Венера

      ...Оглушающий рёв грома последовал сразу после ослепляющей вспышки молнии. Вокруг царил мрак, нарушаемый упомянутыми световыми искажениями. Четырёхлетняя Венера стояла у окна с затаённым дыханием и широко выпученными от изумления глазами. Первая гроза без дождя на её памяти. Происходившее производило на неё яркое, мощное впечатление, поэтому она смотрела во все глаза, не желая и боясь что-либо упустить. Обычно микс молний и грома ассоциируется с ужасом, гневом, разрушением. У девочки же сие связывалось с мощью да красотой, с величием да загадочностью. Языки молний мелькали с разрывами на считанные секунды. Громыхания тут же поспевали за ними следом, точно боялись отстать и сбиться с ритма. На Венерину головку легла рука. Двадцатипятилетняя Капитолина стояла сзади. На ней было белоснежное платье с вырезом «иллюзия закрытости», с юбкой годе, на ногах — балетки-лодочки в тон. Часть светло-циановых волос убрана в кичку, остальные же распущены и прикрывали лопатки. Девочка тепло улыбнулась ей, на что получила ответную такую же реакцию. Девушка гладила дочь по голове, смотря на творившееся за окном вместе с ней.       — Мам, я тебя люблю, — робко промолвила Венера, отвернувшись от окна.       — И я тебя, принцесса, — ответила ей Капитолина, прижав ту к себе. — Но потом это изменится. Приближается война. Из-за неё мы с папой отошлём тебя и твоего ещё пока не родившегося братика на Землю. Ты будешь ненавидеть меня такой, какой я стану, и это будет справедливо, на твой взгляд. Мне будет больно, но я не подам виду, а буду лишь держать планку. Я буду отдаляться от тебя, желая больше всего обнять, как сейчас. Я стану для тебя чужой, а ты не перестанешь быть для меня родной. Прости.       — Такого не может быть! Ты меня слышишь? Всё полный вздор! — дала волю подступившим слезам девочка, сильнее прижимаясь к матери. — Я не хочу верить! Это ведь неправда? На тебя погода так влияет, да? Зачем ты говоришь такие страшные небылицы?       Капитолина молчала. Венера буквально вжилась в неё, дрожала от услышанных слов, что навевали страх и боль. Она не хотела и не могла поверить в сказанное мамой, считала сие нереальным. Она и возненавидеть маму — невообразимо для неё, малышки своих родителей. Девушка гладила её по голове, обнимала всё крепче, точно в последний раз и боялась отпустить. Они чуть ли не срослись воедино, ибо так сильно страшились друг друга отпускать. Слёзы обильно лились из их глаз, обжигая щёки солью. Засверкали непрерывно искристые ленты молний. Громыхнуло громче, чем бывало до этого.       ...Хмурое небо. Сдувающий с ног ледяной ветер. Обильная слякоть. Опустевшие улицы. Вдали шум залпов орудий, смесь криков. Капитолина и Венера бежали, держась за руки. Обе были в изорванных, испачканных серых плащах, босы. Девочка старалась не отставать. Сзади слышалась мужская брань. Дыхание прерывисто. Сердцебиение ускорено, чему свидетели — пульсации в висках. На лицах — испуг. По телу изрядное брожение пота и дрожи. На них — правящая семья как-никак, — велась охота захватчиками с Нептуна. Они не останавливались, хотя сил не прибавлялось. Движение — ниточка для выживания. Остановка — её обрывание в лице смерти. Нагонявшие приближались. Капитолина заприметила открытую дверь в проулке, куда они вдвоём юркнули, катясь на спине по ступенькам. Девушка успела сориентироваться и посадить Венеру на себя, дабы та не ударялась.       Темным темно. Минимальная разбавка мрака тусклыми факелами. Сырость ощутима по одному запаху. Катакомба одной из заброшенных церквей. Они вскочили и продолжили бег. У Венеры подкашивались ноги, из-за чего она постоянно падала. Капитолина тут же поднимала её и после нескольких попыток перекинула через плечо, передвигаясь благодаря крупицам остатков сил. Они миновали около десятков двух поворотов. Шум шагов давно затих, как и голоса. Девушка споткнулась об корень и проехалась лицом по влажной почве. Девочка слетела с неё и врезалась головой в стену. Капитолина поползла к ней с кровоточившим лицом. Венера двигалась ей навстречу. Они стукнулись лбами и плюхнулись рядом, не желая более двигаться. Тела заныли от охвативших усталости, тяжести боли. Почва показалась им мягчайшей и удобной. Ни та, ни другая не могли шелохнуться из-за изнеможения. Они лежали так некоторое время молча. Начали приближаться мужские голоса, грубый топот ног. Сердца облились кровью и вновь забились чаще.       — Убегай как можно скорее! Я догоню, только беги! — тревожным шёпотом с дрожью торопила вскочившая на ноги Капитолина.       Венера кое-как поднялась с намерением возражать, но девушка строго посмотрела на неё, будто бы говоря взглядом: «Делай так, как я говорю, и не спорь.» Девочка всё-таки повиновалась и сорвалась с места, скрываясь за поворотами лабиринта катакомб и так желая ослушаться, но не смея. Она часто падала в бессилии, но вспоминала тот взор, поднималась и рвалась вперёд. Для четырёхлетнего ребёнка это было испытанием не по силам: оставить маму на произвол охотникам и бежать отнюдь не первую двойку километров. Но она не сдавалась, как бы мучительно, тяжело, пугающе то ни было.       Холодок скользил по телу, наводя бугорки мурашек. Дышать было тяжело, будто шею связали узлом или сжимали тяжёлой рукой, а нос забило. Веки преодолели слипшуюся пелену и раскрылись. Венера подпрыгнула на месте от увиденного в снах-обрывках. Тот же салон корабля. Снаружи пустыня с заброшенными зданиями. Ливерный небосвод подчёркивал безлюдность, опустошённость. Ни Кая, ни Цецилии не было видно или хотя бы слышно. Девушка поднялась с места, дабы размять затёкшие косточки. «Любопытная подборка была подтасована на сей раз. Видимо, моя мамаша обладает экстрасенсорными способностями. Если да, то могла бы предотвратить. Ах да, нельзя изменять предначертанное, особенно когда оно имеет превосходящие твои полномочия масштабы. Неужели раньше действительно всё было так? Из-за этой войны я осталась без кровной семьи… С чего вдруг я могу взять и поверить в это? Но почему-то хочется. Какая же я всё-таки наивная: хочу вести себя подобно маленькой девчонке, вздор! Пора взрослеть, Венер! Не вздумай повестись. Что было, то прошло. Она такая, какая есть сейчас, и другой становиться не собирается. Здесь холоднее, чем в суровую земную зиму, бррр...» — она, поёжившись от коловших игл холода, вышла наружу.       Цецилия и Кай шли в ногу в чёрных термокомбинезонах да сапогах в тон. Переодевшаяся в подобное одеяние Венера пыталась их догнать уже около десяти минут. Они шли неторопливо, но девушке всё равно не удавалось их нагнать. Лёгкие холодели (перед забегом та успела заметить, что температура равнялась минусу тридцати девяти градусов) и жгуче кололи. Женщина обернулась назад, при виде мчавшейся внучки притормозила, что сделал и мальчик. В боках словно поселились старые ежи, который барахтались на иглах и не могли подняться, из-за чего Венера крючилась от боли покалываний. В попытках отдышаться она обильно кашляла, задыхалась, не могла выпрямиться.       — Шевелись, капуша, нам не до глупых пауз, — сухо сказал Кай и посмотрел на неё с безразличием, оттенённым пренебрежением.       — Могли бы разбудить, между прочем. А ты не строй из себя главного, понял? Я тебе мигом уши надеру! — злобно прошипела та, откашливаясь.       — Успокоились оба! — рявкнула Цецилия, смерив их строгим взглядом. — Ты права в том, что могли и должны были тебя разбудить, извини. Кай, не будь таким грубым, хотя ты и верно заметил, что времени в обрез. Идёмте, дети мои, нас ждут великие дела. Молча шаг быстрее.       Те просверлили друг друга взглядами, будто они — заклятые враги, которых разняли в разгар стычки; и молча пошли следом за бабушкой с угрюмыми физиономиями. «Мелкий наглый выскочка! Как же он меня раздражает одним своим присутствием, что уж там говорить про его поведение! Если он молчит, то нравится мне намного больше. Я в упор не понимаю, зачем он с нами, к чему вообще нужен? Не ему же исполнять предсказание, а мне. Ладно, слишком много чести, что я о нём думаю,» — глядя под ноги, негодовала про себя Венера. Цецилия шла между ними, служа подобием громоотвода. Напряжение шло четвёртым, до того оно было ощутимо. Они приближались к одной из многочисленных развалин. Девушке отчётливо казалось, что она когда-то была здесь, поэтому она силилась вспомнить.       — Здесь раньше была деревня, в которой ты с Пантелеем часто бывала. Ты постоянно таскала его сюда, потому что люди были радушные, а атмосфера непринуждённая, уютная. Ты любила здесь бегать с ребятнёй, помогать взрослым и просто проводить время, особенно с папой, — сообщила ей Цецилия, слабо и грустно улыбнувшись. — Во время войны её сожгли вместе с жителями. Сейчас мы войдём в руины башни, где есть ведущий в ваш дом туннель. По нему ты часто сбегала сюда и возвращалась незаметно обратно. Пойдём же.       Венера взяла протянутую руку, идя за бабушкой, в то время как Кай обособленно шёл чуть позади. Сквозь перчатки девушка ощутила жар руки женщины, чему не могла не улыбнуться. Она отчётливо помнила её слова: «Чем горячее мои руки, тем дороже мне человек,» — сказанные года три назад, когда они ехали с ней вдвоём за паспортом. Они спускались по скрипевшим, шатким ступеням витиеватой лестницы, по ширине еле вмещавшей одного человека, из-за чего приходилось идти боком. Чем ниже они спускались, тем мрачнее становилось. Запах гнили усиливался, из-за чего шедший сзади Кай прикрывал нос, в то время как Венера терпеливо продолжала нюхать, а Цецилия активно вдыхала его и выдыхала, точно получая от сего удовольствие. «Бедный неженка Кай, — язвительно подумала девушка, глянув на его страдальческий вид. — Ой-ой-ой, весь из себя изысканный аристократ. Даже пылинки боится, чего уж там про запах говорить. Глупое создание. Бабушке-то хорошо, она у нас та ещё любительница специфических ароматов. Она как-то рассказывала о том, что жила десять лет на ферме, из-за чего полюбила кажущиеся другим отвратительными запахи. Мне начинает казаться, что эта лестница не имеет конца. Сколько мы уже спускаемся? Полчаса? Час? Больше?» — с подобными думами Венера продолжала следовать за Цецилией и старалась прикинуть, сколько времени они уже спускались, ибо прошло действительно больше получаса.       Когда блуждаешь по вонючим и дряхлым катакомбам длительное время, хочется вернуться в стены родного дома, если ты, конечно, не любитель искать приключения. По Каю было сложно не заметить, что он предпочёл бы быть где-нибудь в другом, более приятном месте. Венера же с Цецилией с любопытством разглядывали освещаемое синими летающими фонариками пространство. Они по-прежнему шли за руки, но теперь не змейкой, а бок о бок. Глухим эхом доносилось капание воды. Женщина сразу же сообщила, что уровнем выше находится действующий родник. Девушка напрягала мозговые извилины, дабы вспомнить какой-либо фрагмент из прошлого, связанный с сим проходом или с той сожжённой деревней. Ей было грустно, что так вышло. Она в принципе не была сторонницей войн, а таких последствий и подавно. Послышался топот. Все трое замерли и посмотрели друг на друга поочерёдно удивлёнными глазами. Шаги учащались, слышались отчётливее, ближе. Тут-то Цецилия схватила ещё и Кая, резко рванув вперёд. Тот бежал следом, как и Венера.       Кровь ускоренно циркулировала по организму в такт сердцебиению, рваным выдохам и слабым вздохам. Они бежали безостановочно, подстёгиваемые страхом попасться нагонявшим. Возраст женщины не умалял её физических способностей: она бежала быстрее мальчишки, которого буквально волочила за собой. Девушка неслась с ней в ногу, про себя поражаясь её прыти, но понимая, что при риске жизнью могут произойти явления покруче. Когда висишь на волоске от смерти, можешь не только передвигаться значительно быстрее, но и бить мощнее, кричать громче, соображать шустрее. Страх, подстёгиваемый неотъемлемым адреналином, пробуждает скрытые ресурсы, потенциалы ради самозащиты и спасения также тех, за кого ты в ответе. Раздавались рычания с лаем собак совсем близко, будто вот-вот тебе одна из пастей вцепится в зад или ногу. Венера посадила Кая на спину и ускорила шаг. Её примеру последовала Цецилия, дёрнув её влево, в то время как источники звука двинулись направо. Три облегчённых вздоха. Осторожные передвижения по цепочке. Шум вновь нагонял. Женщина и девушка с мальчишкой на спине старались бежать беззвучно, но это их не избавляло от укорачивавшегося в расстоянии хвоста преследователей.       