Потерянное наследие

Утро для неё наступает рано — за окном только-только начинает светать, когда Хлоя лениво выбирается из объятий Надин. Она могла бы, конечно, поваляться ещё, тем более, что покидать уютное кольцо мускулистых рук наемницы ей категорически не хочется, но в Майсуре пополнять их запасы провизии по утрам ходила Надин, так что теперь, по правилу равного распределения обязанностей, настала очередь Хлои. Да и побродить в одиночестве — не в полном, конечно, в компании уже прижившегося в руке Глока, — по разоренным междоусобной войной, но все ещё сохранившим едва уловимое очарование южной Азии улицам ей будет полезно. Слишком много всего произошло за последние пару дней, ей просто необходимо подумать. Когда полтора часа спустя она возвращается из супермаркета — едва ли не единственного уцелевшего на весь город и поэтому наполовину пустующего, но имеющего отдел с лекарствами, где она смогла восполнить их запасы бинтов и антисептика, — Надин в номере не видно, зато из душа слышится плеск воды. К тому моменту, как наемница выходит, завязав полотенце на груди и вытирая накрапывающую с влажных кудрей воду, Хлоя успевает распаковать покупки и даже разогреть еду, что взяла у одного из немногих уличных торговцев, которого она встретила через квартал отсюда, — завернутый в пальмовые листья рис с овощами карри. Может, не самый лучший в плане гигиены вариант, но на вторую неделю пребывания в Индии Хлоя уже научилась есть все, что хоть как-то придает сил. Надин принюхивается и одобрительно кивает — запах ей, видимо, нравится, — но потом подходит ближе и, заглянув через плечо, разочарованным голосом тянет: — О, овощи? А что, мяса не нашлось? — Увы, — Хлоя пожимает плечами; вообще-то, она взяла пару упаковок вполне приличной лазаньи, но давать её наемнице сейчас и не думает — это слишком тяжелая пища и нарушит все её планы. От одной мысли по низу живота простреливает горячей искрой предвкушения, но воровка не подает виду. — Приедем в город побольше, может, там будет. Двое суток без пищи делают свое дело — Надин не произносит больше ни звука, забирая свою порцию, и даже не может удержаться от того, чтобы голыми руками кинуть в рот несколько кусочков помидоров и картофеля, пока выуживает из своей походной сумки пластиковую ложку, — когда она все же находит её и облизывает пальцы, очищая их от соуса, Хлоя невольно вздрагивает и жадно следует взглядом за мелькающим по темной коже ярко-розовым языком. Если бы не равнодушное выражение лица наемницы, Хлоя сказала бы, что она не единственная тут ведет игру. — Я нагрела воды, оставила тебе немного — должно хватить, чтобы вымыться, — произносит Надин, кивая на дверь душа, на что воровка благодарно улыбается: — Спасибо. Ей не очень хочется есть, первый голод она утолила ещё по пути в лодж, перехватив пару фруктов, зато гораздо сильнее хочется другого. Перебирая оранжевые от приправ овощи и счищая с них налипшие рисовые зерна, Хлоя то и дело отвлекается и завороженно смотрит на шею Надин, по которой ещё ползут капли воды, на линию шрама и расходящиеся от него ключицы, на темнеющую между грудями ложбинку и раздражающее на контрасте с её кожей белое полотенце, которое так нагло скрывает от неё тело наемницы. Она понимает, что слишком откровенно пялится, когда из сладкого созерцания её вырывает голос Надин: — Тебе лучше бы поторопиться, вода остынет. Хлоя настойчиво кусает губу, чтобы на лицо не прорвалась ухмылка, когда думает, что со стороны Надин очень мило так трепетно заботиться о комфорте своей напарницы. Поторопить события действительно не помешает, потому что Хлоя уже не может сдерживать себя, елозит на стуле от нетерпения и периодически прочищает горло, скрывая за кашлем вырывающиеся стоны. — Да я просто хочу помочь тебе с рукой, прежде чем уйду в душ, — кашлянув в очередной раз, она кивает на серо-бурый от влаги и пыли бинт на плече наемницы, и та, в недоумении опустив глаза, как будто только теперь вспоминает, что ранена. — А. Что ж, спасибо. Это действительно работает на «ура» — Надин приканчивает свою еду быстрее, чем за минуту, выбрасывает пальмовый лист в раковину и наклоняется, чтобы