Баллады Убийцы

Саммари: Когда волк придет домой — будет вечеринка. Все отправляются в ад, со значительным насилием и несколькими неуместными шуточками. *** Сначала — взлетная полоса, затем — машина, и далее — долгий переход через туннели, все глубже уводящие под землю. Солдат повинуется зеленоволосой женщине, которую встретившие их в туннеле охранники в униформах именуют Мадам Гидра. Его приводят в комнату. Сколько же было таких комнат. Предмет, стоящий в ней, узнаваем даже сквозь черное воющее торнадо битого стекла внутри его головы. Кресло. Маленький потный мужчина в белом лабораторном халате. Нервничающие мужчины покрупнее с нацеленными на него штурмовыми винтовками. Мадам Гидра указывает на кресло, и он пристраивает снайперскую винтовку рядом с креслом, а затем садится. Шестеро солдат со штурмовыми винтовками распределяются вокруг, стараясь держаться как можно ближе к стенам и наставив на него оружие. Маленький лысый ученый пищит дрожащим голосом: — Но что это… я думал, план рассчитан на Капитана Америку, а не… — Нет времени. Карта у нас. Герр Шмидт ждет. Если мы сможем схватить Капитана Америку позже, процесс передачи сознания Герра Шмидта из этого тела не будет сложным. — Хорошо, — ученый одергивает свой лабораторный халат, успокаиваясь. Оборачивается к своим коллегам. — Подготовка к обнулению. — Нет, идиот, — зеленоволосая женщина смотрит на него так же, как орел смотрит на насекомое, и мужчина заметно тушуется. Если бы Солдат испытывал эмоции, его бы это позабавило. — Мы не станем наносить ущерб мозгу сосуда, который вот-вот займет герр Шмидт. У меня и так имеются сомнения, что чьи-то ментальные возможности позволят вместить гения такого масштаба, как Красный Череп. Мы не будем ухудшать ситуацию, — она фыркает, когда ее телефон звенит, получив сообщение. Солдат моргает, глядя на них, его лицо ничего не выражает, он ожидает следующего приказа. — Виктор ждет меня. Я скоро вернусь, и тогда мы начнем церемонию. Подготовьте его. Ученый кивает одному из солдат, который медленно опускает штурмовую винтовку и поднимает другое оружие. Ружье с транквилизатором. Мадам Гидра смотрит на ученого, хмуря светлые брови. Тот запинаясь, поясняет, утирая рукой пот с лысой головы. — Я не… мы не… Надо это усыпить. Никто не останется с ним в одной комнате, когда оно не спит, ведь эти двери не смогут его сдержать. — Ваш страх мне отвратителен, герр доктор Грубер. Страх делает Гидру слабой. Сглотнув, ученый продолжает: — Здесь смесь нейротоксинов и седативов. Эта доза успокоит его где-то часа на три. Оно будет полностью в сознании, просто не сможет двигаться. Прошу, Мадам. Поверьте. Это ненадежно. Программирование больше не держится. Телефон Мадам Гидры снова звякает. Она раздраженно вскидывает руку и разворачивается, чтобы уйти. — Отлично. Сделайте это. Хайль Гидра. Ученый хватает дистанционный контроллер, и тяжелые металлические фиксаторы выдвигаются из кресла, чтобы сомкнуться над руками и ногами Солдата. Один из шести охранников бубнит: — Дерьмо, что бы она с ним не сделала, оно реально работает. Я был на одной из сессий в Нью-Йорке, и оно сорвалось, как только показались фиксаторы. Убило двух техников. Солдат таращится на мужчину с транквилизатором. Транк Ружье оглядывается на Ученого, дергая головой в сторону Солдата: — Куда мне стрелять? Кругом броня… Вы можете… — Транк Ружье жестами предлагает расстегнуть тактический жилет. — Да пальни ему в чертово лицо. Я желаю, чтобы оно отключилось немедленно, Шварц. Транк Ружье выдыхает и поднимает оружие, наводя на цель. Солдат смотрит на него в упор жутким, мертвым взглядом. Солдат терпеть не может, когда в него стреляют, а сейчас это практически неизбежно. — СТРЕЛЯЙ, Шварц! Транк Ружье стреляет, и в тот момент, когда он нажимает на спусковой крючок, может поклясться, что Солдат подмигивает ему. Потом палить начинают уже все, потому что, Иисус Христос, эта тварь дергает головой в сторону и уклоняется от дротика, как такое возможно, ничто не может двигаться так быстро, а оно уже вырвалось из