Потерянное наследие

Как наемнице удается выбраться из её рук незамеченной, Хлоя не знает, но факт остается фактом — едва палящее индийское солнце скрывается за горизонтом, и на Хоспет опускаются пропахшие пылью и пряностями сумерки, воровка просыпается в постели одна. Она немного удивлена и раздосадована этим; судя по тому состоянию Надин, что было днем, на момент, когда они все-таки закончили, она должна была крепко спать минимум двенадцать часов кряду, просто чтобы восстановить истощенный сенсорной перегрузкой организм, не говоря уж о том, чтобы полностью отдохнуть — для этого понадобилось бы ещё столько же времени. Хлоя думает было перевернуться на другой бок и поспать ещё, но какое-то чувство тревоги назойливой иглой застревает на подкорке мозга и мешает забыться снова. А что, если наемница решила оставить её? Не понимая, откуда взялась такая мысль, воровка подскакивает на кровати — и видит, что походной сумки Надин нет, как и части её оружия. Правда, та немногая одежда, что у неё была, вся на месте, за исключением голубого камиза, в котором по штатам Индии можно пробраться быстрее и незаметнее всего; будь у Хлои желание сбежать, она бы тоже сделала выбор в пользу легкого вооружения и более неприметной одежды. Это все равно что балласт скинуть. Хлоя хватает свой телефон первым делом — пальцы немного подрагивают, когда она касается экрана, — и вызывает единственный забитый в его память номер. Гудки идут, но никто не отвечает на вызов ни после третьего гудка, ни после тридцатого; воровка несколько раз прерывает исходящий сигнал и пытается дозвониться снова, но результат все тот же. Надин либо не слышит вызова, либо просто не хочет отвечать — и вероятность последнего гораздо выше. Порыв пойти на поиски в город Хлоя душит в самом зачатке — если наемница действительно ушла, искать её бессмысленно уже не только там, но и вообще в штате, а может, и в стране. Хлоя на автомате выискивает в свей сумке рубашку, чтобы хоть как-то прикрыть наготу, садится на кровать и сжимает голову ладонями — и почему в носу так щиплет? — ей нужно успокоиться, прежде чем начать думать, что же делать дальше. Она успевает немного забыться за изученной несколько лет назад в тибетской деревушке техникой дыхания, поэтому, когда в двери поворачивается ключ, Хлоя от неожиданности вздрагивает и выхватывает из висящей на спинке кровати кобуры свой Глок — но не успевает направить его. Появившаяся в проеме Надин, по самые глаза закутанная в накидку, кажется, не замечает этого, и приветственно кивает ей как ни в чем не бывало: — Ты уже проснулась? — стянув с головы дупатту, наемница со вздохом облегчения распускает волосы — Хлоя уже знает, что собирать их Надин не любит, но и обрезать тоже не горит желанием, — кидает свою походную сумку на стол в кухне и начинает разбирать её содержимое. — Где ты была? — Хлоя едва ли может нормально говорить. — Встречалась с посредником. Теперь у нас есть планы базы, время смен караулов и расположение камер видеонаблюдения, так что мы можем… — Надин поднимает голову и осекается на полуслове, натыкаясь на зажатый в ладони Хлои пистолет, а потом поднимает взгляд к её глазам и меняется в лице — воровка не хочет думать, как, должно быть, нелепо выглядит сейчас, да и не может; все её мысли обратились в одно слово. Вернулась. — Ты что? — Я думала, ты ушла. Совсем. — С чего бы это? — Ты не брала трубку. И твои вещи… — Ох, прости, я намерено вырубила звук, — человек, передавший мне информацию, не из наемников Асава, и, если бы я не была осторожной, он легко мог бы уйти вместе со всеми материалами и перепродать их правительству. И тряпки эти тоже пришлось надеть именно поэтому. Точно. Вот почему Хлою насторожило отсутствие именно этой части одежды Надин — наемница терпеть не