оливковое масло

— Что, настолько сильно кулаки чесались? Полмира объехал, просто чтобы мне врезать? Был конец ноября. Такао сидел за столиком на веранде общежития в рабочем джинсовом комбинезоне и широкополой соломенной шляпе, скрывающей его загорелое смуглое лицо. Закинув ногу на ногу, он взирал на приезжего к нему понурого друга, как на пса, вернувшегося после затянувшейся прогулки. На Мидориму страшно было смотреть — осунувшаяся физиономия, впалые щеки, огромные мешки под глазами, и все это обрамляла несуразная для климата Испании одежда. Человек в футляре собственной персоной. Как добрался в эту Тмутаракань, Шинтаро, аналогично Казунари в свое время, тоже не помнил. Это место затянуло их со всеми потрохами, оставив блуждать в забвении среди теней пережитков прошлого, и, только поборов их, они смогут вспомнить причины нахождения здесь. Мидорима заранее не продумал все пути отступления, поэтому просто стоял на лестнице с виноватым взглядом, ожидая, когда Такао хотя бы пригласит его присесть. — Да не переживай ты так! Сейчас то я точно готов дать тебе отпор. Давай, подставляй-ка свое смазливое личико. — сказал брюнет, настаивая на продолжении баталии в спортзале. Лицо Мидоримы не выражало ни капли враждебности. Драться с Такао сейчас явно не входило в его планы, что не ускользнуло от внимания последнего. Гордость Шинтаро ни за что бы не дала ему остаться безнаказанным за причиненные увечья близкому человеку. Таким образом, брюнета снова озадачили дилеммой. Опять последнее слово, решившее бы дальнейшие их отношения, оставалось за ним. Казунари цокнул языком, встал из-за стола и уже готов был по привычке возложить на себя ответственность, покончив со всем, как вдруг Мидорима внезапно открыл рот. — Как скажешь. — Не понял? — Врежь мне… пожалуйста. Поставь жирную точку прямо на моем лице. Такао разочарованно вздохнул, замахнувшись для удара. — Но... — невозмутимо продолжил Шинтаро, — не ставь точку в наших отношениях... Казунари немедля врезал другу меж глаз, разломав очки вдребезги. Треснувшая правая линза не хотела сползать с лица Шинтаро, выставляя его в еще более нелепом свете, чем можно себе представить. — Хорошо. Взамен я выбью из тебя все высокомерие. — Да ты ведь уже… — пролепетал Мидорима, прикрывая ладонью кровоточащий нос. — Нет, выбивать его я буду не так. Такао ненадолго зашел внутрь дома, вернувшись со смоченным платком в горошек. Усадив Шинтаро на стул, он помог приостановить кровотечение, приложив тряпку на переносицу и сдавив крылья носа. Хоть Мидорима и сидел на стуле в три погибели, Такао стоял перед ним во весь рост, непригнувшись. — Скажи спасибо, что я сейчас временно удовлетворил твое самолюбие. — хмыкнул брюнет. — Будь доволен собой, теперь тебя не будут мучить кошмары с участием моей мерзкой рожи... или как там ты ее описывал при последней нашей встрече? — Ошибаешься. Они будут мучать меня всю жизнь. Брюнет опешил. До этого Мидорима оставлял без внимания чувства других людей, извиняясь лишь из принципа чистоты совести, а теперь он сидит согбенный под грузом вины, умоляя нести ее крест до гроба. Шинтаро по-ребячески держал руку Такао, обрабатывающую нос, как бы упрашивая не оставлять его. Казунари попытался одернуть бедолагу, но хватка была у пострадавшего словно у мертвого. — Ладно, проехали... Мы квиты, расслабься. Но на двух стульях ты больше не посидишь. — смирился Такао, дав Шинтаро щелбан. Мидориму данный жест никак не задел. Сощурившись, он притянул брюнета к себе, дабы получше разглядеть выражение его лица. Казунари от неожиданности потерял равновесие и приземлился согнутым коленом на стул между ног парня, уперевшись им прямо ему в пах. — Спасибо. Шинтаро сжал в объятиях Такао, твердя как мантру слова благодарности. Последнему же на ум лезли только всякие пошлости в виду нахождения в такой странной позе еще и на улице. Он покраснел и быстро попытался высвободиться. — Хорошо, хорошо... ! — похлопывая Мидориму по спине, как заведенный повторял брюнет. — Давай-ка лучше не здесь. Только сейчас до Шинтаро дошла вся неловкость сложившегося положения. Он неохотно отпустил Казунари. Беседа свелась на нет. — Эмм, ну... — промычал Такао, почесывая затылок. — Что насчет того, чтобы съездить куда-нибудь, когда твой нос придет в … — А сейчас ты занят? — перебил Шинтаро с полным равнодушием к вопросу своего внешнего вида. — Нет, но я планировал съездить в музей в Мадриде. Правда, билеты прямым рейсом туда довольно дороговаты, поэтому я хотел сделать бронь заранее… — Сколько? Я заплачу. Мидорима полез в карман в поисках кошелька. Казунари остановил его. — Подожди, ты ведь вообще не в курсе здешних расценок. Все нормально, если мы просто помотаемся по округе. Куда хочешь сходить? — участливо начал сыпать расспросами Такао, расхаживая из стороны в сторону по веранде. — Ах да, точно же! Тут неподалеку есть местный баскетбольный клуб. Сыграем, как раньше, что скажешь? — Мне нет дела до баскетбола. Куда хочешь пойти именно ты? — слегка раздраженно повторил Мидорима, скрестив руки на груди. — Конечно … прости. — брюнет, сожалея, что завел разговор о спорте, ударил себя по лбу. — Не припомню, чтобы тебя хоть когда-то волновали мои интересы. Ты действительно сильно изменился, а я опять пошел на попятную... — С этого момента я начну прислушиваться к тебе. — Сильное заявление. — с подозрением ответил брюнет. — Не веришь мне? — Да, но хочу поверить. — Тогда едем. — Шинтаро встал со стула и снял платок с переносицы. — Кровотечение уже остановилось, да и не просто так ведь я взял несколько подработок, чтобы накопить на поездку сюда. Думаю, этих денег хватит не только на один музей. — Буржуй! — А ты кто тогда? Деревенщина? Ха-ха! — Мидорима залился смехом. У Такао челюсть отвисла от такого поворота событий. Мало того увидеть на лице Шинтаро некое подобие радости, так еще и услышать его смех было в новинку. Не иначе кровь в голову ударила. В целях проверить это предположение брюнет обеспокоенно коснулся лба сумасшедшего тыльной стороной ладони, но ничего подозрительного не обнаружил. Мидориме забавно было наблюдать за этим, поэтому он не мешал. — Все нормально. — со вздохом облегчения принялся он успокаивать друга. — Просто, возможно, я впервые за всю свою жизнь был честен с самим собой... и тобой, Такао.