Потерянное наследие

В чувство её возвращает сильный удар, выбивающий из легких весь воздух, пришедшийся не в одну точку, а по всему телу сразу — как будто она куда-то упала, или её бросили. Она не помнит, что случилось, не понимает, что происходит, и в первые мгновения её это пугает — абсолютная черная пустота пополам с болью в голове и перед глазами; Хлоя пытается проморгаться, и только тогда осознает, что глаза завязаны какой-то плотной тканью, так туго, что края повязки неприятно впиваются в переносицу и скулы. Это плохо, но не хуже, чем можно было бы ожидать — по ощущениям, рот у неё свободен, значит, она может говорить. И кусаться, если придется. Вот теперь воровка начинает вспоминать: храм, отсветы лунных лучей в воде, образующие карту, и отсветы фар на стене. Её кто-то вырубил ударом по голове. Увез в неизвестном направлении. С неизвестной целью. Но хуже всего то, что она не знает, успела ли Надин засечь тех, кто её забрал, и пойти следом, чтобы вызволить Хлою. Попытка пошевелиться ни к чему не приводит — наверное, её связали; Хлоя хочет выяснить, чем и насколько крепко, и уже начинает выворачивать кисти, пытаясь нащупать ближайший узел, как вдруг неподалеку кто-то говорит: — Я слышал, местные бабы могут довести тебя до оргазма, просто сев сверху, и не пошевелив для этого ни одной конечностью. Хлоя замирает, не желая привлекать к себе излишнего внимания, и мысленно анализирует голос. Говоривший — непонятно, один, сам с собой, или обращаясь к кому-то, — спокойно пользуется английским, без какого-либо акцента, значит, либо родился с ним, либо много практиковал; значит, схватившие её солдаты — не государственная армия. Эха от голоса она не услышала, стало быть, помещение, в котором она находится, небольшое. По тому, что голос звучал прямо над ней, воровка могла предположить, что за местную приняли именно её — ничего удивительного, учитывая, что в её внешности четко читаются доставшиеся от матери индийские корни. — Укати яйца обратно. Асав велел не трогать её, сказал, что она может знать что-то полезное, — отвечает кто-то второй, и Хлоя мысленно заменяет одного человека на двух. Асав? Это имя она уже слышала раньше, когда пробиралась по захваченному повстанцами зданию, идя на встречу с Надин. Может быть, он кто-то вроде командира отряда, а может, главнокомандующий. — Да у меня эти самые яйца скоро отсохнут. Он уже сколько времени гоняется за артефактом? Год? — Седьмой месяц. — И за все это время он ни разу не отпустил нас хотя бы на неделю. Семь месяцев без баб, и все — ради этой херни! — Эта «херня» позволит нам поставить правительство этой никчемной страны на колени. — Знаю. И это будет великая победа. Но черт возьми, дружище, дай мне всего десять минут. Вряд ли она забудет то полезное, что может знать, только от того, что я ей присуну, — просит первый, и Хлою внутренне передергивает от отвращения. Если веревок — а она уже не сомневалась, что связана веревками, не цепью и не наручниками, — на неё не пожалели, то быстро выкрутиться она не сможет. Значит, и возможности защищаться будут сильно ограничены. — Ладно. Десять минут — но не минутой больше. И остальным не болтай, а то тебя она, может, и выдержит, а вот ещё полсотни человек — вряд ли. И тогда Асав самолично оторвет яйца нам всем. — Как скажешь. Хлоя подбирается всем телом, когда слышит удаляющиеся шаги, и вздрагивает от жадно обхвативших её задницу рук одновременно с тем, как хлопает дверь. Приходится резко откатиться, чтобы сбросить руки с себя, но вот попытка пнуть противника не удается — ей отрезают любую возможность пошевелиться, прижав бедра к полу всем немалым весом, и остервенело рвут ремень, прежде чем перевернуть обратно на живот. — Не ерепенься, девочка, и я обещаю, что обойдусь с тобой аккуратно, — мерзким шепотом уговаривает её противник, стягивая штаны под задницу. Воровка не знает, как поступить лучше — показать, что они ошиблись и она не местная, заговорив на английском, или поддержать легенду, использовав все свои знания каннада(1), пусть от волнения они заметно поубавились, — поэтому просто пыхтит и клацает зубами, пытаясь ранить наугад. Не сразу, но ей удается вцепиться в руку — возможно, в руку, — противника; Хлоя кусает изо всех