оливковое масло

В спортзале было темно и тихо. Только, шумя из открытой форточки, на пол зала попадал дождь, распространяя приятный запах сырости по душному помещению. Множество мячей было хаотично разбросано по всему полу. Такао не сразу заметил Мидориму, сидевшего в самом дальнем углу спортзала на сваленных друг на друга матах, прижав правую ногу к туловищу. Казунари бросил свою уже насквозь промокшую спортивную сумку прямо у входа и медленно поплелся к баскетбольному кольцу, попутно прихватив ближайший лежавший у окна мяч. Шуршание разворачиваемых бинтов да звуки отскакивающего мяча — все, что было слышно в этой гробовой тишине. Первым молчание нарушил Мидорима. — Почему ты опоздал? — сквозь явные нотки раздражения в голосе спросил он. Такао проигнорировал вопрос. Он показался ему лишенным смысла, ведь его опоздания были довольно частыми. — Уходи. Я не хочу тебя видеть. — утвердительно настаивал Шинтаро. В ответ все та же тишина. Мидорима нервно сглотнул, встал и быстро подошел к Такао. — Тц! Я сказал, видеть тебя не желаю! — заорал он, вплотную приблизившись к брюнету. Такао отвернулся, делая бросок. Шинтаро этот жест в конец вывел из себя. — Я слышал, как в дверях ты столкнулся с Мияджи. — холодно подметил он. — Что, пришел поиздеваться надо мной? — Ты сам-то веришь в то, что сказал?! — выпалил Казунари, в гневе отбросив мяч прямиком в баскетбольной щиток. Послышался треск. Мидорима, мягко говоря, удивленный таким эмоциональным ответом, отступил, краем глаза взглянув на трещину в щитке. Брюнет на это никак не отреагировал, а только поднял голову вверх и вздохнул. — Шин-чан, признайся честно, — Такао вплотную подошел к другу и взял его покрытую множеством мелких ссадин левую руку, — это из-за меня ты только что плакал? — Ты в своем уме?! — лицо Мидоримы будто вскипело. Он возмущенно оттолкнул брюнета. — Так я прав? — сквозь печальную улыбку Казунари пристально всматривался в лицо собеседника. Так и не ослабив хватку после удара, он медленно провел указательным пальцем по травмированной руке Шинтаро. — Какое редкое зрелище увидеть тебя без бинтов... Стекла очков Мидоримы блеснули, давая четко разглядеть его презрительный взгляд. — Шин-чан, — вновь начал спрашивать Такао после долгих прикосновений к каждой ссадине парня. — каких отношений ты от нас хочешь, если единственная вещь, которой мы были связаны последние четыре года, не имеет для нас больше смысла? Казунари со всей силы сжал некогда ласкаемое запястье и отколупал корочку с только недавно зажившей раны. Впиваясь в нее ногтями, он медленно разрывал кожные ткани, стремясь проникнуть вглубь эпидермиса. Всего на секунду лицо Шинтаро скривилось от боли — в другую оно уже пылало от отвращения. — Я примерно догадываюсь, что здесь случилось в мое отсутствие. — предположил Такао, следя за рассеянным взглядом его жертвы все так же безжалостно калеча ее руку. — Ты как обычно пришел на тренировку за десять минут. Не обнаружив меня ровно в шесть, ты рассердился, так как из-за меня был вынужден просить помощи Мияджи в практике бросков... Он остановился и, сменив гнев на ласку, нежно погладил Мидориму. — Дай угадаю, его пасы тебя совершенно не удовлетворили, ведь так? Мидорима отказывался участвовать в диалоге. Казунари это лишь раззадорило, заставив плеваться ядом и дальше. — А потом, — Такао стиснул запястье Шинтаро и приблизился к его уху. — ты понял, что твои комбинации не возымеют должного эффекта, если меня не будет рядом… Тут Мидорима не выдержал и с размаху ударил парня кулаком в нос. Такао не успел среагировать и, не издавая ни единого стона, упал на колени, прикрывая лицо правой рукой. Из носа хлынула кровь, но брюнет даже не пытался сопротивляться. Это не остановило Шинтаро. В итоге, в добавок к этому, Такао прилетело по голове и ребрам. Кашляя, он исподлобья посмотрел на стоящего перед ним Мидориму, взиравшего по его мнению на него, словно