Семь дней до заката

1 Комната в мотеле была похожа на сотни других. Не лучше и не хуже. Маленькая ванная, две кровати, тумбочки, лампы, телевизор, карточка с телефонами, реклама из ближайшего кафе и табличка о запрете курения, смотрящая на временного жильца независимо от того, в какой части помещения он находится. Современная Мона Лиза. Да здравствуют Соединенные Штаты Америки — страна прав и свобод. К счастью, ни один из братьев Винчестеров не страдал от заботы о здоровье нации. Дин зашел в комнату, бросил сумку на пол и рухнул на кровать. — Хорошо, — вынес он вердикт, довольно улыбаясь. В мотеле главное что? Кровать с вибромассажем, душ, электричество и возможность быстро свалить в любой момент. Большего от временного пристанища и не ждешь. Даже кровать можно заменить на обычную, главное, чтобы была. Голова Дина была тяжелой, глаза резало из-за бессонных суток и ночи, проведенной за рулем. Дорвавшись до подушки, он с трудом мог заставить себя пошевелиться, чтобы снять обувь, а одна мысль о том, что надо куда-то идти и что-то узнавать, вызывала желание спрятаться под одеяло и притвориться, будто и на свет никогда не появлялся. Поэтому Дин предпочитал не думать, а действовать. — Спокойного дня, — пожелал он, отрезав себя от мира. Наверное, не мешало бы сходить в душ. Почистить зубы. Поздороваться с белым другом, облегчив организм. Но Дин был просто не в состоянии, солежание привлекало его куда как сильнее. Сэм посмотрел на брата, хотел было что-то сказать, но передумал — у него был какой-никакой, но сон. В конце концов, разговор с выспавшимся Дином мог быть гораздо продуктивнее. Он хотя бы слушать будет, а не сразу отмахнется от идеи, с раздражением высказав поток мыслей. Взяв ноутбук, Сэм отправился в библиотеку ознакомиться с местной прессой, в которой можно найти больше деталей и о самих преступлениях, и о жертвах, плевать, что полиция придерживается версии самоубийств. К тому же, прежде чем высказывать мысль о танзанской страшилке, стоит узнать, есть ли связь между погибшими, да и вообще собрать информацию: кто, где, как, с кем, были ли свидетели, которым можно доверять, а не обычное трепло, которое хочет засветиться и получить статус героя на пару дней. В статьях не обнаружилось ничего нового, все то же самое, только чуть более подробно, с отзывами соседей. Классика — «он был таким хорошим, спокойным, никогда бы не подумала», «он всегда казался мне нервным, подозрительным, наверное, наркоманом был, или психом, какой здоровый человек из окна выбросится?» Люди везде одинаковые и вряд ли когда-нибудь изменятся. Генри Рокз был обычным охранником. Ничего интересного или предосудительного. Обычная серая жизнь — родился, женился, развелся, член стрелкового клуба, алименты, сменил множество мест работы, на последнем из которых и погиб. Здание было невысоким, всего пять этажей, но этого достаточно, чтобы сломать шею и расстаться с жизнью. Джошуа Малкольм — вторая жертва — был владельцем частной практики. Безукоризненная репутация, чистый послужной список, видный горожанин, примерный семьянин, отец пятерых детей. Он был настолько чист и идеален, что сводило зубы. Сэм был готов поспорить, что дом доктора окружает белый забор, а на клумбах цветут яркие сочные розы. Образцовый американец. Только почему он покончил жизнь самоубийством? Тревор Багз — вор-рецидивист, проведший большую часть жизни в колониях. Пару раз его действия даже пытались оправдать клептоманией, но не получилось. Вооруженное ограбление никак не тянуло на безобидную кражу помады. В его случае версия изнасилования была больше всего похожа на правду — Багз покончил жизнь самоубийством в тюрьме. Но никаких следов спермы или лобковых волос. Конечно, насильник мог быть гладко выбрит и кончить в сторону, но вряд ли это характерно для заключенных, если речь идет не о порнофильме. Джек Ричардс был преуспевающим менеджером. Если бы он жил в городе побольше и вертелся среди элиты, то его можно было бы