сил, с удовлетворением ощущая брызнувшую на язык кровь. — Ах ты тварь! — кажется, человек за её спиной был не готов к тому, что она начнет так яро сопротивляться. Хлоя не успевает понять, что произошло — её оглушает сильным ударом по затылку, а потом, словно противник хотел добить её наверняка, ещё двумя об пол. — Не хочешь по-хорошему, будем по-плохому. Теперь у неё во рту кровь не только чужая — наверное, от удара разорвало нижнюю губу ровно посередине, — но Хлоя почти ничего не чувствует за поглощающим все остальное шумом в ушах. Сбитая с толку, она начинает терять понимание пространства — было бы не так плохо, имей она возможность видеть или шарить руками вокруг, чтобы найти какой-то ориентир, но возможности такой нет. Хлоя не понимает, где верх, где низ, и куда делся её противник, потому что его рук на себе она тоже не ощущает. Только через минуту она понимает, что осталась в комнате одна. Ей мерещится какой-то гул, крики и выстрелы, хотя она уверена процентов на девяносто восемь, что только мерещится. Шум в голове проходит не сразу, но Хлоя предпочитает не ждать — неизвестно, как надолго её оставили одну, и каким составом придут позже, — поэтому дорога каждая секунда. Стянутыми веревкой ногами пошевелить удается, но только в коленях, по ходу естественного движения сустава — видимо, они связаны от щиколоток как минимум до середины бедра. Хлоя отчаянно крутит запястьями, пытаясь высвободиться, но чувствует, что даже локти не двигаются, а при любой попытке повести плечами веревка впивается в грудь и спину — похоже, её связали какой-то старой военной техникой, когда трудные узлы делаются почти на каждом обороте веревки. Ей приходилось слышать о такой, но сталкиваться на практике — нет. Выбора особо нет, Хлоя дергает руками как можно дальше в стороны, но чувствует только, что узлы стягиваются сильнее, теперь уже мешая ей дышать. Хлоя понимает, что упустила свой единственный шанс выбраться, как только слышит скрип открывшейся двери. Кто-то торопливо приближается к ней, так что воровка быстро притягивает колени к груди и прячет голову за плечом, защищая её от удара насколько возможно; но вместо него она слышит свое имя. Произнесенное слишком знакомым женским голосом. — Хлоя! Она не уверена, что он принадлежит наемнице, но за недолгую историю их знакомства все же научилась отличать его от других, поэтому облегченно выдыхает: — Надин? Слава богам, ты меня нашла. В тайне даже от себя она все же надеялась, что Надин придет за ней, не бросит тут подыхать — а такая вероятность была, несмотря на то, что они работают в паре. Хлое доводилось предавать самой и испытывать предательство на себе. Наемница быстро ощупывает её на предмет серьезных ран и обеспокоенно спрашивает: — Тебя что, насиловали? — Нет, не успели, — нервно усмехается Хлоя, только тут вспомнив, что валяется со спущенными штанами. Зрелище, наверное, не ахти. Она шевелит запястьями, ожидая, когда наемница снимет повязку с её глаз и перережет веревки — развязывать слишком долго, да и толку церемониться, — но почему-то ожидание затягивается. — Ты не хочешь мне помочь? — Нет. Хлоя посмеивается, сочтя шутку вполне удачной, но, когда и минуту спустя она все так же остается связанной, улыбка на её губах сменяется гримасой недоверия: — Что? — Если бы ты видела себя сейчас, Хлоя, — Надин говорит очень тихо, но Хлоя умеет распознавать эту интонацию даже лучше, чем её обычный голос. — Такая беспомощная и возбуждающая. Истерический смех подступает к горлу горьким комом, который воровке удается прогнать усилием воли, и она даже не запинается: — Я тоже тебя хочу, но сейчас совсем не время и не место для того, чтобы… — Ты не в том положении, чтобы решать, место и время ли. Воровка шокировано молчит. Она была готова к любому повороту событий, кроме того, в котором Надин придет за ней, просто чтобы оставить её в таком виде. Внезапно тишину прерывает какой-то металлический лязг, и Хлоя не может с уверенностью сказать, щелкнул это взводимый курок или вынутый магазин, до тех пор, пока ей в щеку упирается дуло пистолета. Невольная дрожь ужаса скручивает её почти пополам — и в ответ она слышит только тихий смешок наемницы: — Не волнуйся, я умею этим пользоваться. Хлоя чувствует, как