Потерянное наследие

Распрямить руки получается не с первого раза — Хлоя не берется предположить, сколько времени провела в веревках, но, судя по ощущениям и уже показавшейся над землей кромке восходящего солнца, добрую половину ночи, часов шесть, как минимум. Она уже давным-давно не носит своих излюбленных платков на запястьях, и сейчас невольно об этом жалеет — пересекающиеся на руках полосы кровавых потеков, наливающихся черным синяков и стертой кожи хочется спрятать с глаз долой. Видимо, открывшийся вид вызывает отвращение не у неё одной: Надин уходит к багажнику и, покопавшись там, возвращается с аптечкой и парой одеял. Она усаживается рядом, протягивает руку, чтобы помочь перевязать раны — Хлоя недоверчиво косится на её ладонь, но все же позволяет осмотреть свои раненые запястья, промыть их водой от пыли и оставшихся волокон веревки, сбрызнуть специально припасенной для таких случаев водкой и перебинтовать. Жгучая боль от антисептика на миг заставляет её задохнуться, но Хлоя быстро берет себя в руки — наемнице тоже явно не помешает помощь. На плече под повязкой у неё — рана от прошедшей навылет пули, все ещё сочащаяся мутной сукровицей, не такая опасная, как может показаться на первый взгляд, но все равно весьма неприятная. Влив в рану остатки водки, Надин трясущимися пальцами вытаскивает из аптечки иглу с леской, но Хлоя останавливает её и забирает иглу сама — может, у неё рука тоже не такая твердая, как обычно, но ей хотя бы видно лучше, что и как шить. Наемница с благодарностью улыбается, и даже не вздрагивает, когда игла пропарывает кожу и стягивает леской края, только изредка кусает щеку изнутри и хмурится. Её выдержке можно только позавидовать. Когда они заканчивают с перевязкой, Надин сворачивает одно из одеял в подобие подушки, а второе протягивает Хлое: — Вот. Ложись, тебе нужно поспать. Хлоя смеряет непонимающим взглядом наемницу — зачем ей одеяло, если окружающий воздух стабильно держится на отметке в шестьдесят пять градусов, — но все же берет ткань и накидывает на плечи. Вернувшись на место водителя, Надин заводит джип и мягко выруливает на дорогу, направляясь дальше от города. — Куда мы едем? — В аэропорт Видьянагар. С него местными рейсами летают небольшие самолеты, и это — самый быстрый способ добраться до Нилгири. Проходит минут десять, в течение которых за окнами джипа, ничуть не меняя пейзажа, тянутся виднеющиеся вдали горы, а Хлоя и не думает следовать совету Надин подремать весь путь до аэропорта — хоть и неимоверно устала, — и вместо этого сверлит взглядом её затылок. В конце концов, наемница не выдерживает: — Если хочешь что-то спросить — спрашивай. — Зачем Бивень нужен тебе? — Я же сказала, что мы поговорим об этом потом. — Если ты рассчитываешь на мою помощь, придется объяснить все сейчас. Надин молчит долго, и Хлоя уже думает, что она и не собирается отвечать, когда снова слышит её голос: — Твое предположение насчет того, что я работаю с Асавом — отчасти правда. Работала. Три месяца назад он связался со мной, сказал, что ему нужен охранник для охотника за сокровищами, который прежде такими делами уже занимался. Про Либерталию немногие знают, но Асав умеет находить нужных людей — и нужную информацию. Я согласилась. Охотник — точнее, охотница, которую нужно было охранять, Рика Раджа, уже несколько недель вела поиски по всей стране; охрану она попросила в тот момент, когда развязалась давно назревавшая гражданская война. — Так ты меня нашла как замену ей? — слова вылетают прежде, чем Хлоя успевает остановить себя, и в её голосе слишком явно звучит обида; она ловит долгий взгляд Надин через зеркало заднего вида и не отводит глаз — потому что, если подумать, она имеет полное право задавать такие вопросы. Только через пару минут наемница, вернув внимание дороге, произносит: — Я с ней не спала, если тебя именно это интересует. Хлоя фыркает и отворачивается к окну; она чувствует, как от солнечного сплетения вниз и вверх по телу разливается необъяснимое тепло, — его по определению не должно быть, после всего, что сделала Надин, единственно