назвать яппи. Молодой и успешный. Он даже успел сколотить свой первый миллион и получить известность. Только после отвязной вечеринки Ричардс вышел на балкон своего пентхауса и отправился в долгий полет. В его случае обнаружить повреждения ануса и прямой кишки было несколько сложнее, но пытливые умы журналистов, решивших связать эти случаи воедино, оказались настойчивы. Дастину Саммерсу — последней жертве — когда-то предсказывали успешную адвокатскую карьеру. Он даже выиграл несколько громких дел, но потом попал в цепкие сети алкоголя, потерял работу и жену и оказался в не самом благополучном районе города, потому что не мог себе позволить лучшего жилья. В его случае не было ни свидетелей, ни улик. Лишь кровь на кровати и по квартире, но это было уже больше, чем ничего, как в других случаях. Сэм пытался найти между жертвами что-то общее, добросовестно выписывая информацию, дополняя ее, копая как можно глубже, но не получалось. Намек на связь был лишь между Малькольмом и Багзом — последний в подростковом возрасте перевоспитывался в колонии, в которой одно время работал идеальный доктор. «Должно быть что-то еще, кроме времени», — устало подумал Сэм, растирая затекшие плечи и жалея, что не может нормально размяться. После ночевки в машине побаливала спина. Было бы идеально разогреть мышцы, покачаться, а после напроситься на массаж, но вряд ли можно добиться такой любезности от Дина. Только не тогда, когда они расследуют очередное «дело». Впрочем, Сэм не стал бы рисковать и в другое время — брат практиковал профессию массажиста только в обществе прекрасных дам, не хотелось бы чувствовать себя на их месте. Неуютное, неловкое и глупое ощущение, от одной мысли о котором поджимался живот и пересыхало в горле. Сэм выругался, захлопнул крышку ноутбука и поднялся. Пора будить соню, прошло уже шесть часов, а этого должно хватить тренированному организму охотника. К тому же... К тому же так и тянуло разбудить брата и втянуть его в перепалку. Сэм даже _предвкушал_ его реакцию на версию о попобаве. Заржет, упрется и высмеет. Конечно, ведь Дин — крут, а Сэм — сбежал и вообще ничего не понимает в жизни. «Вот и пусть поучит, — раздраженно подумал младший Винчестер и сжал челюсти так, что заходили желваки. — А я ему отвечу». Когда Сэм вернулся в мотель, Дин спал все в той же позе — свернувшись калачиком и спрятавшись под одеялом. Казалось, он даже не пошевелился. Раздражение как рукой сняло, на несколько секунд Винчестеру-младшему даже стало стыдно, что он его испытывал. Из-за чего снова накатило. Пробормотав себе под нос ругательства, Сэм положил ноутбук на свою кровать и отправился в душ — смыть лишнее и привести себя в чувство. Он никак не мог понять, откуда в нем эти негативные эмоции. Сэм точно знал, что любит брата, что готов защищать его ценой собственной жизни, и тем не менее, как только сближался с ним, готов был все разрушить и убежать. Подальше. В другую жизнь. Притвориться, что никогда и ничего не было, что он всегда был _обычным_. Ответ на вопрос «почему?» крутился рядом. Казалось, еще немного, и Сэм все поймет. Но правда, раздразнив, ускользала раз за разом, оставляя его в растерянности. И раздражении. Он даже не знал, на кого злится больше — на брата или на себя. Еще сложнее было понять, когда все началось. Когда Сэм ушел, послав все к чертям? Когда погибла Джессика? Или когда близкое дыхание Дина стало привычным до необходимости? И совсем не хотелось думать о ревности, вспыхивающей каждый раз, когда брат флиртовал с девицами. Глупое, иррациональное чувство. Сэм не думал, не надеялся и не мечтал, что Дин будет принадлежать ему целиком и полностью. В конце концов, они были взрослыми людьми со своими потребностями. Если к кому и стоило ревновать, так к Импале, а не к безымянным красоткам. Может быть, если бы они поговорили, Сэм понял бы, почему это с ним происходит, но он все никак не мог решиться на откровенность. Страшно. Глупый и, скорее всего, беспочвенный