её уносит паникой. Так вот в чем все дело — Надин и эти солдаты наверняка работают на одного человека, на того сумасшедшего, который уже целых полгода гонится за полумифическим артефактом по всей Индии, — потому что во вражеском логове наемница не стала бы так спокойно размахивать пушкой. Хлоя нужна была лишь для того, чтобы найти первую зацепку, выполнить самую трудную часть работы, — она её выполнила, стала не нужна, и теперь её выкинут, как ненужный хлам. Словно в ответ на мысли воровки, холодное касание металла сдвигается от щеки вниз, по шее, заставляя её кожу покрываться нервными мурашками, и уходит через плечо на спину — Хлоя чувствует, как ствол задевает натянутые веревки, и задыхается. Там хотя бы пара слоев одежды, через которые холод металла не проникает, но ощущение дышащей в затылок смерти в лице Надин никуда не уходит, и это даже страшнее, чем ощущение прижатого между лопатками пистолета. Наверное, если бы она могла видеть, наскребла бы в себе остатки храбрости на то, чтобы подавить дрожь, выпрямиться и с достоинством встретить пулю. Но она не может. Поэтому, когда дуло пистолета снова касается её кожи, теперь уже на пояснице, прямо под нервно дергающимися пальцами Хлои, которыми она нечаянно задевает ствол — о, будь у неё чуть-чуть больше места, она с легкостью вырвала бы его из руки наемницы, — она вздрагивает чересчур сильно. На языке отчетливо горчит разочарование, больше в себе самой, чем в Надин, — можно было бы сразу догадаться, что все так и закончится. — Почему… — теперь голос её подводит. Хлое приходится прочистить горло, прежде чем продолжить. — Почему бы тебе просто не пристрелить меня? Надин на секунду замирает, а потом снова ведет пистолетом вниз, до самой задницы, — и вдруг резко убирает его, не доведя до ложбинки. Воровка настороженно ждет — ответа, выстрела, хоть какого-нибудь движения, — но проходит минута, другая, и ничего не происходит; Хлоя думает, что это, должно быть, какая-то извращенная форма пытки, должно быть, за то, что она укусила того солдата. В её мозгу проскальзывает предательская мысль, что было бы гораздо проще, если бы она тихо полежала. Десять минут привычного, в принципе, секса, пусть и без её согласия, она смогла бы выдержать с легкостью. А то, что происходит сейчас, она гарантировано не переживет. Хлоя чуть не вскрикивает, когда пистолет касается внутренней стороны бедра; она пытается зажаться, хоть как-то защитить себя, и что есть силы сводит бедра, не давая дулу проскользнуть между ними. Надин это, видимо, не нравится — Хлоя слышит её раздраженный выдох. Это даже придает ей немного сил, но все силы исчезают под легшей ей на поясницу ладонью наемницы. Воровка уже не доверяет ей умом, но тело ещё отказывается признавать столь очевидное предательство, и с готовностью откликается на ласку, когда Надин гладит её напряженную спину — это слишком нежное, слишком интимное движение, от которого Хлоя окончательно теряется. Она человек, и она слаба. Когда пальцы наемницы, слишком горячие на контрасте с отталкивающе-холодным металлом пистолета, прижимаются к её обнаженному бедру, Хлоя всхлипывает от разлившегося по телу возбуждения. Она не хочет, но с готовностью подается в её ладонь, стоит Надин накрыть её промежность и проскользнуть пальцами по вмиг увлажнившемуся клитору. Она сжимает зубы, но все равно стонет, чувствуя неспешный ритм, который задала Надин. Минуту спустя Хлоя почти забывает об угрозе, что совсем не метафорой нависла над её головой, и откровенно толкается бедрами навстречу руке наемницы, — поэтому кричит от неожиданности и обжигающего холода, когда та убирает пальцы и проводит пистолетом между скользких складок плоти. — Боже, нет… Стой, — Хлое хочется, чтобы её голос звучал не так умоляюще-ничтожно, и чтобы вырывающиеся стоны больше походили на выражение боли, а не удовольствия, но она ничего не может поделать. Будь проклят её неуёмный темперамент, будь проклята эта наемница, будь проклят тот день, когда она решила, что сможет справиться с этим заведомо гиблым делом! Воровка захлебывается криком, чувствуя, как в неё начинает проникать ствол пистолета — похоже, все того же Десерт Игла, потому что он входит слишком глубоко, — и кончает неожиданно