верной эмоцией была бы злость, — но оно есть. Наверное, Хлоя этому даже рада. — Мы смогли найти часть упоминаний про Бивень Ганеши в легендах, — продолжает рассказ наемница, — но они все были расплывчатыми, ни в одной не было нити, за которую можно было бы зацепиться и выйти на местоположение артефакта, и ни одна не упоминала о его свойствах. Я предполагала, что Бивень — это капсула с каким-то мощным отравляющим или взрывчатым веществом, что-то вроде атомной бомбы. Рика считала, что он — аккумулятор праны, абсолютной энергии, и что с его помощью эту энергию можно обращать в материю. Но, судя по той легенде, что откопала ты, Бивень, скорее, поворачивает время, — Надин со свистом выдыхает сквозь сжатые зубы. — Черт, я не верю в магию и прочую хрень, но это вполне может оказаться правдой. — По моему опыту, да. Я встречала вещи, существование которых только магией и можно объяснить. — Асав не упоминал, зачем ему нужен Бивень, и меня поначалу это не настораживало. Только спустя два месяца наших поисков, когда по пути следования мы пересеклись с Асавом и провели несколько дней на его базе, я случайно услышала, как он, обращаясь к своим солдатам, сказал, что с помощью артефакта он намерен подчинить себе весь мир. Даже не поверила сперва, слишком эта фраза была похожа на реплики злодеев из третьесортных фильмов про супергероев. Поделилась с Рикой своим наблюдением, и оказалось, что она с самого начала шла за артефактом именно с этой целью. Наемница замолкает, а потом вдруг резко тормозит — Хлою бросает вперед, но она успевает упереться руками в спинку переднего сиденья, — и поворачивается к воровке всем корпусом: — Хлоя, если он доберется до Бивня раньше нас, это будет равнозначно концу света. На мир мне, в принципе, наплевать, но вот провести остаток жизни в рабстве у Асава, чтобы потом сдохнуть собачьей смертью, я совершенно не горю желанием. Так что ответ на твой вопрос — Бивень нужен мне, потому что я хочу его уничтожить. У неё во взгляде — смесь надежды, отчаянной решимости и обреченности, — и он точно такой же, какой был у Нейта в Шамбале, в тот момент, когда он понял, на что ему придется пойти, чтобы убить Лазаревича. Хлоя запоздало удивляется этому сравнению и кивает: — Хорошо. Они уже подъезжают к аэропорту — хотя по размеру это больше напоминает небольшую деревенскую улочку с наспех сколоченным сараем у дальнего конца, нежели терминал и взлетно-посадочную полосу, — как вдруг неожиданно раздается звонок. Это — входящий на телефон Надин, и Хлоя снова настороженно подбирается на своем месте — до сих пор она считала, что оба их телефона заперты на одну линию связи и никакие другие сигналы не принимают, но, как видно, ошибалась. — Кто это? Надин отвечает — но не ей, а на звонок, — на хинди. Хлоя этот язык знает гораздо лучше, чем каннада, и наемница об этом наверняка осведомлена, поэтому больше слушает и говорит односложными фразами. На весь разговор едва ли уходит минута, но, когда Надин сбрасывает вызов, останавливает джип и, сложив руки на руле, задумчиво упирается в них подбородком, она молчит ещё целых пять минут. Хлоя терпеливо ждет. — Я не знаю, хорошая это новость или плохая, — когда наемница, наконец, начинает говорить, голос у неё глухой и растерянный. — Асав уже в Утакаманде(1). — Кто это был? — Мой информатор — один из, если точнее. Знаешь, тот человек, что был моим… — Надин вдруг запинается, как будто она хотела что-то сказать, но передумала в последний момент, — моим нанимателем в поисках сокровищ Генри Эвери, научил меня одной очень полезной мысли — наемники служат тому, кто больше заплатит. В рядах армии Асава есть недовольные — по большей части это местные, которых нынешняя власть более-менее устраивает, но которые пошли к нему из-за денег. — Он настолько глуп, что не проверяет своих людей? — Я тоже была уверена, что мои люди мне верны, до тех пор, пока мне в голову не наставили стволы. Профдеформация, в некотором роде, — усмехается Надин так, что становится понятно — для неё это больная тема — поэтому воровка переключает её внимание