могла ходить в ней, предпочитая полевую солдатскую форму, и надевала, только когда нужно было затеряться в толпе или добраться куда-то, не привлекая лишнего внимания; с момента их встречи на крыше такой необходимости не возникло ни разу. Хлоя, как завороженная, все не отводит взгляд от наемницы, словно боится, что, стоит ей моргнуть, и та исчезнет — и, наверное, этот иррациональный страх написан у неё на лице, потому что во взгляде Надин проскальзывает чувство, похожее не то на злость, не то на сожаление. Она делает шаг к Хлое в тот же момент, как воровка поднимается с кровати, так и не убрав Глок обратно в кобуру; они натыкаются друг на друга возле стены, частично отгораживающей кухню. — Не смей сомневаться в моей верности тебе. Я никогда тебя не оставлю, — Надин обхватывает ладонями её лицо и притягивает так близко к себе, что их носы соприкасаются, и медленно выговаривает каждое слово, будто Хлоя — неразумный ребенок. — Никогда, слышишь? Это слишком громкое обещание, звучащее даже пафосней, чем клятвы Нейта и Елены про «и в горе, и в радости» — Хлоя на их свадьбе едва сдерживалась, чтобы не засмеяться, — и непонятно, относится ли оно к Хлое как к напарнице, любовнице или к этим двум её ролям вместе взятым. Воровка предпочитает пока над этим не задумываться, с обозленной страстью впиваясь губами в податливые губы Надин. Кажется, Хлоя может чувствовать на языке красную пыль и соленый пот, когда проталкивает его в рот наемницы, — вкус горчит её собственной тревогой и страхом, но теряется за ответным движением языка Надин, когда та легко гладит её язык. Резкий толчок к стене почти выбивает из легких Хлои весь воздух; она судорожно вздыхает, но Надин не дает ей опомниться, без труда поднимает её над полом — она, хоть и ниже Хлои на пару дюймов, но гораздо сильнее неё, — и втискивает в стену всем своим весом, упираясь бедром между ног. Воровка инстинктивно закидывает ноги ей на спину, сжимает коленями её бока, зацепляясь лодыжками на пояснице, — словно вросшее в ствол дерева растение-паразит. Её губы торопливыми поцелуями проходятся от лба Надин вниз, по её векам, щекам, возвращаясь ко рту; наемница не дает поцеловать себя глубже, так что Хлое приходится довольствоваться краткими прикосновениями к её губам. Она жалобно стонет, ощущая, как в неё входят пальцы наемницы — три, судя по её натянувшемуся нутру, — и тоже опускает руку вниз, но Надин отталкивает её и качает головой; в голове Хлои слишком мутно, чтобы она могла настоять на своем, поэтому снова хватается ладонями за плечи наемницы, с наслаждением ощущая бугрящиеся под пальцами мышцы. От сильных толчков внутри по всему телу разливается горячая дрожь — движения Надин грубые, почти болезненные, словно она хочет доказать свое право обладания Хлоей, оставить неизлечимый след в самой глубине, чтобы Хлоя вечно помнила её. Обычно, когда она чувствовала такое с мужчинами, воровка пресекала это сразу — но сейчас только громче стонет и сама насаживается на пальцы наемницы, позволяя тугому кольцу напряжения свернуться в животе. Надин смотрит на неё снизу-вверх, и в её зрачках темная похоть, как и всегда — словно она готова сожрать Хлою глазами, — воровка откидывает голову назад, прогибаясь в пояснице; для неё сочетание такого взгляда и собравшегося внизу живота сладкого нетерпения — это слишком много. Надин не упускает возможности воспользоваться соблазнительным положением Хлои, приникает губами к её груди и настойчиво покусывает соски сквозь ткань рубашки — воровка вздыхает от накатывающего удовольствия, и уже понимает, что скоро кончит, как вдруг пальцы Надин как-то хитро задевают переднюю стенку её влагалища, и Хлоя чувствует вспыхнувшее напряжение другого рода, как будто ей срочно надо справить малую нужду. Это ощущение