даже для себя, стоит спусковой скобе упереться в её клитор. Мышцы судорожно сжимаются вокруг пистолета, и это немного больно — оказывается, Хлоя давно отвыкла от столь больших предметов в себе, — но Надин терпеливо ждет и успокаивающе гладит её по бедру. Отпускает её только через минуту; воровка часто дышит, кусает губы и старательно убеждает себя, что повязка, закрывающая ей глаза, влажная только от пота. Нагретый теплом её тела ствол начинает неторопливо двигаться внутри, сначала не сильно, но наращивая размах с каждым новым движением. Хлоя не может себя сдержать, стонет и извивается так, что спустя какое-то время чувствует вжимающуюся между лопаток ладонь наемницы. Пистолет при каждом движении выскальзывает почти до конца, чтобы снова с силой войти внутрь, и каждый раз воровка отвечает громким стоном. Наверное, её вид доставляет Надин какое-то особое, садистское удовольствие, потому что Хлоя чувствует, как она потирается промежностью о её бедра в такт с движениями пистолета и тихо стонет. О, если бы она только могла видеть её глаза — красивые, темные от желания глаза, которые смотрели на неё так с той самой ночи в майсурском отеле и, наверное, уже тогда знали, что им придется наблюдать смерть Хлои. Может быть, именно поэтому Надин смотрела с такой похотью. Может быть, она, под стать своему хозяину, этому неизвестному Асаву, возбуждается, когда думает о смерти. Воровку передергивает от одной мысли об этом, но точно выверенный толчок пистолета и нахлынувшее от этого удовольствие начисто вымывают все мысли из её головы. Остаются только ощущения — еле теплый металлический ствол внутри, холодная скоба, все так же задевающая клитор, и горячее тело наемницы, прижимающееся к её спине. В таком положении Надин может легко дотянуться до её уха — это она и делает, прижимаясь губами к завиткам хряща и жарко выдыхая на пределе слышимости: — Какая ты красивая, Хлоя, если бы ты только видела. Выгибаясь от оргазма второй раз, Хлоя чувствует, как пресловутая повязка намокает изнутри от её слез, и даже не пытается спрятать за закушенной губой вырывающиеся из груди всхлипы. Ей хорошо — слишком хорошо с учетом того, что ей с минуты на минуту прострелят кишки, — но, в какой-то степени, это помогает: воровка чувствует себя настолько вымотанной, что уже готова просить о смерти. Самое время. Но у Надин, похоже, другие планы — пистолет внутри Хлои слегка меняет угол, чтобы задевать чувствительную точку, и теперь почти не двигается наружу, отчего скоба постоянно дразнит напрягшийся почти до боли клитор. Воровка только беспомощно всхлипывает: — Я… Я не могу больше. — Можешь, — в шепоте Надин — искреннее участие. — Ещё раз, давай. Нет. Это просто невозможно. Хлоя точно знает, что её предел — два раза, больше она никогда не кончала, только после как минимум получасовой передышки. Ствол Десерт Игла неумолимо толкается вперед, и она отчаянно крутит руками, отвлекая себя болью, до тех пор, пока из-под веревок начинает накрапывать кровь. Это работает, но недолго. Ровно до того момента, как Хлоя испуганно замирает, почувствовав, что губы Надин цепочкой поцелуев проследили линию её челюсти и остановились аккурат над её ртом. Воровка задерживает дыхание, чтобы понять, не показалось ли ей, и ясно ощущает жар от выдоха. Так Надин решила её поцеловать? Сделать такой своеобразный прощальный подарок? Хлоя думает, что ради такого можно и умереть, и чуть подается вверх, касаясь губами её губ. Она не успевает понять своих ощущений — её душит третьим оргазмом, таким же мощным, как предыдущие два, поэтому Хлоя чуть не теряет сознание. Краем уха она может слышать сдавленные стоны наемницы, когда та забирается ладонью в свои штаны и, продолжая тереться о её бедро, с криком кончает. Хлоя едва ли чувствует, как Надин натягивает на неё штаны, касается руками её головы и — наконец-то — снимает с её глаз повязку. В комнате, которая, как и предполагала воровка, в площади едва ли дотягивает до восьми метров, света немного, но даже так Хлое приходится щуриться и моргать, чтобы вернулась ясность зрения. Она молча смотрит, как наемница подбирает с пола магазин Десерт Игла и вставляет его в паз, — стало быть, в пистолете не было патронов? Хлоя в изнеможении прикрывает