страх сковывал горло и вынуждал переводить в шутку любой разговор по душам или срочно вспоминать, что где-то что-то произошло, и охотникам надо в это вмешаться. Хорошо, что где-то всегда происходило что-то. Контрастный душ смыл мысли и очистил разум. Кожа раскраснелась от ударов мощных струй. Сэм почувствовал себя хорошо — спокойным, собранным и решительным. Способным рассказать о попобаве и попытаться убедить Дина в реальности своей теории. Даже выдержать его насмешки. Выключив воду, Сэм по-собачьи отряхнулся, открыл дверцу душа и потянулся за полотенцем. — Ты не можешь побыстрее? Винчестер-младший вздрогнул от неожиданности и инстинктивно попытался прикрыться. — Я тоже помыться хочу. Дин ворчал, как будто ему помешали досмотреть Очень Важный Сон, в котором была озвучена Гениальная Мысль, а он не успел ее записать. Или как человек, который не смог отдохнуть за шесть с половиной часов. Или просто был не в настроении. Обычно именно Дин просыпался раньше, включал какую-нибудь из своих дурацких песен и будил младшего брата, пытаясь заразить его своей энергией. В такие минуты Сэм едва сдерживался от смертоубийства подушкой. И в то же время, подобное пробуждение стало привычным. Он даже завидовал брату, его способности наслаждаться жизнью, несмотря ни на что. — Мог бы в номере подожать, не обязательно вламываться в душ, — сказал Сэм, сдерживая... ...раздражение? Смущение? Что-то еще?.. — Да ладно, как будто я тебя голым не видел, — отмахнулся Дин и зевнул. — Вот был бы ты сестрой, я бы еще подумал, вламываться или нет. Впрочем... тоже не подумал бы. Потому что а — приятно посмотреть на красивое тело, б — в наготе нет ничего предосудительного. Она — естественна. — И именно поэтому ты спал в джинсах, майке и рубашке, — огрызнулся Сэм. — Я бы и в ботинках поспал, так лень было шевелиться, — ответил Дин. — Только это совсем неудобно. Хватит пререкаться, Сэмми, выползай уже. — Выйди, — сказал младший Винчестер, тщательно скрывая эмоции. — Да брось ты, Сэ... — Выйди! — сорвался на крик Сэм. В ушах зазвенело. Оба брата застыли от неожиданности. Создавалось ложное впечатление, будто узкая комната поймала крик и не выпускает, заставляя метаться его от стенки к стенке. Дин медленно поднялся. — Извини, что помешал. Голос брата был спокойным и ровным. А Сэм так хотел услышать намек хотя бы на малейшую эмоцию. Дин мог бы высмеять его, разозлиться или обидиться. Но вместо этого спокойно вышел из ванной комнаты и осторожно закрыл дверь. Все извинения, которые хотелось сказать, застряли в горле и вылились на щеки румянцем. Опустив голову и дыша ртом, Сэм пытался вернуть пульс в норму. Медленно, но верно — удалось. Быстро вытираясь, он обдумывал, что и как сказать Дину, но даже одевшись, не нашел нужных слов. Сэм вышел из ванной комнаты, чувствуя, как сердце снова начинает биться быстрее, и размеренно дышал, чтобы не дать ему сорваться в галоп. Дин валялся на кровати, закинув руки за голову, и насвистывал какой-то мотивчик. — Дин, извини, я... — начал было Сэм, но брат перебил его: — Да ладно, Сэмми, подростки всегда смущаются. У тебя волосы начали расти? Или ты впервые с эрекцией познакомился? Невинный взгляд Дина просто светился от искренней заботы. — Мы можем поговорить, если хочешь, — предложил брат. На него невозможно было обижаться. Особенно, если отбросить эмоции в сторону, сказать себе, что он не со зла и сам испытывает неловкость. — Хочу, — согласился Сэм и сел напротив. — Только позже, — подмигнул Дин. — Сначала потребности тела, потом души. Сэмми, купи что-нибудь пожрать, а? Он даже не дождался ответа — скрылся в ванной комнате, словно опасался разговора. Эта мысль утешала, даже если Сэм ошибался, и брату было наплевать. Главное — сердце снова билось ровно, а на губах была легкая улыбка. 