Венера

      Наружу вылез девятнадцатилетний парень-альбинос. Он был высок, анорексически худ, свойственно бледен. В нём Венера видела повзрослевшего Бела: те же длинные растрёпанные волосы до плеч молочного оттенка, ромбовидное лицо, большие круглые белые глаза, неизменно косящие, с красноватым оттенком, окаймлённые почти незримыми горизонтальными бровями; греческий нос и тонкие губы. Произошли «преобразования»: вокруг глаз обгоревшая кожа, чуть ли не на каждом миллиметре шрамы, ожоги. Девушка не была уверена из-за «украшений», потому не озвучивала пришедшего на ум предположения, и протянула ему руку с желанием помочь вылезти. Парень осторожно сжал своей рукой её, вставая. Он, отпустив ту, стал распрямлять хрустевшие кости и разминать затёкшие конечности. Цецилия и Кай молча наблюдали в незнании вариантов действий. «Бел ли это? Как похож! Но моей памяти верить особо не стоит: столько лет уже прошло с нашей последней встречи. Почему я так боюсь его спросить? Его внешность завораживает и в то же время как-то пугает своей нетипичностью, если рассматривать привычное для меня окружение людей европейского типа внешности. Он поворачивается в мою сторону. Может, узнает? У него память лучше моей, чай,» — при виде разворачивавшегося у Венеры сердце ёкнуло, опустилось от предвкушения разрешения её вопроса.       — Кто меня вытащил из мешка, в котором я так долго барахтался? Спасибо тебе! Назовись мне, спасший, и подойди поближе. Я слеп на оба ока, потому дай хоть послушать да потрогать тебя, — проговорил соловьиным голосом Бел, коим тот, вне сомнений, являлся.       Девушка выпятила глаза так, что они чуть ли не вываливались. Она не сообразила, даже видя его побои, что парень стал незрячим. Цецилия подошла сзади к внучке, подтолкнула навстречу тому. Его рука, ещё недавно торчавшая из мешка, нащупала локоть стоявшей напротив. Венера не могла поверить в то, что он, во-первых, живой, во-вторых, стоит перед ней, в-третьих, так изувечен. Ею завладел шок, внешне который больше напоминал испуг. Язык заплетался, коверкая слова в бессмысленные звуки. Случайная встреча с человеком из прошлого — событие впечатляющее! Особенно с тем, кто с детства остался в воспоминаниях другом, кого в живых-то увидеть казалось нереальным.       — Я лишь развязала его и подала тебе руку. Вылез же ты сам, Бел. Ты помнишь меня? — Венера смогла совладать с охватившим её волнением, говоря сие, и ещё приблизилась к нему.       Из его слепых очей потекли слёзы. Бел крепко прижал к себе её, содрогаясь от заставших врасплох рыданий. Девушка обняла его в ответ, чувствуя ком в горле, слезливость в уголках глаз, дрожь. Связанные с парнем происшествия закружились пчелиным роем в голове, высвобождаясь из клетки закодированной памяти. Он буквально вцепился в ту, боясь отпустить. Для неё подобное было в диковинку, но будоражило изнутри от этого знатно. Бел гладил её по голове, по лопаткам, походя на маленького ребёнка; плакал от счастья встречи и от перенесённых злоключений. Цецилия, положив Каю руки на плечи, наблюдала за встретившимися. Сие зрелище не оставляло равнодушной ни её, ни мальчика, вспоминавшего недавнюю встречу с матерью. Они ждали, пока друзья успокоятся, ибо готовы были ожидать сколько угодно. В такие моменты не до времени: оно словно останавливается, его как бы нет вовсе. От Венеры с Белом исходил ореол тепла, счастья встречи после длительной разлуки. Казалось бы, девушка не помнила парня, но стоило только увидеть, как сразу же загорелась прежними сестринскими чувствами к нему. Обнимавший подхватил её за талию и стал кружить в воздухе, с каждым оборотом ускоряясь. Венера чувствовала себя юлой, испуганно и задорно вскрикивала, раскручиваясь Белом вокруг его оси.       — Видеть б мне тебя, Вена! Ты, наверное, сильно изменилась, по-женски расцвела! Такое ощущение, будто это один из моих многочисленных снов. Постой… Ты же не должна знать… — парень восхищённо голосил, задыхаясь от переизбытка чувств и кручения, на последних же двух предложениях его голос задрожал, он перестал крутиться и поставил ту на ноги.       — Что с тобой стряслось? Почему ты слеп, так изувечен? Кто это сделал с тобой? — напуганно-нервозно вопрошала девушка, тряся его за плечи. — Разумеется. Ты тоже выглядишь иначе. Я снилась тебе? Как часто? О чём сновидения были? Как видишь, узнаю, ибо сознание оказалось сильнее через призму снов. Ты тоже в курсе, значит? Все, что ли, знали об выбросе меня на Землю с столь изощрёнными манипуляциями? Или ты не об этом, а? — её тон перешёл в любопытствующий, затем в раздражённый, но всё также переживающий.       — По дороге поговорите. Нам лучше не тормозить, — вмешалась Цецилия, идя вперёд вместе с Каем. — Не дави на него. Ему сейчас нужна помощь, а не твоя напористость. Бел обладает даром предвидения, поэтому может знать наперёд. После твоей отсылки на Землю пошло массовое истребление альбиносов под руководством твоей матери. Парень выжил лишь благодаря Пантелею, кстати вернувшемуся с Юпитера. Тот отослал его с отрядом разведчиков на Марс, чтобы они его там передали Азарию — родному брату твоего отца, — на попечение. Насколько я знаю, Капитолина подстроила ему смерть, а Бела отдала на растерзание «буйным» — её элитной страже. Дальше я ничего не ведаю.       — Цецилия Григориановна права. Не будем стоять на месте, — заговорил Бел, которого Венера повела под руку. — Тебя тоже можно понять, Вен. И спасибо за помощь. Сказанное ею было в действительности. После я подвергался многочисленным пыткам от них (последнее, что я видел, — огненный факел в руках Капитолины, которая, наверное, лишила меня зрения), был засунут в сей мешок и пущен с горки, по коей съехал к вам. Да, ты мне снилась. Раньше я бы мог сказать частоту: раза по три-четыре в неделю. Теперь я не ориентируюсь во временно-пространственном мире. Ох, бывало там многое: мы в детстве и позже, ты с земными родителями, с Патрицией... Я знаю, что то были проекции твоей реальности: если я связан с человеком, я вижу не только его будущее, но и настоящее с прошлым. Разоблачение реальности вещей неизбежно. Ты многого ещё не знаешь. Но я не могу тебе ничего сказать. Надеюсь, ты понимаешь.       Девушка предпочла промолчать. Четвёрка попарно шла дальше по тускло освещённому туннелю, сворачивая то налево, то направо. «Бесчеловечная тварь! Хладнокровная губительница, тем ещё забавляющаяся! Почему она — моя биологическая мать? За что мне такое наказание? Всё-таки к лучшему, что она меня отослала на Землю — жить с такой сволочью я не согласилась бы ни за какие коврижки! Как же я хочу замучить, избить её до смерти! Ненавижу её, как никого не ненавидела! А с Каем другая… Фальшивка! Дурит мальчишке голову, а он и рад! Как она может так поступать с теми, кто к ней даже не имеет ни малейшего отношения, и вообще с кем бы то ни было? Почему она такая жестокая скотина? Неужели в ней нет ничего хорошего? Неоткуда взяться! Я в бешенстве! Почему она ещё жива? Почему её никто не угрохал? Я бы этого убийцу обожала! — лютовала про себя Венера, уже в который раз возвращаясь к сей теме, но тут же резко её сменив: — Хватит о ней. Получается, Бел знает мою подноготную, которую я сама не ведаю. Сказать, увы, он мне не способен: будущее нельзя оглашать, ибо оно должно оставаться неизвестным. Я бы столько всего хотела узнать! Я чуть ли не в полном