Хлоя знает. Знает и весьма его не любит, ибо оно предвещает то, что про себя воровка называла «мокрым оргазмом» — в разы более долгие и выматывающие волны удовольствия, чем при обычном, остающаяся на несколько часов слабость после и — самое отвратительное и приятное одновременно — извергающаяся сильным потоком прозрачная жидкость, забрызгивающая все вокруг. Не то, чтобы ей не нравилось так кончать, просто этот оргазм был хорош, когда у неё появлялся долгий простой в работе, и некуда было девать накопившуюся энергию — после него можно было, не задумываясь, фактически выключиться на сутки. А сейчас, когда у них на счету каждый день, если не каждая минута, он принесет больше вреда, чем пользы; поэтому Хлоя расцепляет лодыжки и чуть тянет Надин за волосы, отвлекая её от своей груди, рубашка на которой уже стала прозрачной от слюны и просвечивала кожу: — Давай закончим на этом. Наемница послушно следует за её рукой, но все также держит её, не позволяя твердо встать на ноги, и только непонимающе смотрит на Хлою: — Почему? — Ну, я уже осознала, как была неправа, — наверное, улыбка, которую пытается изобразить воровка, с головой выдает все усиливающуюся неловкость, потому что удивление на лице Надин сменяется грязной ухмылкой. — Ты человек чести, и никогда не предашь напарника. Поняла, запомнила и записала, так что, может, мы… — Хорошо, что ты это понимаешь, но знание лучше всего закрепляется положительным опытом, так ведь? — в голосе наемницы — нотки кровожадности и та сталь, которой Хлоя боится. Она хмурит брови: — Надин. Я серьезно. — Я тоже. Низкий рык Надин достигает её ушей одновременно с сильным толчком её пальцев внутри, ударившим прямо по чувствительной точке — Хлоя с криком выгибается, на инстинктах пытаясь свести бедра, но лишь ближе притягивает наемницу к себе; набегающая волна нестерпимого удовольствия сносит жалкие остатки её самоконтроля, и она хочет хоть как-то предупредить Надин: — Отпусти, я сейчас… Боже, Надин! — она выкрикивает её имя, уже всерьез пытаясь отбиться, но никаких шансов против наемницы у неё нет — под её весом Хлоя намертво пригвождена к стене, и может только беспомощно извиваться в её руках. Ответом воровке служит только насквозь почерневший от похоти взгляд и горячий шепот: — Знаю. Давай. Хлоя на сто десять процентов из ста возможных уверена — наемница не знает, что сейчас произойдет, — но уже не может сдерживать себя, тем более, что Надин намеренно давит именно так, чтобы заставить её кончить. Хлоя видит все как будто в замедленной съемке — сильная струя бьет прямо в живот наемницы, заливая одежду, отчего голубая ткань её камиза становится темно-синей, несколько капель пачкают рукава и грудь, теряясь в вышитом узоре. От собственного крика у неё закладывает уши, а перед глазами сначала проносится ослепляющая белая вспышка, а потом мир вокруг темнеет до прозрачно-черного. Все тело сводит удовольствием, таким мощным, что Хлоя теряет осознание реальности — поэтому она не чувствует, как по щекам вниз начинают чертить слезы. Только несколько минут спустя, когда её немного — не до конца, но все же, — отпускает, Хлоя приоткрывает глаза и сквозь мутную пелену видит Надин — та, чуть отодвинувшись, с сочувствием и долей замешательства касается ладонью её лица, чтобы стереть соленые капли, и шепчет: — Хлоя… Странно, но её, по-видимому, совсем не смущает намокшая одежда, и переживает она за состояние Хлои — хотя воровка не уверена, что адекватно воспринимает окружающую реальность. Она пытается что-то сказать, но язык не слушается её, как и руки, как и вообще все тело — оргазмом будто обрубило все нейронные связи между мозгом и мышцами, оставив Хлою запертой в собственном теле, как в ловушке. — Прости, я опять потеряла голову, — вздыхает Надин, и