2 Выйдя из душа, Дин обнаружил пустую комнату и искренне понадеялся, что брат по его просьбе охотится на еду, а не обиделся и не ушел проветриться. Когда Сэм был рядом, жизнь становилась более полноценной. Дин отлично понимал, почему. Он всей душой любил брата. Платонически. Сама мысль о физическом аспекте вынуждала морщиться и бросаться в объятия длинноногих обольстительниц. В конце концов, Дин не был геем. Он не вписывался в рамки среднестатистического американца совсем по другим причинам, которыми был забит багажник. К тому же, до сих пор хватало просто присутствия Сэма в его жизни. Очень приятная мелочь, наполняющая каждый день яркими красками. Мало того, что брат заметно облегчал работу, он помогал не сойти с ума от одиночества и от того, что не с кем поговорить. Случайным любовницам не понять и слова. Сэм держал брата в тонусе одним своим присутствием. Дин улыбался чаще и с большей искренностью, регулярно шутил и подкалывал брата, не давая усталости и отчаянию подобраться настолько близко, что не будет сил подняться и идти вперед. Именно благодаря брату каждый день был прожит с удовольствием, а не в бессмысленных метаниях. Иногда Дин, испытывая легкий стыд, радовался, что отец исчез, а Джессика погибла. Это помогло сблизиться с Сэмом. Иногда — проклинал ту темную минуту, когда переступил порог дома брата. Потому что Дин не был геем. Потому что Охотник и Мужчина не может быть геем. Потому что любить можно только женщин. Если, конечно, речь не идет о близких родственницах. «Кстати, о кровных связях...», — Дин протер полотенцем зеркало и подмигнул своему затуманненому отражению. Как бы парадоксально это ни было, факт оставался фактом, Сэм был родным братом, а значит, его нельзя любить так свободно, как прелестниц из придорожных кафе. — Зато мы не можем забеременеть и наплодить уродцев, — с усмешкой сказал Дин, разглядывая свое лицо, на котором оставили свои следы двадцать семь прожитых лет, двадцать три из которых он провел на Охоте или обучался ей. Усталость, круги под глазами, морщины — не глубокие и резкие, но уже заметные. Больше всего пострадал взгляд. Дин научился скрывать настоящие эмоции, играть дурачка и притворяться крутым да независимым, но время от времени холодность и усталость все же прорывались и расплывались по радужке, как бензиновое пятно по луже. Он даже не был против такого высвобождения, главное — не зацепить близких. Удавалось, увы, не всегда. Когда Сэм вернулся, Дин оставил рефлексию в прошлом, бурно выразил восторг и благодарность за пищу, добытую честной охотой, и впился зубами в сочный бургер. — Рассказывай, что узнал, — сказал он, глядя брату в глаза. В конце концов, Дин не был геем, какими бы красивыми ни казались губы Сэма. — Ничего особенного. Никаких связей между всеми погибшими. Отдельные люди могли встречаться, но ни свидетельств, ни доказательств. Разве что, копнуть еще глубже, вплоть до детства, трое жертв примерно одного возраста, год-два разницы. Но в общедоступных материалах на них нет интересной информации, стандарт. Сэм коротко пересказал все, что успел найти в библиотеке, пока Дин ел картофель-фри щедро сдобренный кетчупом. — Негусто, — вынес вердикт Винчестер-старший. — И все равно, я думаю, что это призрак какой-нибудь. Осталось только выяснить, какой. — Ты слышал о... попобаве? — невозмутимо спросил Сэм. — О ком? — Попобава — танзанский вариант... суккуба и инкуба в одном лице. — Не определившийся демон-гермафродит? — хмыкнув, уточнил Дин. — Что-то вроде, — почти с облегчением сказал Сэм. Брат его не высмеял, слушал внимательно, серьезно смотрел в глаза, то есть можно было рассчитывать на диалог, а не на ржач и предложение отправиться дальше в поисках стоящего дела. — Так вот, он насилует спящих мужчин. Я не говорю, что здесь орудует именно он, слишком далеко от родины, но вполне возможно, что это какой-то аналог... — Который мы будем звать попобава, для простоты... или простаты? — заржал Дин. — Прости, но... Дело было плохо. Брат даже еду забыл, отставил в сторону и закатывался. До слез. Сэм нахмурился, возможно, он был слишком оптимистичным, когда решил, что к нему