достать из принесенных Хлоей пакетов новые бинты — и в этот момент еле прикрывающее ягодицы полотенце на ней задирается так, что воровка может видеть промежность и сверкнувший розовым вход. Милосердный боже и все его апостолы, кто бы знал, каких трудов Хлое стоило сдержаться. Она терпеливо ждет, пока наемница вернется, забирает у неё из рук упаковку бинтов, даже умудряется сделать перевязку правильно — рана выглядит уже гораздо лучше, чем вчера, и, вероятно, не так болит, потому что Надин вообще никак не реагирует на осторожное прикосновение ко швам, — и только потом ведет ладонью по плечу вверх, обнимая лицо наемницы ладонью. Пару мгновений они просто смотрят друг на друга; Хлоя с тихим стоном наклоняется ближе и касается носом кончика носа Надин, все ещё помня, как нервно та реагирует на поцелуи в губы. Наемница фыркает и сама открывает рот, лижет губы Хлои, увлекая её в затяжной поцелуй. Они невпопад перебирают ногами, добираясь до кровати, падают на неё спустя минуту, продолжая упоенно целоваться, и судорожно гладят тела друг друга, словно хотят дотянуться до всех участков кожи одновременно. Хлоя проскальзывает ладонями по бокам Надин, ведет вверх по подмышкам, заставляя наемницу поднять руки, гладит внутренние стороны предплечий, особенно чувствительные к ласке, судя по судорожным вздохам Надин, — и в следующее мгновение с оглушительным щелчком запирает их в металлические манжеты, приковывая к изголовью кровати. — Ты что делаешь? — недоуменно поднимает глаза наемница, но Хлоя только молча улыбается и поудобней усаживается на её бедрах, сжимая их ногами и таким образом отрезая ей возможность зацепить её коленями и лодыжками в удушающем захвате. Надин скептически выгибает бровь. — Ты же понимаешь, что я даже так могу сломать тебе шею в считанные секунды? — обманчиво-спокойным голосом интересуется она, поводя запястьями в ловушке обычных полицейских наручников, из-за которых рейд Хлои занял на час больше времени, чем предполагалось — чтобы раздобыть их, ей пришлось уйти почти на другой конец Хоспета. В темных глазах плещется ярость пополам с праздным любопытством, и воровка только поэтому не верит её угрозам: — Ещё как понимаю. Но, если ты меня убьешь, то все равно не сможешь выбраться без посторонней помощи, — она вкладывает в свой голос все очарование, на которое способна. — Так что давай не будем портить друг другу жизнь. — Я знаю три способа, как сломать замок на этих наручниках, пять, как можно освободиться, не открывая их, и ещё пару способов использования для освобождения предметов в радиусе полуметра. Думаю, с выводом, что я не смогу выбраться, ты слегка поторопилась. Легко пожав плечами, Хлоя соглашается: — Может быть. И все же, пожалуйста. Обещаю, я не буду делать ничего, что тебе не понравится. — Знаешь, когда я говорила, что доверяю тебе, я не имела в виду, что ты можешь злоупотреблять этим доверием, — ворчит наемница, и Хлоя думает, что это вполне справедливое замечание, поэтому отводит взгляд: — Если тебе действительно так этого не хочется, воспользуйся моим стоп-словом. Молчание длится дольше, чем Хлоя может выдержать; она снова смотрит на Надин, и теперь настает очередь наемницы стыдливо отводить глаза. Это возвращает воровке потерянную было уверенность в своих действиях, и она, неторопливо размотав бинты на собственных запястьях, наклоняется к самому уху Надин, чтобы горчим шепотом привести последний аргумент: — К тому же, неужели ты думала, что я так просто прощу тебе ту выходку с пистолетом? Наверное, это не очень честно с её стороны, использовать свои раны как рычаг давления, но Хлоя привыкла добиваться своего любыми способами, не задумываясь об их этичности и правильности. На то она и воровка. Почувствовав, что сопротивление Надин пало окончательно, Хлоя с улыбкой выцеловывает мокрую дорожку от уха наемницы к её губам, легко касается её рта, не давая поцеловать себя глубже, и скользит пальцами по её груди на краю так и не развязанного полотенца. Ей хочется сорвать дурацкую тряпку, выкинуть её к чертям, чтобы она не скрывала от неё великолепного тела Надин, но пока ещё рано. Вместо этого воровка