теперь Хлоя абсолютно точно уверена, что в её голосе слышится сожаление; наконец, ей удается заговорить: — Нет-нет, ничего, — воровка всхлипывает, тщетно пытаясь успокоиться, и кусает губы, — но она уже опоздала, и уже плачет. — Это ничего, я в порядке, просто… просто не отпускай меня ещё немного. Руки наемницы притягивают её в удушающие объятия, и Хлоя в отчаянии цепляется за спину Надин, пряча лицо в её жестких кудрях и отдаваясь безудержным рыданиям. Она даже не знает точно, почему плачет — то ли от оргазма, то ли облегчения, что наемница вернулась, не бросив её на середине пути, — а может, от сожаления, что она так сделала, — и это пугает; до сегодняшнего дня воровка ни разу не испытывала таких сильных эмоций со своими напарниками, насколько бы они были хороши внешне и в постели. Разве что с Нейтом… Но тогда чувства не были такими ослепляющими, и уже была Елена и явный выбор Дрейка в её пользу, что избавило Хлою от ненужных душевных метаний. А сейчас они с Надин только вдвоем. Это не имеет смысла, они всего лишь работают вместе — да, ещё умопомрачительно трахаются, но это лишь приятный бонус, никак не помеха, — и тем более у них не может быть чувств друг к другу. Хлоя старательно убеждает себя: то, что на неё нашло — просто наваждение, с непривычки воспринятое ей как что-то серьезное. Что она так остро отреагировала на возможный уход Надин только из-за того, что последние несколько дней на уровне чувств у неё были настоящие русские горки. Хлоя отлично знает, что её дар переговорщика работает не только вовне, но и на неё саму, — поэтому уже через несколько минут глубоко вздыхает, вытирает слезы тыльной стороной ладони и распрямляется, чтобы без смущения взглянуть в глаза Надин. — Я предупреждала, — она на секунду косится вниз, на расплывшееся на животе наемницы мокрое пятно, но тут же поднимает взгляд обратно и кивком просит отпустить её. Воровка надеется, что слабость в мышцах — только фантомная, и что это пройдет, стоит ей почувствовать твердую землю под ногами, — её надежды не оправдываются, и Хлоя, оступившись, рискует упасть, но Надин вовремя поддерживает её за талию. — Ты точно в порядке? — Да, только теперь не смогу самостоятельно передвигаться какое-то время. Минут десять-пятнадцать, не больше. Надин снова берет её на руки и относит на кровать; бережно устроив её на покрывале, наемница задерживается рядом с ней, ласково пробегая ладонью по волосам Хлои, — пытается успокоить или просит прощения? — и только потом поднимается. Хлоя думает, что она собралась в душ, но нет; к её удивлению, Надин просто стягивает камиз через голову и, вытерев им оставшуюся на животе влагу, откидывает его в угол. Она ложится рядом, — воровка устраивается щекой на её плече, с наслаждением выдыхая, когда чувствует обнимающие её руки Надин, — и, немного помолчав, произносит: — Вернемся к делу. Как я и начинала говорить, теперь у нас есть почти все необходимое, и мы можем понять, как пробраться на базу Асава и украсть хранящийся там трезубец. В голове Хлои щелкает — её эмоции как будто приглушаются, на передний план выходит её суть вора, холодная, расчетливая и крайне опасная, — и схема действий складывается сама собой. — Мне надо изучить планировку здания, и нужна будет поддержка по радиосвязи, чтобы, если я что-то забуду, ты могла бы быстро меня сориентировать. — Одна ты не пойдешь. Нахмурившись, Хлоя поднимает голову: — Но для тебя не слишком ли опасно лезть в логово к твоим бывшим союзникам? — Брось, — фыркает Надин. — Рядовые не знают меня в лицо, по сути, никто из наемников Асава ни разу не видел меня, кроме него самого. Ну и Рики ещё. К сожалению, достать информацию о том, где конкретно она находится сейчас, мой информатор не смог. Через час у меня ещё одна встреча, на которой