прислушаются. Прекратив, наконец-то, хрюкать и утерев слезы, Дин еще раз извинился и попросил продолжить. — Так вот, этот демон насилует мужчин, — сказал Сэм. — По каким причинам? — Да кто его знает. Некоторые говорят, что он насилует тех, кто в него не верит. Но по городским легендам он не особо придирчив — верит, не верит... — Какая в попу разница! Кажется, сегодня у Дина был день веселья, а у Сэма — праздник хмурых морщин. Но младший терпеливо пережидал приступы старшего, вспоминая, как сам отнесся к этой страшилке. — Отпустило? — спросил он, когда брат утих. — Временно, — кивнул тот. — Продолжай. Как поймать существо, мотивы которого нам не известны? С призраком было бы проще, право слово. — Не знаю, спроси свои опыт и инстинкт Охотника. Что они тебе подсказывают? — Что у нас слишком мало информации. Давай пройдемся по ней еще раз. Дин забрал заметки Сэма и углубился в их изучение, пока брат искал новые данные в интернете. В комнате воцарилось молчание, деловитое и сосредоточенное, а не тяжелое и гнетущее, которого боялись оба. — Ты не заметил или специально не сказал? — спросил Дин спустя некоторое время. — Они все погибли в ночь с четверга на пятницу. Примерно в одно и то же время. — А ты думал, что я тебе все готовенькое сообщу? — сказал Сэм с улыбкой. — Тебе полезно время от времени напрягать мозг. — Я уж лучше попу потренирую, чтобы ни один забавник до нее не добрался, — Дин опять развеселился, будто не был несколько секунд назад собранным и серьезным. — Хорошо, что мы имеем? — сказал он, в очередной раз успокоившись. — Сегодня — понедельник, до предполагаемого убийства три с половиной дня. За это время надо выяснить, где скрывается попобава, зачем он забавляет попы спящих мужчин, убедить его завязать с нехорошими действиями и... На этом моя мысль останавливается. Ах, да, я совсем забыл. Надо еще инспекцию девочек провести, — подмигнул Дин брату. Сэм подавил вспышку раздражения в зародыше. Кто-то надеялся, что хотя бы в одном городе обойдется без девиц? Если да, то зря. — Значит, надо поговорить с близкими жертв. Мало ли, вдруг кто-то что-то заметил. Картошечки не осталось? Надеждам Дина было не суждено сбыться. Он съел все. Съел бы и больше, если бы это больше было. Тяжело вздохнув, старший Винчестер поднялся и залез в сумку. — В кого играем сегодня? В Малдера и Скалли? — Как хочешь, — равнодушно ответил Сэм. Дин нахмурился, бросил на него короткий взгляд, но так и не сказал ни одного слова. В последнее время брат вел себя, как ревнивая супруга... или супруг, невелика разница... а значит мог взбрыкнуть от любого, даже самого невинного замечания. Из памяти до сих пор не стерлась сцена в ванной комнате. Потому проще было молча переодеться и молча же, не создавая конфликтных ситуаций, заниматься делом. 3 Дом Джошуа Малкольма и правда был окружен белым заборчиком, а на клумбах радостно цвели ярко-красные розы, не уступившие жаре ни одного лепестка. Вдова выглядела спокойной и ухоженной. Впрочем, этого можно было ожидать — за красивым фасадом нередко спрятаны тонны скелетов. К сожалению, она не рассказала ничего нового. Аккуратно промакивая белоснежным платком скупые слезинки, Эйприл Малкольм поведала, что несчастье произошло в офисе, что муж был таким же как всегда — спокойным и собранным, даже собирался начать делать политическую карьеру. И конечно же, безутешная вдова не верила в самоубийство. — Агент Броуди, жизнь Джошуа прервали его завистники, он просто не мог... сам... — доверительно сообщила она, положив руку на колено Сэма. Дин едва не заскрипел зубами, но стоически улыбался — работа превыше всего. А уж сколько дамочек им попадалось на пути — не счесть. К тому же, надо было попасть в офис доктора, и обоим пришлось терпеть ухоженную ладонь, изучающую крепкие мышцы агента Броуди. Терпение было вознаграждено, миссис Малкольм отдала ключи и рассказала, как отключить сигнализацию. Безутешная вдова порывалась поехать с «агентами», но те сумели ее переубедить. Всю