к делам насущным: — И что же сказал твой информатор? — Что Асав тоже нашел карту, — пальцы наемницы в волнении выстукивают какой-то неровный ритм по рулю. — Но как? Он взломал наши телефоны? Это практически невозможно, сигнал зашифрован на нескольких уровнях, просто так к нему не пробиться. Только теперь Хлоя вспоминает, что где-то у неё должна лежать деталь найденного в храме Шивы и Парвати механизма; однако тщательное исследование карманов ничего не дает. Это наводит воровку на мысль: — Черт… Наверное, он смог повторить карту в воде. — Как? Я же просила тебя разбить механизм. — Я так и сделала: забрала пару шестерней, одну выкинула там наугад, вторую планировала выкинуть, когда ты меня заберешь. Само собой, солдаты забрали ту, что была у меня, и наверняка обшарили святилище на предмет ещё одной. Как же они, кстати, поняли, что им нужно именно в этот храм, если ты утверждаешь, что они оказались там не по твоей наводке? — Рика. — Что? — непонимающе выгибает брови Хлоя, и наемница поясняет: — Я знаю, что она до сих пор не уехала из Индии. У неё оставалась часть материалов — большинство я забрала, кое-что уничтожила, кое-что припрятала, но пару самых важных документов не смогла найти. И, если они у Рики, то ей вполне достало бы смекалки продолжить поиски и выйти на тот же след, что и мы. Какое-то время они молчат, и тишину нарушает только рев моторов небольшого пассажирского самолета, который кружит над единственной полосой аэропорта; Хлоя первой подает голос: — И что теперь? — Мы останемся пока тут. Если Бивень Ганеши найдется в Голубых горах, его попытаются задержать на одном месте насколько возможно, до тех пор, пока мы не приедем; а если там ещё один ключ, то нам нет смысла уезжать. В любом случае, мне сообщат. — Ты думаешь, здесь безопасно? — Единственную бывшую здесь базу Асава я вычистила. Сам он вряд ли знает, что это сделала я, если так поглощен охотой за артефактом, поэтому он скорее сочтет, что расправу учинили правительственные войска. Так что — да, думаю, здесь нам ничего не угрожает. В Хоспет они возвращаются ближе к полудню, когда солнце уже достаточно высоко всходит над городом, оставляют джип на заднем дворе отеля и поднимаются в свой номер — он оказывается даже грязнее, чем тот, что был в Майсуре, и вода в нем есть только холодная. Хлоя думает предложить наемнице поискать что-то ещё, но чувствует, что, если она через пару минут не ляжет спать, то банально свалится в обморок, поэтому отказывается от этой идеи. Она выбирает ближайшую ко входу кровать, откидывается на спину и задирает ноги прямо в выпачканных в тине и грязи ботинках на покрывало. Было бы проще, не будь этого изматывающего тело и сознание секса, когда она каждую минуту готова была умереть, а смерть все не наступала. Иногда говорят, что ожидание смерти куда хуже её самой; теперь воровка знает это наверняка. Словно поймав её мысли, Надин садится рядом и, сцепив ладони в замок, произносит: — Слушай, прости. Мне правда очень жаль, стоило держать себя в руках, — Хлоя слышит её голос как сквозь вату. — Рядом с тобой я просто голову теряю. Говорить совершенно не хочется, но воровка на уровне интуиции чувствует, что не стоит упускать шанс откровенно поговорить с Надин, поэтому шепчет: — Нас могли поймать, это был очень большой риск. — Тебе ведь именно это и нравится. Рисковать. — Но не собственными же кишками, которые может на пулю намотать, — вообще-то, злость уже давно прошла, оставив после себя только слабое раздражение, и, если уж быть до конца откровенной, Хлое действительно понравилось. За вычетом постоянного страха смерти, три оргазма подряд говорят о многом. — В следующий раз, когда вздумаешь так шутить, предупреждай. — А ты хочешь, чтобы он был? Этот следующий раз? — наемница поворачивается к ней, и её глаза опять темные, как ночь — зрачки расширены до такой степени, что не видно радужки, и Хлоя ничего не может с собой поделать, когда чувствует пробегающую по низу живота сладкую дрожь. — Кросс. — Что «Кросс»? — Кросс будет означать, что я прошу тебя остановиться, даже если