глаза. Такие эмоциональные скачки слишком сложны для неё. Веревки Надин и не думает трогать — вместо этого она без труда подхватывает её на руки и уносит из комнаты с наглухо запаянными оконными проемами; Хлоя не пытается вырваться, только равнодушно смотрит по сторонам. Посмотреть есть на что — их путь пролегает через несколько коридоров, полуразрушенных комнат и залов, и везде валяются убитые солдаты. Только теперь воровка замечает, что лицо Надин сплошь покрыто пылью, бетонной крошкой и брызгами крови, а левая рука у плеча замотана какой-то тряпкой, явно наспех и не очень туго, потому что от неё по коже вниз тянутся несколько полос подсохшей крови. Небо далеко на горизонте только начинает окрашиваться в розовый и серо-оранжевый, когда они появляются на городской улице — где-то на окраине, судя по состоянию домов, хотя Хлоя вполне может ошибаться. Надин несет её к их джипу, неаккуратно запаркованному через дорогу, устраивает на заднем сиденье — и садится за руль, так и не развязав её. — Почистить не забудь, — говорит Хлоя как можно более нейтральным тоном, когда наемница кидает на переднее пассажирское сиденье свой Десерт Игл. На его черном стволе прозрачными потеками засохла её смазка, и, на самом деле, она все ещё чувствует оставшуюся от него тянущую пустоту внутри. — Ты злишься? — не поворачиваясь к ней, интересуется Надин, и воровка просто не может себе отказать: — Ну что ты. Я просто в бешенстве! — Знаю, — джип срывается с места с такой скоростью, что Хлою вжимает спиной в обшивку — это словно распаляет её ещё больше, и она рычит: — Ты тоже работаешь на него, да? — На кого? — включает дурачка наемница. — На Асава! Ты же заодно с ними?! — она слишком резко срывается в крик, и, святые угодники, до сих пор Хлоя не знала, что может испытывать настолько сильную всепоглощающую ярость. Даже предательство Флинна когда-то не столь уж давно не смогло разозлить её до такой степени. — План был таким с самого начала? Использовать меня для грязной работы, а потом убрать? О боже, поверить не могу, что меня так подвело чутье. — Что ты несешь вообще? — А как ещё это понимать? Ты отказываешься говорить мне имя своего хозяина, а эти уроды — надо же, какое совпадение, — оказались в храме именно в тот момент, когда я отправила тебе карту. — Наверное, он идет по тому же следу. — Да неужели. — Прекрати. Я не работаю на Асава, потому что я вообще ни на кого не работаю в данный момент. — Тебя же нанял мой клиент. — Нет. Твой клиент — я. Хлоя замолкает на полуслове. Она — клиент? — Не может такого быть. Мне заплатили — и сумма была внушительная, наемники столько не зарабатывают. — Вложила кое-какую мелочь из того, что привезла из Либерталии. — Либерталии? Стоп. Откуда ты про неё знаешь? Ты — одна из наемниц Шорлайн? — Бывший руководитель. О Либерталии воровка слышала немногое. Знала, что завязалась эта история с появления старшего брата Нейта — некоего Сэма Дрейка. Что там шла гонка не на жизнь, а на смерть — как раз в духе наследника сэра Френсиса Дрейка — почти по всему земному шару, что закончилась на островах в Индийском океане, и что из всех участников в плюс вышли только ничтожные остатки армии наемников. И ещё — что их предводитель смог уйти живым от Нейта, который по своему обыкновению убивал абсолютно всех врагов. И что это была женщина. А что, если Надин говорит правду? — Да кто ты такая? — Слишком долгая история, и когда-нибудь я её обязательно расскажу. А сейчас... — машина останавливается где-то за городом. Надин какое-то время сидит молча и барабанит пальцем по рулю, словно решает какую-то дилемму внутри себя, — потом выходит и, обогнув джип, открывает заднюю дверь с той стороны, где сидит Хлоя. — Сейчас я тебя развяжу. Мы продолжим искать Бивень Ганеши, выясним, насколько далеко в своих поисках продвинулся Асав, и попробуем его опередить. Ясно? По лицу наемницы нельзя прочитать ни одной эмоции, и Хлоя даже не берется предположить, что будет, если она откажет, так что просто кивает головой; но, когда Надин вытаскивает из ножен, прикрепленных к поясу, большой зазубренный нож, воровка невольно отшатывается. Она не сводит глаз с лезвия, которое перерубает узлы, поэтому не видит сквозящего в глазах Надин сожаления.