опускает руку вниз, забирается под полотенце и настойчиво ласкает чуть влажный клитор и вход во влагалище, не проникая пальцами внутрь, до тех пор, пока там не становится слишком скользко, и Надин не начинает метаться под ней, изнывая от желания. Хлоя убирает руку, целует её ещё раз, напоследок, и поднимается, чтобы уйти в душ — на разочарованный стон наемницы она не обращает никакого внимания. Вода в жестяном баке над душем к этому моменту и правда успевает остыть до еле теплой, и, конечно, воровка вовсе не намерена стучать зубами под ледяными струями; она возвращается в комнату, набирает воды в небольшую миску и ставит её греться на плитку. Извивающуюся на кровати и стонущую от нетерпения Надин Хлоя старательно не замечает. К тому моменту, как Хлою устраивает количество горячей воды, проходит довольно много времени, за которое наемница почти полностью успокаивается, хотя все равно с готовностью выгибается навстречу воровке, когда та вновь подходит к кровати. Усевшись на край, Хлоя гладит ладонью внутреннюю сторону бедра Надин — та хрипло дышит, раздвигая ноги в приглашающем жесте, — входит двумя пальцами и, не дав наемнице привыкнуть к этому ощущению, начинает жестко трахать её, прицельно ударяя по точке удовольствия внутри. Надин восхитительно выгибается всем телом и так стонет, что Хлое хочется наплевать на все, отцепить её руки от изголовья и заняться с ней сексом; но она вовремя напоминает себе, что делает все это не просто так. Хлоя продолжает ласкать наемницу, внимательно наблюдая за её лицом, и уже через пару минут слышит, как Надин, приближаясь к оргазму, выкрикивает её имя: — Хлоя… Хлоя! Как только воровка чувствует характерную дрожь, она вытаскивает пальцы и быстро уходит в сторону душа. Не веря в такое коварство, Надин рвется с кровати за ней, выворачивая руки, и сдавлено рычит: — Черт! Вернись! — Прости. Не могу же я лечь с тобой, пока грязная, — Хлоя с ухмылкой прижимает к губам испачканные в смазке пальцы и посылает Надин воздушный поцелуй, прежде, чем закрыть дверь. Ей тоже приходится терпеть — воровка не позволяет себе облизать губы и моет руку в первую очередь, чтобы не было соблазна попробовать. Забравшись под душ, Хлоя несколько раз глубоко вдыхает и выдыхает, пытаясь успокоить полыхающее внизу живота возбуждение; особо не помогает, поэтому ей на ум приходит другая мысль. Хлоя включает воду небольшим потоком, она не торопится — растирает между ладоней походный шампунь, намыливает волосы, тщательно трет руками все тело от шеи вниз, скрупулёзно счищает с кожи сбившуюся в склизкие комья грязь и пот. Когда её ладонь накрывает промежность и проскальзывает по мокрым от воды и обильной смазки складкам плоти, Хлоя уже стонет, не сдерживаясь. Она уверена на все сто процентов, что Надин за дверью прекрасно её слышит, и старается ещё больше, почти кричит, когда проникает в себя теми же двумя пальцами. Под закрытыми веками образ связанной и раздраженной отказом наемницы смешивается с ней же, стонущей от наслаждения; она видит Надин в голубом камизе с желтой оторочкой и собранными в хвост волосами, как когда они впервые встретились, и в её обычной полевой форме с непослушной копной кудрей… Хлоя кончает почему-то именно на этой картинке. Ей хватает ещё нескольких минут и всей оставшейся воды на то, чтобы смыть мыло с кожи; она насухо вытирается оставленным Надин полотенцем — оно не гостиничное, потому что в этом лодже не было полотенец изначально, а свое излюбленное черное Хлоя не успела вытащить из сумки — но не заворачивается в него, а выходит из душа обнаженной. Теперь ей гораздо лучше, и воровка даже уверена, что сможет вести свою игру и дальше, не рискуя свихнуться от неудовлетворенного желания. Чего нельзя сказать о Надин. Хлоя останавливается, не дойдя до кровати пару шагов, и с удовольствием осматривает открывшийся вид. Тело Надин, покрытое выступившими каплями пота, играющее мышцами каждый раз, когда та в изнеможении выгибается над матрасом, действительно заслуживает восхищения — закаленное суровой жизнью военного, но не потерявшее мягких линий талии и округлых бедер, оно являет собой что-то сродни шедевру. И