Они врезались в незамеченную из-за частых оборотов стену, чуть было не упали, но устояли-таки на ногах. Улизнуть некуда. Тупик. Венера сняла Кая со спины, стала закрывать собой, будто щитом, вместе с Цецилией. Инстинкт защиты младших в обеих был развит отменно. Но чем это поможет перед им же неизвестным? Ответ налицо: ничем. Огонь факелов разрезал завесу тьмы, бросал на стены тени подходивших людей. По спине девушки побежали мурашки, её начинало трясти, что она старалась скрыть. Женщина взяла её за руку и крепко сжала то ли ради избавления от страха, то ли ради поддержки. Обе зажмурились от яркого света для привыкших к темноте глаз. Топот остановился совсем рядом. Сердце опустилось, как на лифте, стремительно вниз. Венера почувствовала горячее дыхание на своих ногах, что не могло не побудить её приоткрыть глаза и наклониться.       Три собаки-девочки породы грейхаунд — две чёрные и одна песочная, — чуть ли не запрыгивали на Венеру, радостно виляя хвостами. Она, отпустив руку Цецилии, села на колени, начала гладить их с счастливой улыбкой, получая от них облизывания лица, рук, радостные тявканья. Кай побежал к ссутуленной тридцативосьмилетней Капитолине, которая шла к ним. Она была в серебристом плаще, с белыми распущенными волосами, уходившими в капюшон. Лицо той, при близком рассмотрении, было усыпано паутинками морщин, складок, что её сильно старило. Вид был замученный, напряжённый, усталый. Глядя на бежавшего мальца с вытянутыми руками, Капитолина не изменилась в выражении физиономии, но глаза преобразились: заместо загруженности, задумчивости, грусти в них загорелся огонёк тепла, любви. Венера делала вид, что полностью поглощена общением с собаками, но, на самом-то деле, наблюдала и видела все детали. Кай обвил руки вокруг шеи присевшей на корточки матери, на что та обняла его в ответ. Они выглядели счастливыми, как истинные мама с сыном. Цецилия разговаривала с одним из стражников, прятавшим лик под капюшоном. Капитолина устремила взор на Венеру. Они встретились взглядами. Обе смотрели друг на друга, не меняя мимики, но в глазах первой читалась боль, а второй — злость. Девушка злилась на неё за то, что она бросила её, что вела себя подобно циничной стерве.       — Не хочу отвлекать от телячьих нежностей, но нам нужно идти, — грубо проговорила Венера. — Следить за нами вовсе необязательно, только страх нагнали.       — То черепаха, то пострел. Подождёшь уж! — буркнул Кай, не желая отпускать маму. — Как так вообще с мамой можно разговаривать?       — Свои слова вспомни о том, что время дорого. Не подожду. Без тебя справлюсь. Как хочу, так и разговариваю, усёк? Тоже мне мать нашлась, — раздражённо заговорила девушка, намереваясь затеять полемику.       — Венера права, — перебила её Капитолина. — Извини, что перебиваю. Вам действительно не нужно чересчур задерживаться. Мы не следили за вами, а лишь обследовали проходы на наличие врагов и приняли вас за них. Идёмте же, выход отсюда у нас всех сегодня одинаков. Потом поговорим. Цецилия Григориановна, не отставайте, у меня к вам дело.       Женщины пошли впереди, за ними последовали попарно четыре стражника с собаками, а Венера с Каем были замыкавшими. Оба даже не замечали, что шли в ногу, так как были погружены в себя. «В прошлый раз такой деликатностью не разила. По-любому за этим скрыта какая-то стратегия. Не верю я ей. Почему у неё и Кая такие взаимоотношения? Я более чем полагаю, что он знает о чём-то неизвестном мне, а это ставит её в его глазах совершенно иначе. Или же у него другое понимание ситуации. Всё это слишком странно для меня. Я по-прежнему не понимаю, зачем он с нами? — размышляла Венера, поглядывая на беседовавших Капитолину и Цецилию. — Инстинкты мои развиты неплохо, если вспомнить недавний момент с забегом и защитой. Тут возникает спорный момент: Кай мне крайне неприятен, но я старалась его защитить. Человеколюбие здесь не при чём. А что тогда причём? Похоже, всё-таки гуманность. Я не чувствую к нему ни сестринских чувств, ни чего-либо подобного. На меня кто-то смотрит...» — с сим ощущением девушка стала ворочать головой по сторонам, пока не наткнулась на взор Кая. Мальчик смотрел на неё пусть и не преисполненными дружелюбия, симпатии очами, но с благодарностью и с тенями недоумения, страха. «Его недоумение мне понятно. Я бы тоже подобному удивилась. Но чего он боится?» — замялась Венера. В качестве ответа её руку сжала ручонка того, на что девушка сжала её в ответ. «Ему страшно остаться снова одному,» — промелькнуло в голове у неё. Они так и пошли.       