при этом не могу говорить(2), — она протягивает руку и кладет её поверх сцепленных пальцев Надин. Та улыбается, когда понимает, о чем речь: — Договорились. Она сжимает руку Хлои в ладонях и подносит к губам, чтобы перебрать поцелуями костяшки пальцев, а потом наклоняется над ней и касается целомудренным поцелуем её лба. Хлоя невольно ухмыляется и выгибается вверх, подставляя лицо, и Надин не нужно повторять дважды: она поочередно целует прикрытые веки воровки, уголки глаз, скулы, и спускается к её рту, — как вдруг Хлоя широко и звонко зевает. Она даже немного краснеет, и не скрывает разочарованного вздоха, когда Надин со смехом отодвигается, но та успокаивающе гладит её по волосам: — Нам обеим нужно поспать, но я обещаю, мы обязательно продолжим, как только отдохнем. Наемница уходит на свою кровать — ей, в отличие от Хлои, хватает сил раздеться до белья и забраться под одеяло, а не рухнуть прямо на него. Хлоя закрывает глаза, думая, что сейчас же провалится в сон, но проходит минута, другая, и ей становится неуютно лежать, и слишком ярко светит солнце в неплотно зашторенное окно, и стянувшаяся от грязи одежда неожиданно начинает мешать. Откуда-то появляются силы, чтобы встать, скинуть с себя раздражающие тряпки и подойти к кровати Надин; на секунду Хлоя останавливается в нерешительности, нет никаких гарантий, что уже наверняка заснувшая наемница на застарелых инстинктах не скинет её пинком на пол, — но все же откидывает одеяло и забирается ей под бок. Надин с готовностью обнимает её за талию и притягивает поближе к себе, и только тогда Хлоя засыпает. Она чувствует себя в безопасности рядом с наемницей, и для них это — большой шаг вперед. Хлое на удивление хорошо спится, но ещё лучше то, как она просыпается: ещё сквозь сон чувствуя, как по её груди и животу скользит теплая ладонь, воровка с наслаждением выдыхает, переворачивается на другой бок и утыкается в волосы Надин. Ей так тепло, что она снова готова заснуть, но сама лениво проводит пальцами по бокам наемницы, по её упругой груди, жестким мышцам плеч под коричневой кожей, бицепсам и предплечьям, перевитым выпуклыми венами, и тянет носом воздух. От Надин пахнет порохом, гарью и солью — только теперь не морской, обычной, — пресловутой красной пылью, которая была везде, куда бы они ни поехали, нагретым металлом и кровью, её собственной и тех, кого она убила. Она пахнет войной, и, если бы Хлою сейчас спросили, нравится ли ей этот запах, она бы ответила «нет», не задумавшись ни на секунду. И при этом покривила бы душой. Потому что была у этого запаха одна важная деталь — он принадлежал Надин, и значит, просто не мог не нравиться. Наемница, кажется, тоже ещё не совсем проснулась, а может, только теперь осознала, сколько сил пришлось потратить за почти двое суток без сна, потому что её движения слабые и какие-то заторможенные. Она ведет кончиками пальцев по спине Хлои, скользит по впадине позвоночника от лопаток вниз, гладит внешнюю сторону бедра, неторопливо перебираясь на внутреннюю — тут Хлоя не выдерживает и едва слышно стонет, но Надин почему-то игнорирует её промежность, касается живота и поглаживает, пока дыхание Хлои не выравнивается на прежний ритм. Воровка неверяще замирает, когда Надин, приподнявшись на локте, наклоняется над ней и касается губами её губ. Это пока ещё не настоящий поцелуй, просто прикосновение, такое же, как когда она была в плену, только теперь Хлоя может чувствовать каждую секунду. Губы у Надин — как она и предполагала — мягкие и податливые, чуть шершавые от сухого горячего воздуха. Где-то на инстинктах Хлоя понимает, что наемницу нельзя торопить, но все же приглашающе приоткрывает рот и легко проходится кончиком языка по её нижней губе. Прикосновение тут же исчезает, и воровка уже хочет проклясть себя за неосторожность, как вдруг чувствует проскользнувший внутрь рта язык Надин и губы, настойчиво прижимающиеся к её губам. Хлоя невольно стонет от неожиданного напора, и от того, как умело наемница ласкает её рот, проходится языком по её языку, зубам и деснам. Надин протягивает