этому шедевру Хлоя готова поклоняться, как идолу, наплевав на все христианские заповеди и догмы. Судя по взгляду Надин, она уже плохо понимает, где находится, и только появление воровки в поле зрения возвращает её ощущение окружающей реальности. Наемница подается к ней, забыв о скованных наручниками запястьях, — и с болезненным стоном падает обратно на подушку; если бы Хлоя не видела розовых от возбуждения скул Надин и расплывшегося под её бедрами влажного пятна смазки на простынях, она бы подумала, что ей это все не нравится. Воровка усаживается между ног Надин, достаточно далеко, чтобы она не смогла потереться промежностью о её бедра, и смотрит. Шрамов на коже наемницы гораздо больше, чем можно было бы заметить на первый взгляд — сначала в глаза бросался только тот, что ярко-красной полосой пересекал шею, и Хлое хотелось узнать о нем, но она была достаточно воспитана, чтобы не спрашивать такого в лоб, — но при ближайшем рассмотрении обнаружилось ещё множество. Пулевые ранения, шрамы от ножей, штыков и ожогов. Хлоя наклоняется и неторопливо целует шею наемницы, несколько раз проскальзывая языком вдоль шрама от тесака, — Надин при этом молчит, но её и без того тяжелое дыхание вдруг сбивается напрочь, так что Хлоя приходит к выводу, что это место к ласкам весьма восприимчиво, и потом этим обязательно надо будет воспользоваться при случае. Она спускается дальше, по ключице к левому плечу; чуть ниже, от самого центра подмышечной впадины до лопатки тянется длинный тонкий шрам, похоже, от штыка, — его она тоже прослеживает языком, собирая соленые капли пота и вырывая из груди Надин сдавленный стон. Ещё ниже, почти под ребрами, на боку розовеет круглый шрам от огнестрела, а ближе к пупку есть несколько мелких, почти незаметных порезов — это наверняка осколки гранаты. Хлоя целует каждый поочередно, заставляя наемницу дрожать и извиваться от этой ласки. Её отвлекает сигнал входящего вызова. Снова телефон Надин — прямо нарочно не придумаешь. — Кажется, это звонок от твоего информатора. Нужно ответить, — Хлоя наклоняется, шарит рукой в сумке наемницы и извлекает оттуда единственный оставшийся вкладыш-передатчик — её собственный канул в неизвестность где-то по дороге от храма до базы Асава. Надин отчаянно трясет головой, но воровка только ухмыляется и, прижав ладонью лоб Надин, аккуратно устраивает передатчик в ухе. — Main sun (*Я слушаю), — удивительно, но голос наемницы почти не дрожит, когда она, прочистив горло, начинает говорить. Хлоя воспринимает это чуть ли не как личное оскорбление, — до сих пор она думала, что Надин уже не может трезво мыслить от возбуждения, не то, что связно говорить, — поэтому вместо того, чтобы продолжать лениво поглаживать её живот, она просовывает руку между ног Надин и вставляет пальцы в её скользкое влагалище. — Yah ab kahaan hai? (*Где он сейчас?) — наемница вздрагивает и закрывает глаза, но ни на секунду не сбивается. — Ek mahila — usake saath? (*А женщина — с ним?) Это уже настоящий вызов Хлое — и она не собирается проигрывать. Упершись большим пальцем в клитор Надин, Хлоя с оттяжкой двигает рукой, лаская все известные ей слабые точки, но наемница словно в насмешку подается бедрами ей навстречу, и не думая терять концентрацию. — Kahaan viroopan saakshy bhejane ke lie? (*Куда отправили артефакт?) Раздраженно рыкнув, Хлоя решается ещё на один шаг: она проводит языком по груди наемницы, забирает в рот твердый сосок и тянет на себя, увлеченно посасывая его. Когда и это не срабатывает, воровка задевает нежную кожу зубами. — Yah hai... Yah ki kshetr... kshetr... (*Это… Это что, зона… Зона…), — вот теперь голос Надин ломается: она кусает губы, чтобы не стонать, но не может справиться с собой. — Боже, Хлоя, прекрати, я не могу сосредоточиться. Воровка ещё несколько раз прикусывает её сосок и только потом поднимает голову, выпуская изо рта влажно блестящую от слюны плоть: — Что ты хочешь спросить? — Закрытая ли это зона. — Yah ki pratibandhit kshetr hai? — не задумываясь, переводит Хлоя, и с ухмылкой наблюдает, как наемница повторяет её фразу слово в слово. Пальцы воровки продолжают скользить внутри неё, пока