фиксаторов, и, ох, твою мать, несколько пуль должно быть нашли цель, но большая их часть отскочила от руки, черт, оно уже вырвалось из оков, и у него идет кровь, в него попали, слава Богу, но кто позволил ему оставить пистолеты… А доктор Грубер прижимается к полу и вопит: — Убейте это! Убейте это! Убейте это!.. И Солдат выкатывается из кресла, оставляя за собой кровавый след на полу, и стреляет, держа пистолеты в обеих руках, один-два-три-четыре-пять — каждый выстрел попадает в чью-то голову, затем Солдат целится в него, целится в Шварца, и тот роняет ружье с транквилизатором, и поднимает руки, и молит, и Солдат простреливает ему обе коленные чашечки, и встает, и подходит к нему, как будто у него все время мира, и ученый вопит от ужаса, и Солдат просто поднимает руку и целится из ружья себе за спину, даже не глядя, и палит парню в голову, и почему он идет сюда, он убирает в кобуру один из пистолетов, и поднимает ружье с транком с пола, осматривает его и улыбается самой ужасной улыбкой, которую Шварц видел в жизни, и это также последнее, что Шварц вообще видел в жизни, потому что Солдат стреляет ему в чертово лицо транком, и от нейротоксина каждая его частичка вибрирует от боли, его легкие и сердце отказывают, и он не может дышать, задыхается, и Солдат даже не остается, чтобы посмотреть, как он умирает, он разворачивается к двум оставшимся ученым и небрежно, одной рукой, живой рукой ломает шею тому, который молит о пощаде. — Хочешь пощады — не работай, мать твою, на фашистский культ смерти, — рычит Солдат, направляясь к доктору Груберу, который обмочился на полу. Солдат вздергивает Грубера вверх, засовывает руку ему в рот и выдергивает зуб с цианидом, прежде чем тот успевает прикусить его, и Грубер беспомощно дергает ногами в паре футов над полом, Солдат тащит его к креслу и усаживает. Оно хромает и дрожит от кровопотери, весь его тактический жилет залит кровью, но оно все еще двигается, и доктор Грубер думает: может быть, если ударить и попасть Солдату по одной из пулевых ран, удастся удрать? И тут Солдат наклоняется над ним, положив руки ему на плечи, металлическая рука неприятно близко к его шее, и оно улыбается и спрашивает: — Знаешь, что мне больше всего нравится в будущем? Спотифай. А знаешь, что второе мне нравится? Кабельные стяжки, — и извлекает из кармана несколько кабельных стяжек и привязывает доктора Грубера к креслу, и нет, оно же не собирается… оно же не знает, как… оно просто оружие, как оно может понять тонкую науку, затрагивающую… Солдат хромает к контрольной панели. — Всегда было интересно, как это выглядит с другой стороны, — оно вводит протоколы и затем приваливается к панели, уставившись на доктора Грубера с выражением, которое доктор Грубер может классифицировать только как удовольствие, когда сверху опускается шлем. — Кстати, это чертовски больно. Как Солдат и предполагал, выясняется, что обычные люди не выдерживают, когда через их голову пропускают ток высокого напряжения. Гидровский ученый умирает от обширного кровоизлияния меньше чем за 30 секунд. Солдат отключает машину, затем лупит по ней металлическим кулаком снова и снова, пока от нее не остается лишь куча обломков. Он оценивает собственные раны: четыре пулевых ранения (грудь, живот, бедро и нога), плюс царапина на правом бицепсе. Попадания в грудь и живот частично отразил его тактический костюм, они поверхностные и не задели ничего серьезного. Пуля в бедро пронзила легкие кевларовые леггинсы, которые он надевает под штаны, и глубоко застряла в мышце. Он расстегивает тактический жилет, извлекает боевой нож, зажимает ножны в зубах, и начинает выковыривать пулю из торса. Пулю в бедре придется оставить до лучших времен. Он ее перевязывает, но все равно, веселого мало. Самое время убраться из этой комнаты. Запах паленого, прогорклая алюминиевая вонь от кресла, крови, мочи и дерьма из мертвых тел, в довершение к его собственной кровопотере, не помогают оставаться в пределах приемлемых оперативных параметров. Он заканчивает штопать раны, затем надевает маску и защитные