил его погостить где-нибудь в Париже.