другой рукой Хлоя тянется к лицу Надин и поворачивает к себе, вглядываясь в насквозь черные от похоти зрачки. — Main is jagah mein laane ke lie kee aavashyakata hogee. Yah kaise kiya ja sakata hai? (*Мне нужно будет проникнуть в это место. Как это можно сделать?) — Надин старательно отводит глаза, чтобы не отвлекаться, но воровка и не думает оставлять её в покое, и снова широким движением языка лижет ложбинку между грудей, поднимаясь обратно к соску и обнимая его губами. — Achchha. Mujhe apane raaste mein kisee bhee parivartan ke soochit karen. Main... Main khabar ke lie intajaar karenge. (*Хорошо. Сообщайте мне о любых изменениях в их пути. Буду… Буду ждать новостей.) Тот, кто был на другом конце связи, наверное, сбрасывает вызов, потому что спустя пару секунд Надин откидывает голову и громко, протяжно стонет, как будто ей уже совсем невмоготу терпеть. Скорее всего, так и есть. Хлоя её хорошо понимает, ей самой тяжело, несмотря на недавнюю разрядку; но, как бы она не хотела сломать чертовы наручники и почувствовать сильные руки наемницы на себе, если она действительно так сделает, все её труды, а заодно и все страдания Надин, пойдут прахом. Так что воровка только немного замедляет движение пальцев, и не давит прицельно на чувствительную точку внутри, а случайно задевает её, когда придется. Но даже в таком темпе уже изрядно испытанной выдержки Надин хватает всего на пару минут — она кричит, подкидывая бедра навстречу руке Хлои, и почти достигает пика удовольствия, когда воровка снова убирает пальцы. — Что? — Надин несколько долгих секунд расфокусированным взглядом скользит по ней, прежде чем понять, что случилось, и возмущенно рычит. — Почему… Почему ты опять остановилась? — Не думай, что я позволю тебе так легко кончить. — Дрянь. — И горжусь этим, — сладко улыбается Хлоя, складывая руки на дрожащем от напряжения животе наемницы и упираясь в них подбородком. — Что сказал тебе информатор? Надин корчит гримасу, похожую на страдальческую, злобную и презрительную одновременно, но, видимо, поняв, что без ответа Хлоя точно не будет двигаться дальше, все же говорит: — В Нилгири артефакта не оказалось, там нашли только какое-то древнее оружие. — Какое? — Трезубец, кажется. Хлоя настороженно поднимает голову. Трезубец? Но ведь что-то подобное они уже видели… Воровка щелкает пальцами, зацепившись за воспоминание: — Один из символов Ганеши, которые он держал в руках на той гравюре? — Похоже на то. — Куда его повезли? — В Гадаг, на одну из баз Асава. — Это же совсем рядом, — сверкает глазами Хлоя. — Какая удача. Если Надин и согласна с ней, она это никак не показывает; впрочем, воровке это пока и не важно. Она снова переключает внимание на тело наемницы, и теперь не трогает её руками, только ртом, перебирая губами упругую кожу от груди вниз и касаясь языком всех впадинок, шрамов и неровностей, что встречаются на пути. Спустившись до самой промежности, она ложится на живот, удобно устраиваясь между бедер наемницы, облизывает большой и указательный пальцы и легко трет красный от долгого возбуждения клитор — не то, чтобы это было необходимо, просто Хлоя хочет ещё немного растянуть предвкушение. Все её действия вели именно к этому моменту — теперь она может коснуться Надин языком, попробовать её на вкус, не боясь, что наемница сорвет с неё скальп или задушит, потому что теперь все, чего бы там Надин не боялась, затуманено жгучим неудовлетворенным желанием. А после она сама будет просить её, ведь недаром в профессии про Хлою ходит слух, что язык у неё талантлив не только на переговоры. Что-то привлекает внимание Хлои, какое-то необычное ощущение на пальцах, как будто под складками нежной кожи над клитором протянута жесткая нить, поэтому она отнимает руку и всматривается. И находит шрам — достаточно старый, с рваными краями, не похожий на порез или ожог, который тянется наискось через клитор и загибается внутрь, на слизистую; Хлоя с содроганием ужаса понимает, что, похоже, её порвали зубами. Как же она могла не заметить его до сих пор? — Боже, кем бы ни был тот ублюдок, я надеюсь, ты убила его. — Не сомневайся, — хрипло выдыхает Надин, меряя её