Первое мнение об человеке обычно безосновательно, преимущественно отрицательно. Оно имеет свойство подвергаться дальнейшей коррекции на медленно, но добротно работающих шестерёнках. Пример с Каем служил тому подтверждением: изначально он показался напыщенным, а теперь раскрывался, подобно робкому цветку, во всём своём подлинном виде брошенного ребёнка, старающегося защититься своим характером, желающего верить, любить и быть любимым. Венера постепенно приходила к пониманию этого, как бы сильно не настраивала себя против него, не искала в нём изъянов. Мальчишка был таким же человеком, как и любой другой, в придачу ко всему стал попутчиком девушки в сем путешествии. Она основную часть времени с того известия разрывалась между двумя сторонами: либо отвергнуть, либо принять. Сия дилемма проявлялась во всём, начиная от выбора места жительства и заканчивая отношением к Каю. Но граней-то не две, а намного больше. Венера постоянно стояла перед выбором, который так сложно было делать, а принимать и того труднее. Девушка пыталась отрицать наваливавшиеся изменения, потому как не была к ним готова, не хотела их. Но от этого ей самой же становилось тяжко, что она видела, но с чем ничего не делала, так как, опять же, извечно колебалась из-за сомнений, неизвестности. Множество троп запутались друг с другом, между собой в сложную паутину, и Венера не считала себя способной распутать их.       Царивший сквозняк сотрясал кости изнутри. Они шли по коридорам, которые для девушки были в подлиннике детства родными. Сейчас же сие пространство представляло собой заброшенные и заснеженные останки. Зрелище потрёпанное, тусклое, жалкое. Молчание снизошло на шедших, никем не нарушалось, давило тяжестью вместе с хандрой разрухи вокруг. «Война, как время, но более жестоко, стирает всё. Если бы я помнила всё, имела к тому привязанность, мне бы было очень тяжело здесь находиться. А так лишь неприятный осадок от состояния места. Мой дом, но почему так пусто внутри? При упоминании об родной обители обычно становится тепло, а я не чувствую ничего. Значит, не моё это место. Интересно, а для Кая чем является? Да и куда мы сейчас идём?» — размышляла Венера, оглядываясь вокруг, не находя каких-либо признаков жизни, чего-то смутно-былого. Пронёсся писк, за ним последовали другие. Капитолина с Цецилией остановились, будто их приклеили. Остальные тоже затормозили и смотрели на них, так как обе являлись предводительницами: Капитолина — для своего сопровождения, Цецилия — для внуков.       — Ты же не хочешь сказать, что во время лавины смогли уцелеть скабери*? — обращаясь к Капитолине, спросила нервозно Цецилия.       Спрошенная закивала на манер болванчика, глядя на потолок, из которого вылетали упомянутые. Цецилия схватила внуков за руки, понеслась вперёд, чуть ли не влача их. Она затащила их в тёмно-тесную, но уцелевшую каморку, заперлась с ними там. Помимо писка скабери раздавались крики, в том числе Капитолины, лай собак. Кай хотел выйти, но был удержан бабушкой. Цецилия повела их, они теснились, но шествовали.       — Погеройствовать ещё успеете. Они сконцентрируют на себе внимание, если выживут, — нравоучительно, с толком и расстановкой проговорила женщина. — Кай, даже не начинай.       Названный лишь вздохнул. «“Если выживут,” — звучит многообещающе. Хотела б я посмотреть на сие зрелище. Но нет же, надо идти к великим свершениям. Я устала таскаться туда-сюда непонятно зачем да для чего. Никого это, конечно же, не волнует, кроме меня. Издевательство сплошь и рядом!» — Венера старалась на отставать. Её подстёгивали доносившиеся крики и писки. Она не хотела кинуться на помощь, только побыть наблюдателем, прознать про страх матери, предполагая его связанным с утерей власти или чего-то подобного меркантильного рода. Девушка отказывалась видеть в ней человека в упор. Они перебрались в туннели пещеры, о чём свидетельствовал их вид. «Опять блуждать незнамо где,» — утомлённо, раздражённо предположила про себя та. В сей миг сверху свалился большой наполненный мешок. Трио замерло от неожиданности. Не каждый день перед тобой падает что-то подобное, ещё слабо шевелящееся. Венера решила развязать его, что ей удалось без особых усилий. Тут же вылезла белая рука...