очки. Снайперская винтовка убрана с глаз подальше, запрятана на потолочной балке, и теперь… что ж, выбора ведь и не было, верно? Спускаемся вглубь горы. Он распахивает дальнюю дверь — медленно, осторожно, вытащив пистолет, и начинает бесшумное продвижение по сырому каменному коридору к тому, что ждет впереди. *** — Ильза! Что тебя задержало? — О, Виктор, самые скучные детали, — статная гибкая блондинка в прозрачно-изумрудном платье шествует через тронный зал замка Дум. — Предметы, которые я должна собрать, чтобы заставить карту работать — это такая скука. Приземистый мужчина, развалившийся на старом позолоченном троне, перекинув через подлокотник одну ногу в броне, при ее приближении выпрямляется и принимает более уместную позу, расправляя длинный зеленый плащ. Доспехи кажутся старомодными, но на самом деле они весьма современны, пульсируют тонкими узорами стекловолоконного кабеля на фоне серого сплава, облегающего фигуру мужчины. Его лицо… что ж, если оборотень находит Красного Черепа привлекательным, само собой разумеется, она может счесть Виктора фон Дума выглядящим приемлемо. Она улыбается ему как своему светилу, и заметив легчайший отблеск сомнения в его умных параноидальных глазах, влажных и подвижных, обрамленных одеревеневшей шрамированной плотью лица. Чтобы восстановить гламур, ей нужно поцеловать его — и быстро. Он не дурак, этот Виктор, но как и многие великие мужчины, он одинок и постоянно ощущает себя недооцененным, и потому он — легкая мишень для девушки, которая знает то, что знают все хорошенькие девушки. — Виктор, как же я соскучилась по тебе, — говорит она, устраиваясь у него на коленях и проводя пальчиками по его волосам, — после тебя быть с другими — это такое разочарование. Их праздная болтовня, обыденность их идей, дешевая и всегда предсказуемая… Но ты, мой лихой гений… — оборотень наклоняется вперед, приоткрыв рот, проводит своей полной нижней губой по остаткам губ фон Дума. Он отстранятся, инстинктивно вздрагивая от прикосновения. — Ильза, тот самолет, на котором ты сегодня прибыла… Она тянется к нему, издавая тихие кошачьи стоны, повторяя его имя, подталкивая его руки к своей груди, и, наконец, он ее целует. Когда они разрывают поцелуй, его глаза спокойны, при взгляде на нее зрачки расширяются. — Моя Ильза, — он обводит пальцем ее высокие скулы. — Скоро, любовь моя. Скоро ты со своими думботами, и я со своими демонами, мы захватим этот мир и сделаем нашим. — Да… Виктора прерывает низкий и настойчивый сигнал тревоги. В воздухе перед глазами Дума возникают прозрачные экраны, показывая приближающийся квинджет и две летящие фигуры поменьше. — Они посмели…! — шипит Дум. Встает, сталкивая Ильзу со своих колен. — Иди вниз, — приказывает он. — Я разберусь с этими костюмированными надоедами. Оборотень опускает ладонь на его руку. — Поймай их, мой дорогой. Тогда мы сможем показать их унижение всему миру, — улыбается она, думая про себя: «а я найду применение Капитану Америке». Она выбегает из зала, решив остановить процесс в пещерах в глубине горы. Можно наконец убить Зимнего Солдата. Теперь он — излишество. * * * Пространство вокруг квинджета внезапно наводняют думботы, и лично Дум в развевающемся на ветру плаще парит перед ними, вытянув к лобовому стеклу руку с раскрытой ладонью. Внутри джета Клинт Бартон, фальшивя, начинает мычать про себя: «Стоп! Во имя Дума, думаю все кооончено!», пока Наташа не хихикает и бросает в него сюрикен, чтобы заткнуть. Бартон ловит его в воздухе и шлет ей воздушный поцелуй. — Фу, снимите себе номер, — стонет Стив, проверяя ремни на своем щите. Он смотрит на доктора Стрэнджа — тот убирает маленькую кожаную записную книжку, в которой что-то строчил странным почерком во время путешествия, и кивает. Готов. Железный Человек замирает в воздухе напротив Дума. Голос Тони звучит через комм громко и четко, но что говорит Дум, они не слышат. — Доктор Дум — кстати, это была почетная степень, или… а, ладно. Мы хотим только поговорить с вами. Мы можем приземлиться на вон том симпатичном поле и