таким взглядом, что Хлоя без труда читает в темных глазах смешанную с похотью угрозу: если и она попробует причинить ей вред, то тоже умрет. Наверняка не самой легкой и быстрой смертью. Воровка ободряюще улыбается — она ещё не настолько тронулась умом, да и совсем жесткий секс не в её стиле, — целует внутреннюю сторону бедра Надин, постепенно подбираясь к истекающему смазкой отверстию, и стонет в голос, когда, наконец, одним широким движением языка облизывает промежность. Вкус отдает солью, местными пряностями и теплым мускусом на языке, и возбуждает так, что Хлоя нетерпеливо скользит пальцами в себя. Она с силой лижет её клитор, проскальзывая языком по шраму, и помогает рукой, проталкивая внутрь Надин три пальца — по смазке они входят легко, и вырывают из губ наемницы такие прекрасные звуки, что Хлоя готова слушать их вечно. Меньше, чем через минуту, она чувствует, что почти достигла оргазма — а, судя по страстным крикам наемницы, и Надин тоже, — и ей ужасно не хочется останавливаться, дать уже им то сладкое удовольствие, которого они так жаждут, но Хлоя знает, что они обе достаточно сильны, чтобы выдержать ещё один, последний раз. Поэтому она вытаскивает пальцы и поднимает голову, облизывая мокрые от смазки и слюны губы. — О боже, нет… только не снова, ты не можешь!.. — Надин бьется под ней, как безумная, и почти плачет — Хлоя впервые видит её такой, и, с одной стороны, это даже немного неловко, наблюдать, как настолько сильная женщина ломается под натиском чувств. С другой — это небывалый комплимент мастерству Хлои. — Тсс, тише. Успокойся, — она кладет ладонь на живот наемницы, легко поглаживает выступившие под кожей жесткие мышцы пресса, отгоняя возбуждение насколько возможно. — Похоже, у тебя уже есть план, как пробраться на базу? — Что?.. Нет, нет-нет-нет… — Рассказывай. — Боже… Не могу, — по вискам Надин скатываются крупные капли — слез или пота, непонятно, — и Хлое тяжело на это смотреть, поэтому она больше не медлит, возвращается к промежности наемницы и скользит языком внутрь. Она едва ли может слышать, как кричит над ней Надин, чувствует только, что она вскидывается всем телом, и что мышцы её влагалища сильно сжимаются вокруг языка, и начинает ещё усерднее скользить внутрь и наружу, не желая так просто отпускать наемницу; она должна понять, что Хлоя — лучшее, что случалось в её жизни, и она уж точно никогда не сделает так, чтобы Надин корчилась от боли, а не от наслаждения. Только разве что сама наемница попросит её об этом… Да и то, Хлоя не уверена, что сможет. Время словно замедляется, вязнет, как засахарившийся джем — Надин кончает ещё, и ещё, и ещё; воровка даже не успевает считать, поэтому бросает это дело и отдается своему оргазму, с головой захлестывающему удовольствием, почти болезненным в своей силе. Только спустя долгие и долгие минуты ей удается немного отдышаться; и, когда Хлоя поднимает голову, то обнаруживает, что Надин потеряла сознание. Вполне предсказуемый результат, учитывая, что она провела без разрядки три часа подряд, а потом получила сразу несколько оргазмов, так что Хлоя не волнуется. Она успевает расстелить свою кровать, так и не тронутую с самого их появления здесь, нарезать фруктов и налить воды в две чашки к тому моменту, как наемница все же приходит в себя. Предательски закравшуюся в сознание мысль не отстегивать наручники, оставить Надин в таком беззащитном положении ещё на некоторое время и покормить её с рук Хлоя тут же отметает; дразнить хищника весело ровно до тех пор, пока он не откусит голову. Чутье подсказывает воровке, что эта хищница, хоть и измотана, уже готова грызть глотки любому, поэтому она осторожно поворачивает ключ, размыкая манжеты, и помогает Надин опереться спиной об изголовье — на то, чтобы сесть как надо, сил у той не хватает. Едят они молча; потом Хлоя подставляет плечо наемнице, чтобы помочь ей перебраться с насквозь промокших от пота, слюны и смазки простыней на чистые, и укладывается рядом с ней, обнимая со спины. Назавтра им предстоит сделать многое, но Хлоя почему-то уверена, что сегодняшний день, хоть и был очень непростым, непременно пойдет Надин на пользу.