About confessions

      Поутру ей хреново так, как подобает шестнадцатилетней девчонке, набравшейся накануне и с непривычки и неумения пить одновременно. Равнозначные горизонтали-вертикали в пропорции меняются местами, и Джесси кажется, что мир, то есть вся картинка перед ее глазами, искажена не только в перспективе, но и в качестве – рябит, теряет четкость. Она много раз смаргивает, прижимает веки пальцами, смазывает остатки былой роскоши – все эти ее тени и черные разводы туши, оставшиеся на едва заметной припухлости нижнего века, – но не может прийти в себя.       Первая реакция – страх, животный страх, накативший ледяной волной, и оправданно жестокая мысль: по всей видимости, кому-то удалось до нее добраться. В Лос-Анджелесе Джесси слышала десятки историй о красивых девочках, которые слишком любили привлекать внимание. Рано или поздно кому-то становится недостаточно, кто-то хочет не только смотреть, но и трогать, поглощать без остатка.       – Расслабься, принцесса, – он смотрит на нее из кресла. – Я тебя только пальцем тронул. Потом ты здесь уснула.       Сидит, развалившись наподобие трона, неспешно дымит, пуская клубы под потолок, а взгляд пустой до звона. Ответ – галимый шаблон: на столике перед его королевским креслом полный комплект профессионального торчка с изрядно исцарапанным зеркалом, кредиткой и короткой металлической трубочкой. Под стыком зеркальца и ободка – давние остатки белого кокса. У тех, кто мелкого пошиба, нет ничего, кроме постоянного дилера, и то не всегда, а у Романа Годфри сложился целый ритуал, каждый его приход – это ебаная феерия с тотемной трубочкой в ноздре и шлюхой на коленях.       – Где научилась махать тесаком? – он чуть кривит рот и задерживает сигарету, глядя на сонно-удивленную девчонку с добрым смешком заботливого старшего брата. – Бля. Только не говори, что ты тоже из секты тех, кто ничего о себе не знает.       Роман о себе. И о цыганском выблядке, пожалуй, тоже. Джесси под взглядом цепенеет, сглатывает горькую слюну и пробует сесть в роскошной кровати чужой спальни. Его звезда сумерек.       – Тебе нельзя было меня увозить. – это первое, что она произносит, голосом наждачно-хриплым, севшим. Смотрит исподлобья затравленной девчонкой, стыдливо открывает лицо, откинув за спину раскрутившиеся за ночь локоны, и первой отводит взгляд в сторону, скосив глаза. Его самодовольная ухмылка делается шире – Роман понимает, что попал в точку. Не то чтобы у него клин на потеряшек или психичек, но у девчонки точно не все дома, а убогие и пожираемые собственными тайнами как глистами – это его клиенты.       Возможно, девочка станет для него спасением. Облик под стать. Славный белокурый ангел с надменным лицом топ-модели. Возможно, нет. Однако в избранном одиночестве упырского ублюдка, жрущего крыс и сырые бифштексы в знак протеста против своей же матери, выбор не столь велик.       – Послушай. И посмотри. Ты ночью двинулась по фазе, я едва успел тормознуть. Видишь? А теперь скажи, что не помнишь.       Ее сердце пропускает череду ударов: на руках мальчишки красуются порезы, длинные ровные полосы от лезвия, точно свежие и подернутые засохшей сукровицей. Роман, поймав внимание Джесси, медленно и терпеливо закатывает ткань черной рубашки выше и показывает самый страшный из будущих шрамов.       В ночных видениях к ней нередко приходят образы, надоедливые голоса, искаженные тени в зеркалах. Та же Джесси, лукавая, любящая игры, предлагающая новые правила. Попробуй, говорит она, голоса вторят и крутят одну и ту же песню. Что-они-сделали-что-они-сделали. Две пластиковые женщины.       – Я... – она смаргивает, густые ресницы так и трепещут. – Тебе не надо было меня увозить. Я же сказала.       Ему опять смешно. Он заворачивает рукава и медленно встает с места – девочка дергается, отползая к углу постели. Роман показывает ей ладони, мол, смотри, не трону, но и уйти пока не дам, не договорили.       – В курсе, что тебе повезло?       – Серьезно?       – Я бы мог тебя трахнуть. Мне, кстати, хотелось.       Годфри опережает ее короткой фразой:       – Ты девственница.       – Я не..       – Ты - да. У меня четкий принцип: я не распаковываю подарки первым, Джесси. Вызвать тебе такси?       Ее байки о похождениях и богатом сексуальном опыте походили на сказки со слюнявыми поцелуями и ласковыми любовниками. Ни капли правды. Так, возможно, она хотела бы, но никому не дается, будто девственность – последнее, что Джесси не успела продать. Ночью он, сбитый с толку стояком и приходом, пальцем не прошел дальше одного фаланга. На нее накатывает нечто похожее на паралич, и весь эфир девочки, сотканной из неонового света и золота, улетучивается с наступлением рассвета.       – Не стоит.