провести переговоры, может, даже попросим Марию фон Трапп спеть нам йодль? — Вы серьезно насчет ультиматума? Все еще издаете манифесты, или оставили их позади, вместе с вашими ранними двадцатью годами, как большинство разумных людей? Тоже нет? — Все еще нет. Мы не уйдем, пока не поговорим с вами. Вам решать, будете ли вы в сознании, или не совсем во время разговора. — Это сигнал мне, — говорит Брюс. Наташа кивает и нажимает на кнопку, открывающую люк в потолке парящего квинджета. Брюс карабкается наружу, выглядит он маленьким и отчего-то жалким, его болтает ветром. Следом за ним выбирается для поддержки Стив. — Что ж, мы все можем остыть, посидеть на газоне и поговорить, потому что, верите или нет, мы пытаемся удержать вас от огромной ошибки — или же мои друзья могут часок поиграть в юных архитекторов с замком Дум. Мы тут подумали, что вы устали от старого Нойшванштайна* и хотите нечто в стиле Фрэнка Ллойда Райта? ** Вылетевший из кулака доктора Дума сгусток энергии ударяется Тони в грудь. — Поехали, — вздыхает Брюс. — Прости, — говорит Стив, сталкивая Брюса с квинджета. Тот летит вниз. Стив слышит приглушенный возглас доктора Стрэнджа: «древние хозяева Хоггота!», когда тело Брюса пролетает мимо иллюминатора квинджета. Падающая фигура также слегка отвлекает доктора Дума, поэтому он пропускает летящий в него сбоку Мьолнир. Тот оставляет вмятину. — Ага! Битва началась! — восхищенно ревет Тор, радостно сцепляясь с думботами. Далеко внизу крошечная падающая фигурка собрата по науке начинает зеленеть и увеличиваться в размерах, прежде, чем пробивает дыру в черепичной средневековой крыше. Следом за ним в дыру устремляется поток думботов. Почти сразу же их разодранные на части куски веером разлетаются обратно. — Дум! Собрат по науке! Человек, любящий оружие! Да послушай меня хоть секунду… — Друг Тони, на нем гламор, таким же пользовался мой брат. Его нельзя винить за его действия, и я боюсь, чем человек интеллигентнее, тем легче его одурачить. — Ну так сними гламор, Тор! — Увы, я вижу гламур, но не могу убрать. Такое не в моих силах, — признает асгардский принц, ловя молот и вращая его, в то время, как группа думботов окружает его, пытаясь найти слабое место. — Возможно, его снимут время или хороший удар по голове! — Тони, твоя миссия, если ты на нее согласишься… — начинает Стив. — О, боже. Он ссылается на фильм! Ребята, Кэпоскимо процитировал фильм! — вопит Тони. — Вы вместе с Барнсом оттягиваетесь под Нетфликс? — Тони, — раздраженно бурчит Стив. Запускает щит, сшибая им четырех думботов, тормозит пятого, затем бросает снова. — Ладно, ладно. Мы с Тором поиграем в разнеси-Латверию, а вы занимайтесь своим делом, Стив. И? Хорошо, что ты вернулся, Кэп. Отсалютовав, Стив кричит внутрь квинджета. — Итак, команда В! Пора приземляться, — он спрыгивает вниз, но люк не успевает вовремя закрыться, и полдюжины думботов проникают внутрь и открывают огонь по всем находящимся в квинджете без разбора. Клинт отстреливается, сжимая в каждой руке по маленькому арбалету, и хотя о Клинте нельзя сказать, что он особо разборчив (такой кофе; этакая пицца; отвращение к стирке), в выборе целей он более чем придирчив. Маленькие взрывчатые наконечники на болтах вырубают пять из шести думботов под аккомпанемент его бормотания: — Не готов я снова к роботам. Честно не готов. Номер Шесть совершает ошибку, пытаясь подкрасться к Наташе. Как только они приземляются во дворе замка Дум, Стив пытается выпрыгнуть едва ли не раньше, чем джет останавливается, но обнаруживает перед собой неодобрительно посматривающего Клинта. Секундой позже сбоку материализуется Наташа. — Не убегать! — требует она, взгляд ее зеленых глаз скрещивается с голубыми глазами Стива. — Никаких исчезновений на личные миссии. Мы держимся вместе. Мы остаемся с доктором Стрэнджем, потому что у нас нет ни данных, ни опыта, чтобы разобраться с чем-либо, относящимся к этой карте. Обещаешь? Стив кивает и опускает ладонь на плечо Наташи. — Обещаю, — в его глазах искорка, которую она не видела раньше, или по крайней