другую руку, подхватывает Хлою ладонью под затылок и целует так, как будто нет ничего важнее прикосновения их губ. Воровку встряхивает дрожью наслаждения, когда язык Надин начинает гладить её нёбо. От нехватки кислорода кружится голова, но Хлоя только обхватывает руками лицо наемницы и прижимает к себе крепче; когда Надин, наконец, отрывается от её губ и стирает большим пальцем с нижней влажно блестящую слюну, воровка едва может вспомнить, как надо дышать. — Боже… Это было… — пытается выдавить Хлоя, но у неё ничего не получается; она прикрывает глаза, концентрируясь на дыхании, и лежит так до тех пор, пока не чувствует ладонь Надин на своей щеке. Она пристально смотрит на Хлою, и в её взгляде явно читается беспокойство — воровке не совсем понятна природа этого чувства, поэтому она с улыбкой выдыхает: — Не скажу, что самый потрясающий поцелуй в моей жизни, но один из лучших — определенно. — Стало быть, не растеряла навык за шесть лет, — усмехается Надин, перехватив игривый тон, но Хлоя видит, что ей все ещё некомфортно. — Почему ты раньше не давала себя поцеловать? — Не люблю, когда мне мешают дышать, — наемница касается указательным пальцем огромного красного шрама на шее. — Вот почему. В Южном Кордофане(3) я повела небольшой отряд на зачистку дальней границы, но не рассчитала сил повстанцев. Мы попали в окружение, перевес в количестве был на их стороне, и они слишком близко к нам подобрались. Тесаком прилетело прямо по трахее. Отряд с большими потерями отбился, меня потащили обратно в лагерь. В нескольких часах ходу от места стычки. Я дошла, но за каждый глоток воздуха мне приходилось бороться по нескольку секунд, и это было… В общем, худшая пытка, которую мне пришлось перенести. Хлоя несколько минут шокировано молчит, и только усилием воли может прошептать: — О боже, я не знала. Если тебе трудно или неприятно, мы можем… — Нет, — категорически прерывает её Надин. — За возможность целовать тебя я готова бороться даже с собой, просто… Ну, это может занять некоторое время. — Почему ты решилась на это? — Ты меня попросила. И ещё — потому что я тебе доверяю. В памяти Хлои всплывает их разговор по телефону в храме и её собственный гулкий шепот: «Я так хочу, чтобы ты меня поцеловала, пожалуйста.» Она не думала, что наемница запомнит это, что не воспримет как бред, произнесенный в запале страсти. Хлоя судорожно сглатывает; доверие Надин ощущается жгучим перцем на языке, и стекает жаром по глотке в самую глубь её тела, отдаваясь дрожью прямо между ног. Она не может больше терпеть, тихо стонет и протягивает руки к наемнице, чтобы прижать её к себе. Надин снова ложится на бок, коротко касается губами рта Хлои, но не целует её, вместо этого ведет языком по шее, прослеживая бьющуюся под кожей вену. Ладонь наемницы скользит по животу, гладит спутанные завитки волос на лобке и наконец — наконец — накрывает возбужденный клитор. Хлоя отзывается протяжным стоном, её тело бесконтрольно дрожит, когда Надин входит в неё тремя пальцами; она ласкает бедра наемницы и проникает пальцами в её скользкое влагалище, с наслаждением ощущая резкий выдох, вырвавшийся из губ Надин, на своей коже. Движения их рук медленные и осторожные, как будто они заново открывают для себя тела друг друга. Им хватает нескольких минут, и они кончают одновременно, хотя границы оргазма сильно размыты — просто в какой-то момент удовольствие становится чуть более сильным. Надин не подает голос, только прикусывает нижнюю губу и с дрожью сжимается вокруг пальцев Хлои; как ей при этом удается не забывать ласкать её, воровка не знает, да это и не важно. Оргазм все тянется и тянется, кажется, целую вечность, он не такой мощный, к которому Хлоя привыкла, но абсолютно выматывающий своей продолжительностью, и к тому моменту, как сладкие судороги внутри затихают окончательно, она даже стонать уже не может, только хрипло выдыхает горячий воздух. До восхода солнца у них есть ещё несколько часов, и Хлоя, расслабленно вытягиваясь у бока уже задремавшей Надин, думает, что их как раз хватит на то, чтобы хорошенько выспаться.