мраке неведения. Чёрт, я начинаю говорить подобно писателю! Совсем дурею с такой жизнью! Бедный Бел, сколько же ты натерпелся: остался один-одинёшенек, слеп, измучен. А я помочь тебе ничем не могу, сделать не могу ровным счётом ничего. Тебе досталось гораздо хуже моего удела. За дары сваливаются проклятия. Всему своя цена. Опять из меня движет литератор! Сколько нам ещё болтаться? Куда мы прём? Ноги побаливают. В кроватку лечь хочется в обнимку с Юмом, а ещё лучше — с Пат… Эх, милая моя, как ты там? Думаешь ли обо мне? Ты не знаешь о том, где я. Волнуешься, наверное, ходишь по коридорам и нервно озираешься по сторонам, сжимая и разжимая кулаки. Спасибо твоей сестричке. Хотя я сама виновата, что не рассказала. Знала бы ты, как мне тебя не хватает...»       Они скитались уже незнамо сколько. Очередной заворот вёл в ничем не отличающийся от предыдущего туннель. Послышалось шуршание страниц. Цецилия остановилась и устремила испуганный взгляд вдаль. Её примеру последовали остальные. Шёпот бумаги ускорялся. Венера недоумевающе смотрела на женщину, которая застыла на месте, а краем глаза увидела подобное и за Каем. Лишь Бел внимательно, настороженно смотрел в том же направлении, что и ведущая их. Повисла тишина. Немного постояв, Цецилия продолжила идти. Произошедшее озадачило Венеру: она не понимала, откуда разносились те звуки, почему бабушка с парнем так отреагировали. Навстречу пирамидой — один спереди, сзади двое и так далее, — двигались силуэты. Первой к ним приближалась Аспид, что девушка безошибочно определила по тёмно-циановым очам той, затем уже по чертам. Сзади продвигалась, соответственно, её компания. Внутри узнавшей всё затрепетало. При встрече взглядами она и вовсе мысленно сжалась. Без сомнений, Венера боялась Хаас, что сама же понимала и старалась скрыть. Напрасно! Глаза выдавали с потрохами, ведь не зря их называют зеркалами наших внутренних мирков. С каждым шагом, укорачивавшим расстояние между ними, девушка белела от ужаса, будучи не в силах как-либо двинуться. Подошедшая протянула изувеченную шрамами, ожогами руку ей. Венера колебалась, но всё-таки подала дрожащую свою.       Глаза в глаза. Первые преисполнены решимости, задора, хитрости, тяжести, вторые же излучали недоумение, страх, немой вопрос: «Что у тебя на уме?» Аспид едва ощутимо сжимала ладонь той. Они неотрывно изучали друг друга, пока остальные стояли поодаль и наблюдали за ними, точно предвкушая развязку встречи хищника и жертвы. Время шло. Ничего не происходило, но напряжение в воздухе не убавлялось. «Сколько могут продолжаться эти гляделки? Она меня зрительно анализирует, но что ей это даст? Я даже не знаю, как прервать зрительный контакт, ибо шелохнуться боюсь. Чего я вообще боюсь, ё-моё? Я сама толком не понимаю. Но стоять так и таращиться особо желанием тоже не горю. Может, как-нибудь попробовать дёрнуться для разнообразия?» — подобного рода мысли бродили в голове Венеры, пытавшейся разобраться в страхе перед Хаас. Она в упор не понимала его причин, плававших на поверхности: сия сильная боязнь брала корни из детства, где Аспид представала антагонистом.       — Не думала, что так скоро ты будешь обитать на родине. Впрочем, слишком предсказуемо, как и вся ты. Если будешь такой открытой и глупой, долго не протянешь, — самодовольно прервала молчание женщина. — Вы, кстати, тут можете пробродить до смерти. «Королевские дебри» мало кто из представителей вашего рода мог пройти. Вас вывести отсюда? Или хотите поплутать? Ваш провожатый Бел не компетентен из-за зрения, а так он был бы бесценным путеводителем.       — Без тебя разберёмся, так что можешь проваливать, — резко выдала Цецилия и пошла вперёд. — Бел, Венера, Кай, шевелитесь! А ты, Хаас, не попадайся больше мне на глаза, иначе…       — Что? Убьёте моих родных, которые и так умерщвлены вашим родом, в частности вами через дочь? Не прокатит больше! Зря я не грохнула вашу внученьку! Вы дурите девчонке голову, как Капитолине, делая из неё очередную машину для реализации ваших прихотей. Мамаше-то её осталось чуть-чуть, замена нужна. Браво! А какие масштабы себе отхапали, как провернули всё, чтобы виновной была собственная дочь! Я бы восхитилась, но нечем: слишком много серьёзных промахов перекрывают ваши успехи, — ненавистно прошипела Аспид, ударив по стене. — Поскорее бы вы подохли, Цецилия! А ты, Нер, лишь марионетка, которой запудрили мозги! Бел, лучше сваливай, пока не стало слишком поздно! Разве не видишь, какая благодарность льётся? Кай, солнечный ты мальчик, не стоило тебе идти с этой старухой, лучше б остался с матерью или вовсе на Земле. Вы отсюда либо не выберетесь вообще, либо целыми. Чао!       Хаас пафосно вскинула голову, распрямилась, пошла прочь, на одном из заворотов повернувшись и подмигнув Венере. Девушка стояла в оцепенении, смотрела туда, куда ушла женщина, — она зависла, будто её опустошили, выжали из неё всю энергию. От слов Аспид, столь сильно, чувственно, убеждённо сказанных, у Венеры рисовались сомнения. Не может врать человек, у которого глаза горят подлинными ненавистью, болью, искренностью. Это не предубеждение. Врущий человек сам себя выдаёт слабой палитрой чувств, как бы не старался раскрасить, усилить её. Девушка знала это, поэтому находилась в замешательстве. Она посмотрела на Цецилию, которая, явно предугадывая возможные вопросы, мотала головой, мол, неправда это, наговоры, бзики. Венера собиралась что-либо сказать, но эхом доносился отвлёкший грохот, напоминавший слаженные биения кирками с последующим треском камня. Все четверо синхронно обернулись влево (Аспид ушла направо, откуда явились они).       То было предвестием нападения оравы чёрных карликовых долгопят (из рода приматов). Они из себя небольшие зверьки, где-то с яблоко величиной, с голыми хвостами, у которых кисточка на конце; с длинными задними конечностями, с чрезвычайно длинными пальцами, у коих присоски на концах. У них крупная округлая головой, сидящая на позвоночнике более вертикально, чем у остальных представителей рода обезьян; с круглыми и голыми ушками. Их большие, выгнутые вперёд глаза песочно-зеленоватых оттенков напоминали крупные бусины и пугали. Напавшие не были типичными не только из-за окраса, но и из-за изобилия маленьких лапок на животе, в уменьшенном варианте волчьих клыков, а также ввиду хищной плотоядности. Венера неслась без какой-либо цели, чтобы бежать. Она полагала, что долгопята отцепятся от неё. Но этого не происходило. Они быстро и болезненно кусали, ловко переползали, из-за чего их сложно было поймать или скинуть; крепко цеплялись, поэтому не сваливались. Венера сбегала по склону, в связи с чем норовила в любой момент упасть. Зверьки непрерывно кусали её. Из-за одного зверька, сидевшего чуть выше глаз, она плохо видела дорогу. Девушка махала руками в тщетных попытках избавиться от них.       «Как мне от них отделаться? Я не знаю, сколько я так бегу, но явно одна. Что мне делать? Чего эти маленькие гады могут вообще бояться? Да и как я могу использовать их страх, если нахожусь в злополучных коридорах подземелья?» — Венера шевелила мозгами, уже скатываясь на заднице вниз, отшвыривая от себя наглых приставучек-долгопят. Девушка была обескуражена ими — ранее их не видела в живую, только на картинках пособия биолога, — и их поведением, ибо, насколько она знала, они не нападали на людей. Понять то, что сии были нетипичными представителями, было несложно, но от этого не становилось легче найти способ избавления от них. В прокусы попадала пыль, смешиваясь с светло-голубой кровью. «Топливо организма» утекало. Венера ощущала накатывавшую вялость, истерически вопила и продолжала разбрасывать долгопят подобно теннисным мячикам. Их не становилось меньше. Голос садился, хрипел. Девушка пыталась затормозить, но вскоре опоры под попой и ногами не было. Она камнем полетела вниз вместе с облепившими зверьками.       Посадочным пунктом стала мутная вода, какая встречается в болотах. Венера судорожно начала плыть «баттерфляем», чтобы не утонуть. Хватки долгопят на себе она не ощущала, что не могло её не порадовать. Она поднимала корпус над H₂O, когда синхронно, напористо и скоро гребла выпрямленными руками. Глубокий вдох. Нырок. Девушка заприметила какую-то сетку с исходившим из-под неё белым светом. Венера решила подплыть поближе, чтобы присмотреться: белые световые лучи не давали ей покоя. Вода со дна толкала наверх, но та упорно сопротивлялась, шустро приближаясь к цели. Ей нужно было подниматься, ибо запасённый воздух заканчивался. Венера вцепилась в сетку и потащила её на себя. Объект сначала не поддавался тяге. Девушка, ощущая заполнявшую лёгкие жидкость, вложила последние жалкие усилия и всё-таки смогла убрать сетку. Её начало засасывать в открывшийся проём вместе с H₂O.       Её тело было в чьих-то крепких руках. Венера думала, что умрёт ввиду своего падения, поэтому удивлялась живым ощущениям. Только девушка открыла глаза, она тут же их вылупила в немом шоке: её держал промокший Пантелей, уже перешедший в преклонный возраст — ему было около пятидесяти семи. То же морщинистое — морщин лишь прибавилось, виднелась щетина, — прямоугольное смуглое лицо. Волосы почти седые, взлохмаченные, в неопрятном хвосте. Те же поглощающие мятно-зелёные очи с желтовато-белыми горизонтальными сраставшимися бровями, курносый нос с вертикальным шрамом на переносице, тонкие губы, по-прежнему едва приметные и обветренные. Он исхудал, но был таким же высоким и крепким. О втором свидетельствовал факт держания им на руках дочери. Венера помнила его именно таким из снов, но не могла поверить, что находилась рядом с ним. Пантелей был одет в мешковатый грязно-бежевый плащ с серым потёртым шарфом. Мужчина выглядел замученным, уставшим, задумчивым, но счастливым: о том говорили его преисполненные нежностью глаза при взгляде на дочь. Венера слезла с отцовских рук и по-детски прижалась к нему. Он обнял её в ответ, утыкаясь в висок, задевая щетиной девичью кожу. Девушка чувствовала себя по-настоящему счастливой, нашедшей так не хватавшего родительского тепла с любовью. Вторая встреча с прошлым. Она боялась отпустить его, словно тот мог оказаться миражом. А что Пантелей? Он неощутимо для дочери плакал, не способный поверить происходящему, вкусивший вселенское счастье в простом объятии с таким дорогим человечком, которого в последний раз видел одиннадцать лет назад. Венера, подобно отцу, незаметно плакала. Она ощущала, что он не имел отношения к её отбытию на Землю, что он искал её, ждал, скучал по ней. Дочерняя интуиция твердила ей то безустанно, и девушка верила, как дети верят в сказки — наивно, самозабвенно. Они не отпускали друг друга, упиваясь встречей после столь долгой разлуки. Пантелей целовал израненную дочь, шепча то её имя, то какие-то ласковые прозвища и слова: он пытался сказать словами невыразимое. Сколько времени прошло! Сколько всего переменилось! Дочь с отцом понимали это, но какое сейчас, в миг высшей эйфории, в миг сближения разлучённых тасовкой случаев, им было до этого дело?