оливковое масло

Воздух Испании благотворно повлиял на Такао. Разум его больше не тешили мысли о любви, сердце начало черстветь, а книг по истории искусства, которые он успел прочитать здесь за эти три месяца, стало больше, чем могла бы вместить его маленькая коморка. После того дождливого дня парень, недолго думая, направился домой объяснять родителям свои планы насчет незапланированной поездки. Будь причина не столь веская, отец его вряд ли бы отпустил и не одолжил бы денег на первое время. Не то что бы Такао мечтал поехать в Испанию, просто это была единственная страна, в культуре которой он хоть как-то разбирался потому, что изучал испанский в университете, в который, откровенно говоря, возвращаться желания не было. В этот же день, перерыв весь интернет, он нашел вакансию на плантации по выращиванию олив, спонсировавшейся благотворительной сельскохозяйственной организацией Гранады. Звучало весьма и весьма подозрительно, учитывая неплохие условия работы и поощрения для студентов ин.яза, но Казунари того и надо было, чтобы найти на свою задницу приключений, так что отъезд не заставил себя долго ждать. С собой вещей он взял немного: необходимые книги, пару сменных вещей да ноутбук. Единственное, с чем он расстаться не мог, был телефонный номер Мидоримы.

* * *

С каждой проведенной неделей в Баэне чувства Такао все больше угасали. Их сменила детская заинтересованность во всем, чтобы он не повстречал в этом маленьком городке. Осматривая окрестности, парень своим любопытством доставлял немало проблем продавцам, соседям, да что уж там, всем жителям города, заглядывая в каждую лавку и трогая что ни попадя. Его болтливость на испанском вовсе не доказывала великолепное знание языка, скорее, служила препятствием к взаимопониманию между ним и местными. Как-то раз его чуть даже не уличили в воровстве, когда он отдал какому-то местному мальчику кастаньеты по ошибке, предварительно не заплатив. Хоть пацан и оправдал приезжего дурачка, изъяснившись с барыгой на местном, но предполагаемый сувенир для матери Такао отжал. Отдельное жилье было снимать не по карману, поэтому Казунари согласился на ночлежник-общежитие. Он так и не разобрал, куда конкретно заселился, ибо все утро после прибытия мотался по Баэне от захудалого бара к клубу и снова туда и обратно, не обойдясь без неудачных знакомств с проститутками, в конечном итоге приехав к месту работы лишь заполночь. Только на рассвете, когда его подняли ни свет ни заря еще хмельного, но уже совсем невеселого, на регистрацию «вольного труженика», брюнет обнаружил, что домик был относительно мил (он бы даже сказал, не чета местным оболтусам-сельчанам). Здание окружало со всех сторон разнообразная зелень, начиная от белой и желтой акации, заканчивая хаотично разбросанными на потрескавшемся щебне ноготками. Стены дома во многих местах были покрыты трещинами с обильным мхом, циссусом, вьюнком и плющом, обвивавших практически всю древнюю постройку от окон до сточных труб. Одним словом, после урбанистических городских заведений контраст на лицо. Каждое утро ему приходилось вставать около четырех часов утра, чтобы собрать урожай оливок. В первый день после десяти минут битья палкой по стволам олив он чертовски устал и уже сто раз пожалел о том, что забросил свои тренировки после окончания школы. И только проработав с дня два, представляя на месте олив лицо Шинтаро, он немного приноровился. Все время, проведенное за работой, Такао бесчисленное множество раз воображал себе, как избивает предмет своего вожделения до полусмерти, а потом плюет этому лицемерному ублюдку в лицо, будто только насилие поможет ему избавиться от чувства одиночества. Однако все, что получал этот жестоко обманутый парень от своего больного воображения, так это сексуальную разрядку да плюс одну тряпку для стирки в придачу. Тяжелый физический труд напомнил Казунари, как просто избегать лишних мыслей в голове, будучи занятым лишь одной: «Как будет лучше ударить дерево теперь?». Нужно было лишь заменить «дерево» на «Шин-чана» — вот и вся наука... вся наука о бегстве от самого себя. За работу Такао в основном платили едой, оливковым маслом (импортным, само собой). Последнее его очень радовало, ведь, отчасти, сам он вложил свою лепту в его изготовление. Если бы не эта работа, он уже и забыл бы, какого это чувствовать благодарность за собственное существование. Порой их группу водили на производственные экскурсии на другие плантации в целях обмена рабочей силой в следствие тяжелого периода по сбору урожая. Казунари тоже в нем поучаствовал, временно переселившись к пожилой женатой паре, владевшей мелким вино-водочным бизнесом. Работы там было непочатый край. Такао в мыслях раз сто, наверное, обматерил родственников владельцев, оставивших стариков одних с таким завидным земельным наделом. Потом, правда, отбросил эти мысли, осознав, что ранее бы сам не променял дары цивилизации на крестьянские кандалы. Действительно, кто бы на это согласился? Время меняет людей под давлением различных обстоятельств. Так и Такао непроизвольно начал смотреть на мир иначе. В конце сентября хозяева не поскупились на благодарности, дав Такао приличную премию и бутылочку оливкового масла на пару с вином Reserva, от которых он вежливо отказывался, поскольку не хотел лишать даже маленького процента прибыли пожилых людей, но женщина продолжала упорно настаивать. — Зачем же ты тогда здесь, если не за этим? — спрашивала она брюнета, все же всучив ему бутылки. Он не знал, что и ответить на это. Впервые ему задали вопрос, самого его мучивший, в лицо, да еще к тому же абсолютно незнакомый человек. — Приехал отдохнуть сюда от городской суеты. — неуверенно промямлил на ломанном испанском парень. Минутная пауза ответа заставила женщину засомневаться. — Неужели? — ехидно рассмеялась она. — Так далеко сюда только ради фестиваля оливок приезжают и уж точно не на обычный отдых. Я так, например, японца в первый раз вижу, о других национальностях вообще молчу! — Да сбежал он, поди, от кредиторов, что уж тут думать! — крикнул ее муж, дымя трубкой лежа на веранде. — Не говори глупостей! Казунари не такой мальчик, чтобы так поступать! Ведь нет же, да? — наивно переспросила она. — Да… Ой, то есть, нет! — стал оправдываться Такао, состроив кислую мину. — Я сюда практиковать испанский приехал. — Было б это так, ты бы сейчас работал в столице или Гранаде, уж никак не здесь. — проворчал мужчина. «И правда.» — мысленно подтвердил Такао. «С самого начала я искал место как можно дальше от Японии, где редко шли дожди, где солнце бы жадно забирало влагу из каждого живого существа, где я бы не ощущал удушья… где из меня бы вытрясли все чувства и душу.» Такао засмеялся. Засмеялся так, что старики, перепугавшись, подумали будто у него истерика или приступ аритмии. Но парень быстро опомнился и успокоил их, отговорившись очередной глупой шуткой. Удивительно, но любовь к Шинтаро теперь вызывала у него лишь смех.