грозная римская статуя на развалины Колизея. «Хах!» — подумал Такао, завороженно смотря на Шинтаро. «Даже в таком положении я все еще способен увидеть в тебе некое подобие бога. Смешно.» — Извини, но я не смогу ударить тебя в ответ. — тихо проговорил Такао, так и оставшись стоять на коленях. — Тц! Поднимайся! — закричал Шинтаро. — Все, что ты можешь, так это болтать. Когда дело доходит до серьезных вещей, ты всегда сбегаешь! Мидорима хотел было приподнять Такао, однако, увидев его апатичное лицо, снова отбросил на пол. — Омерзительно... Посмотри на себя! Неужели ты доволен своим нынешним положением? Увиливаешь, врешь и так по кругу... До чего я опустился из-за тебя, по-твоему?! Не дожидаясь очевидного ответа, Шинтаро присел на корточки и демонстративно приблизил свою окровавленную левую руку, крепко сжатую в кулак, прямо к лицу Казунари. Последний в исступлении чуть подался вперед, коснувшись ее губами, после чего в бессилии опустил голову. Мидорима разжал кулак и взял избитого парня за подбородок, вытерев о его рот кровь с большого пальца. Впервые за долгое время они посмотрели друг друга в глаза. — В отличие от тебя... — еле слышно подал голос Такао, — ... в отличие от тебя я хоть что-то испытываю... хоть как-то действую... пусть и трусливо, но хотя бы не пытаюсь отбросить все, лишь бы достигнуть, так называемого тобою, «совершенства» Брюнет кинул на обидчика вызывающий взгляд и сплюнул на пол. — Скажи, Шин-чан, стоило ли оно моей разбитой в кашу рожи, ха-ха? — Определенно. — без тени сомнения парировал Мидорима. Отпустив подбородок Такао, он встал в поиске валявшихся у матов бинтов, и, найдя, педантично начал со свойственной ему холодностью наматывать их на пальцы. — Ничего не нужно менять. Ты как всегда обязан поддерживать меня во время игры. Большего я от тебя не требую... Буду откровенен, на большее ты и не способен. Казунари поднял опущенную когда-то в благоговении голову и бросил отчаянный взгляд на Мидориму. Тот уже не смотрел на него. Он был занят своими бинтами. — Прости, я так больше не могу… — чуть ли не плача, простонал брюнет от боли разочарования. «Мияджи-семпай, с меня хватит. Я устал. Наверно тебя тоже достало мое существование, да, Шин-чан?» Мидорима, держась за ручку двери, посмотрел напоследок на Такао, все так же сидевшего на коленях. — Иди в больницу. Не ручаюсь, что твой нос не сломан. Шинтаро ушел, громко хлопнув дверью. Как только Мидорима вышел, брюнет со всей силы ударил кулаком по полу. Такао продолжал плакать и бить костяшками пальцев недавно отполированный пол спортзала, пока его кулак в конец не был стерт в кровь, а слезы не иссякли. Так бы и продолжалось, если бы через пару минут в зал не зашел Мияджи, чье появление совершенно не удивило Такао, так как он с самого начала подозревал, что семпай просто так не оставил бы его и Мидориму наедине. Киёши помог брюнету добраться до больницы и просидел там с ним, пока тому накладывали швы. Во время этой процедуры Такао не проявлял никаких эмоций. Только в палате он заговорил с Мияджи. — Я уезжаю. — Куда? — Киёши ничуть не удивило это заявление, наоборот, он ожидал чего-то подобного. — На практику в Испанию. Завтра собираюсь получить одобрение университета. — С такой-то рожей! Вот нос у тебя заживет и … — Нет. Мияджи в раздражении повел бровью от такого наглого возражения со стороны кохая. — Хорошо. — смирился семпай. – Поезжай. Но я не обещаю, что Мидорима просто так это оставит. — Не говори ему, вот и все. — Вот из-за этого-то он и придет в бешенство! — Теперь уже нет… — Казунари переворнулся на бок лицом к стене. Мияджи не понял сказанного и попытался попросить Такао повторить, но тот только отнекивался и бурчал себе под нос ругательства. Они еще долго спорили о поездке. Вдоволь наговорившись с брюнетом, Мияджи ушел, оставив Такао один на один с мрачными мыслями в палате больницы. Дождь не прекращался всю ночь.