дорогу до офиса доктора Дин молчал. Впрочем, Сэм тоже был не особо разговорчив. Каждый думал о своем, неизменно скатываясь к мыслям о непрошенной ревности. Дин настойчиво убеждал себя, что он не гей и не извращенец, просто немного заблуждается в природе своих чувств. Потому что _так_ чувствовать — неправильно. Эта мысль напоминала сотни других, и Дин в который раз натыкался на стену морали и воспитания. Пожалуй, самым большим страхом было не общество, на которое ему было плевать. Больше всего он боялся реакции отца. Что скажет папа, когда... если узнает? Если у них с Сэмом что-то произойдет? На секунды Дин побледнел и так вцепился в руль, что побелели костяшки пальцев. «Надо выкинуть _это_ из головы. Отвлечься. Не работой, так девушками», — решил он, сжав челюсти. А Сэм, напротив, устал бегать от самого себя. Можно сколько угодно заниматься самообманом, но рано или поздно хитрая паутина недомолвок не выдержит веса опутанных ею секретов и порвется. При этом пострадают все, и в первую очередь он сам. Но даже осознание этой простой схемы не могло заставить Сэма открыть рот и попытаться поговорить, выяснить отношения. Потому что потерять брата было куда страшнее, чем взрываться раздражением, смущаться его визитов в ванную комнату и беззвучно рычать, когда Дин подмигивает и удаляется, обнимаясь с длинноногой красоткой. Сэм устал бегать от самого себя, но продолжал цепляться за туго натянутую нить недомолвок, страха и надежды. Молчание давило каменной плитой, но оба брата предпочитали слушать урчание мотора, а не собственные голоса. Винчестеры обменивались лишь короткими рабочими репликами, сухими настолько, что постоянно приходилось промачивать горло. Конечно же, в этом была виновата жара, выжигающая Сент Клауд. — Ты все еще думаешь, что тут что-то сверхъестественное? — спросил Дин, не в силах и дальше терпеть это напряжение, которое, казалось, расширяло почти затянувшуюся дыру в районе солнечного сплетения. — Да. Сэм был не в настроении разговаривать. По крайней мере, такой вывод можно было сделать по его короткому ответу и тому, что он даже не повернулся, а по-прежнему смотрел в окно. — И обвиняешь во всем попобаву? Дин понял, что дело плохо, когда осознал — его не смешит мысль о танзанской городской легенде. Но его вообще вряд ли что-нибудь развеселило бы в настоящий момент. Сэм был рядом, достаточно чуть сместить правую руку, чтобы коснуться его бедра, но в то же время — далеко, как радуга, у подножия которой прячутся леприконы. Которых не существует. — И да, и нет. Аналога. Дин не выдержал, вывернул руль, свернув к обочине, и резко затормозил. — Сэмми, ты можешь объяснить, что происходит? Брат даже не повернулся, хотя не надо было быть тренированным охотником, чтобы заметить, как он напрягся. — Ничего. Слишком глухой ответ. В сторону и в ладонь. Такое поведение ранило сильнее когтистых лап и острых зубов. — Сэм, — требовательно сказал Дин. У брата вспыхнули уши, но он по-прежнему молчал. — Я с места не тронусь, пока не скажешь, в чем дело, — пригрозил Дин. — Отлично, тогда я пешком доберусь, — раздраженно сказал Сэм, открывая дверцу машины. Как будто Дин мог его отпустить. Как будто Дин _хотел_ его отпускать. Старший Винчестер вывернулся и схватился за ручку дверцы, не выпуская Сэма из машины. Ручной тормоз впился в бок, но это было не так неприятно, как молчаливое сопротивление брата. — Да какая муха тебя укусила? — прошипел Дин, едва не впечатавшись лицом в приборную доску. — Просто не хочу быть с тобой!.. Дин застыл и словно потерял силы. Сопротивляться, думать, даже дышать. Пленка, затянувшая черную дыру, начала стремительно расползаться на лоскутки. — ...