мере, долгое время. Что-то вроде свирепой решимости. Раньше она не имела возможности увидеть его таким, как описывалось в исторических книгах — костлявый маленький задира, который лез в драки с парнями крупнее себя в два раза. В том Капитане Америка, которого она знала и с которым работала, ощущалась мягкость, отсутствие… запала, возможно. Стойкий боец, но не тот парень, который шел на улицу в поисках неприятностей. — С ним будет все в порядке, Стив. — Хорошо бы. Здоровенный идиот, — снова кивает Стив, пытаясь убедить себя в собственных словах, его мозг хорошо знает каждое выражение на лице Баки, знает как чертовски напуган тот был на прошлой неделе. Стив улыбается своим Мстителям. — Выдвигаемся. Доктор Стрэндж, что мы ищем? Тот весело поджимает губы: — Facilis descensus Averno. («Вход в него для всех открыт, Из него же нет исхода» — лат. — прим. перев.) — и шепчет: — Мы ищем ход вниз. * * * Мадам Гидра пробегает весь путь вниз до секретных пещер под замком Дум, обнаруженных безумным русским принцем-еретиком, захватившим замок в 1700; в 1800 вход в пещеры был заложен кирпичом и вновь открыт Гидрой прямо перед войной, чтобы использовать как хранилище и полигон для украденных магических объектов. Спрятанный так хорошо, что американцы — их так называемые Воющие Коммандос во главе с Капитаном Америка и его снайпером в синей куртке, который, видимо, был проклятьем всей ее жизни, и которого она наконец-то сможет убить — так и не нашли пещеры. Как и Советы, хотя эти и собственную задницу не найдут. Как и латверийские повстанцы, и Виктор фон Дум, который тянется к звездам, но не подозревает, что лежит в затемненном сердце его собственного горного оплота. Эта база — одна из любимейших баз Йогана, настолько засекреченная, что о ней знал только он и работавший там персонал, самые преданные и фанатичные последователи Гидры. База не отмечена ни в одном досье, у нее нет истории. Перед тем, как войти в камеру репрограммирования, она заставляет себя успокоиться. Нижние чины не должны видеть ее, выказывающей эмоции. Она подождет, пока Виктор подтвердит захват Капитана Америки, скажет, что у них есть идеальный супер-солдат, а затем она превратит свои ногти в ножи и вонзит их в череп капрала Барнса в отместку за нанесенную ей рану. Она открывает дверь — и триумфальная улыбка испаряется с ее губ, холодные тиски отвращения сжимают то, что осталось от ее сердца. Комната репрограммирования превратилась в бойню. Разломанное оборудование, искалеченные тела; кровь не только на полу и стенах, она даже на потолке. Возможно она продырявит его череп прямо сейчас — как только найдет. Как смеет что-то препятствовать ее воссоединению с Йоганом, как смеет этот устаревший служебный пес портить ее вход в историю. А потом приходит ужас. Где он? Он нашел тело Йогана? Карту? За пределами пещеры, там, где должна пройти церемония, стоят охранники… взрывозащитные двери… Она шагает по сырому каменному коридору. Черт бы побрал Виктора и его потребности. Черт бы побрал некомпетентность нижних чинов. Она не должна была уходить в критический момент. Сейчас церемония была бы уже завершена; Йоган бы вернулся к ней в новом теле. Она углубляется в пещеры, в тишину и темноту, гнев на несправедливость мира разрастается до убийственной ярости, острой, как алмазный клинок. Солдаты, охранявшие пещеру в глубине горы, валяются перед входом, все они убиты выстрелами в голову. Массивные двери распахнуты, и влажный, затхлый земляной дух, вместе с резким привкусом кальция от сталактитов, бьет по ее обостренным чувствам. Мадам Гидра стоит на входе. Ее глаза превосходно видят в тусклом свете факелов, видят фигуру, распростертую возле саркофага Йогана. Каменная крышка саркофага снята, и одна из бедных, иссохших рук Йогана свисает оттуда. Солдат бледен и залит кровью, кровь разливается под ним. Его живая рука подрагивает, когда он салютует ей. Он слаб. Хорошо. Скоро он будет мертв. Она кричит, воет от зарождающейся ярости и бросается на Солдата, ее руки трансформируются в длинные изогнутые клинки. Он