я заберу форму армии Асава и полевую форму правительственных войск, и я надеюсь, что и местоположение Рики мне тоже сообщат. — Зачем нам нужна форма? — Скрытно пробраться на базу вряд ли получится, артефакт тщательно охраняется — а шпионских технологий, как показывают в фильмах про Джеймса Бонда, у нас нет, — так что придется немного поиграть в переодевание. — В смысле? — Завтра ранним утром на базу в Гадаге передадут фиктивный приказ о том, чтобы на ней приняли и заперли в камере пойманного солдата правительственных войск, который участвовал в разгроме базы в Хоспете. Этим солдатом буду я, а ты выступишь в роли моего конвоя как один из наемников Асава. — Как это нам поможет? Наемница, бережно убрав голову Хлои со своего плеча, уходит на кухню, и через несколько минут возвращается с ворохом бумаг. — Вот, смотри, — Надин разворачивает у себя на коленях план базы так, чтобы Хлое было видно, и, достав маркер, обводит одну из комнат в самом центре. — Здесь хранится артефакт. Пройти можно двумя способами — в дверь, возле которой дежурят по четверо легковооруженных солдат и двое громил в броне, и через вентиляцию, которая открывается как раз из карцеров, в которых они держат заключенных, за стеной. Сигнализации там нет, только камеры наблюдения, но их придется отключить тебе. — Думаешь, если я выряжусь солдатом, меня автоматически будут пускать к блокам наблюдения? — По крайней мере, до них ты сможешь добраться незамеченной. — Ладно, звучит довольно неплохо, — кивает Хлоя, и ей кажется, что наемница польщена её похвалой. — Как только камеры будут отключены, я проберусь в хранилище и возьму артефакт — обратно выберусь тоже по воздуховодам, а вот из карцера уже придется уходить быстро, и убивать всех, кто попадется на пути, максимально бесшумно — потому что иначе поднимется тревога. Парк у них — возле южной стены здания, — Надин ставит крест на плане снизу. — Твоя задача — добраться до него, увести одну из машин и подобрать меня у юго-восточного выхода. Он ближе всего расположен к карцерам — правда, там пересекаются три патруля по зданию, и это усложняет задачу — но, по моим расчетам, если все пойдет хорошо, то мы сможем выбраться с отрывом в десять минут и минимальными трупами после себя. — А если все пойдет плохо? — От десяти минут останутся три, а солдат придется положить в пять раз больше. Но уйти получится в любом случае. — Сколько всего путей отхода? — Три — то есть, четыре с учетом уже сказанного мной. Есть ещё один выход на южной стороне, один на западном и один — с главного входа, но это самый последний и очень опасный вариант, который остается на случай, если все остальные будут перекрыты. Вроде бы все, что говорит Надин, хорошо и логично укладывается в план, но Хлое что-то не дает покоя. — А тебе не приходило в голову, что Асав нарочно переправил ключ в наиболее близкую к Хоспету базу? Это слишком явная западня. Наемница надолго замолкает. Наверняка она тоже понимает это, но отказываться от своей затеи не намерена – возможно, это их единственный шанс завладеть артефактом. — Мне уже пора идти, а ты постарайся поспать, ладно? Тебе нужно набраться сил, — Надин нежно целует её в висок и поднимается с кровати; Хлоя ценой неимоверного усилия успевает схватить её за запястье: — Но как ты пойдешь, ведь твоя одежда… — Для этой встречи мне не нужен индийский костюм, не беспокойся. — Ты же… — «вернешься?» — ей хочется закончить фразу, но страх горьким комком пережимает горло у самого основания, и Хлоя только давится словами, не в силах преодолеть себя; каким-то образом Надин понимает её. В её глазах светится спокойная уверенность, когда она наклоняется к самому лицу Хлои, так, чтобы воровка могла почувствовать горячий выдох на своих губах: — Я вернусь. И Хлоя ей верит.