тоже устремляется вперед, но не для того, чтобы сцепиться с ней — всего лишь завершает круг из соли, который рассыпал вокруг саркофага и вокруг себя. Затем он откидывается назад, хватает руку Йогана своей металлической рукой и хлопает живой рукой по карте. Mein Gott, думает она, откуда он узнал, он не может знать о магии… почти никто в этом веке не знает… — Я вернусь за тобой, — рычит Солдат и исчезает вместе с Йоганом. Мадам Гидра замирает прежде, чем ее нога касается круга из соли. Если она пересечет его, если прервет процесс, Солдат навечно застрянет в Аду. Но и Йоган тоже. Она пятится в тень позади саркофага, ее колотит от ярости. Она подождет. Она долго ждала. Она совершенно уверена, что находясь в Аду, Йоган уничтожит разум настырного снайпера, ну, а если нет, она будет ждать на другой стороне. * * * Волны тошноты прокатываются через Баки, внутренности, кажется, норовят вывернуться наизнанку. Но он держит руку на карте, мысленно представляя Йогана Шмидта, вспоминая момент, когда тот сорвал маску и обнажил свое красное убожество. Показал себя как Красного Черепа. «Отведи меня к этому человеку», думает Баки. «Отведи меня в его Ад». Крошечная его часть, которая не переполнена яростным отвращением, шепчет: возможно, его Ад — это лишь большая комната, полная зеркал. А затем, с зарождающейся на лице улыбкой, Баки теряет сознание. Когда он просыпается — кто знает, через сколько времени (минуты? века?) — он один. Очевидно, его Ад — это комната ожидания в больнице, сплошной линолеум, и пластмасса, и запах дешевого дезинфектанта. Баки Барнс из 1938 был бы испуган до чертиков, полез бы на стену, потому что больница означала одно: болен, болен, он критично болен. Но Солдат просто скрещивает ноги под собой (мельком отмечая, что полученные на Земле раны, похоже, на Ад не распространяются, и он снова оптимально функционален) и смотрит на существ, изображающих медсестер, отмечая, как странно и размыто они выглядят, будто струйки дыма, и что их лица — это не лица, а просто клубящийся пар. Он закрывает глаза и думает о Стиве, маленьком Стиве до сыворотки — длинные пальцы, и буйный нрав, и острые углы. Прозрачность его кожи. Великолепная летняя синева его глаз. И сидя в Аду, он улыбается про себя. «Я присмотрю», обещает он своей первой любви. «Я присмотрю, чтобы ты был в безопасности». Скрип подбитых металлом ботинок заставляет его бросить взгляд из-под ресниц. Красный Череп, огромный и ужасный, и несомненно живой, выходит из двери справа. Той самой двери в кабинет доктора Дьявола. Красный Череп — это видение из кошмаров. Такой же высокий и широкий как Стив, но извращенный, настолько извращенный и мерзкий, полная противоположность золотому благородству Стива. Кожа на его голове сожжена первой, неудачной версией супер-сыворотки Эрскина, оставив только обнаженные мышцы, на которых, несмотря на излечивающий фактор сыворотки, никогда не может восстановиться кожа, и которые никогда не перестают кровоточить. Нет носа; нет век. Как он спит? А может он и не спит вовсе, это бы многое объяснило; тогда, в Аззано, Баки едва не свихнулся без сна… Гниющая краснота крови и бесплотные губы… все это в теле разрушителя, теле, обладающем грубой силой тела Стива и ни каплей его сострадания. Их со Стивом старейший враг — и почему-то Дьявол решил выслушать Шмидта первым. Губы Баки изгибаются в гримасе, демонстрируя нечто среднее между оскалом и ухмылкой. — Возраст идет раньше красоты, я полагаю. ------------------------------------------- * (Замок Нойшванштайн, нем. Schloß Neuschwanstein, буквально: «Новый лебединый камень (утёс)») — романтический замок баварского короля Людвига II около городка Фюссен и замка Хоэншвангау в юго-западной Баварии, недалеко от австрийской границы. Одно из самых популярных среди туристов мест на юге Германии. — прим. перев, взято из Википедии) ** (Фрэнк Ллойд Райт (Frank Lloyd Wright — американский архитектор-новатор. Оказал огромное влияние на развитие западной архитектуры в первой половине XX века. — прим. перев, взято из Википедии)