так близко! Должны ли были эти слова заставить задуматься? Заставить испытать страх или облегчение? Вызвать что-то другое, а не изумленное оцепенение? — Я тебе мешаю? Пришла очередь Дина говорить глухо и сдавленно, но по-другому — не получалось. Остатки сил уходили на сдерживание расползающейся дыры. — Нет, но... Сэм несколько раз глубоко вдохнул и резко выдохнул. — Может, сядешь? Будет удобнее разговаривать, — предложил он, и Дин, не задумываясь, выполнил просьбу. Черная дыра сжалась, скрутила кишки в тугой узел, но рано или поздно надо было выяснить отношения. Сейчас Сэм скажет, что устал и больше так не может, а потому уходит. И его _придется_ отпустить. Потому что невозможно удержать того, кто не хочет быть рядом. Любое затягивание принесет боль обоим. И пусть сердце требует связать, сковать, что угодно, лишь бы не потерять, разум — отпустит. Как отпускал раньше. На доли секунды Дин даже увидел в одиночестве свое спасение. _Возможно_, его перестанут мучить подростковые сны. _Возможно_, ему удастся снова стать спокойным и уравновешенным. _Возможно_, он даже сумеет это пережить. Раньше же получалось. — Понимаешь, моя жизнь резко изменилась, и в ней стало слишком много тебя, — спокойно сказал Сэм, словно давно отрепетировал речь. — Конечно, в ней есть и другое — охота, месть, дорога, в конце концов. Но все — завязано на тебя. Дин, я тебя люблю, ты мне нужен, но... Тебя слишком много. Настолько, что мне начинает не хватать себя без тебя. Мы рядом круглосуточно семь дней в неделю. Даже когда я без тебя, ты со мной. И это пугает. Ты _слишком_ близко. Ты уже стал дурной привычкой. Откровенность далась не так легко, как могло показаться. Каждое слово должно было быть сказано так, чтобы скрыть то, в чем Сэм не мог признаться вслух даже себе. Понять, осознать, испытывать вину за приступы раздражения и ругань с братом — одно. И совсем другое — глядя на собственное отражение в запотевшем зеркале, сказать хотя бы себе «парень, ты попал». Дин с облегчением выдохнул — его страхи не обрели плоть. — А я рад, что ты рядом. Мне тебя не хватало, — улыбаясь, сказал он. Сэм молчал. Смотрел вперед, на пустую дорогу, и молчал. Он не знал, как объяснить Дину, почему именно боится привязаться к нему еще больше, если это возможно. Сказать «я тебя потеряю, как теряю всех, и не смогу этого пережить»? Глупо и по-ребячески. «Я хочу, чтобы ты принадлежал мне _весь_»? Проще посреди ночи втихушку выбраться из номера и исчезнуть. Не так уж и сложно затеряться в пятидесяти одном штате. Снова начало скапливаться напряжение. — Если хочешь, можем снимать два одноместных номера, — предложил Дин, чтобы хоть что-то сказать. — Это не выход, я все равно буду знать, что ты за стеной. Еще и переживать, не добрался ли попобава до Миннесоты, — улыбаясь, сказал Сэм. — Ни один попобава не доберется до моей задницы, — заржал старший Винчестер. — Попобавы — хитрые и коварные существа, не спрашивающие разрешения. — Надо в секс-шоп заехать, пояс верности купить. Бобби слишком далеко, да еще и не поймет. — Лучше я буду ее беречь. А ты мою, — со смехом предложил Сэм. — Вот ведь жизнь. Сначала прикрывали спины друг друга, но в итоге докатились до задниц. — Хорошо хоть не до попочек. — Попочки у девочек, а мы — крутые охотники, — Дин улыбался, но глаза его были слишком серьезны. Впрочем, Сэм этого не заметил, уделяя слишком много внимания покрытому трещинами асфальту. — Именно, — кивнул он. — Поехали? Дин не стал дожидаться ответа, выжал газ и сцепление, включил AC/DC, опустил тормоз и тронулся, подпевая Брайану Джонсону: I'm a rolling thunder, a pouring rain I'm coming on like a hurricane My lightning's flashing across the sky You're only young but you're gonna die. 4 Офис был пустым и мертвым, словно находился не в деловом центре города, а на окраине, в вымершем районе. Дорогая мебель, покрытая пылью, засохшие цветы и звукоизоляция, отрезавшая братьев от внешнего мира, создавали иллюзию низкопробного фильма ужасов, но мурашки побежали, конечно же, из-за холодного воздуха, нагнетаемого кондиционерами. Несмотря на заброшенность, в воздухе до сих пор ощущался запах болезни, хотя Дину могло казаться. Больше всего он ненавидел беспомощность, источнику которой нельзя врезать по морде, чтобы снова обрести силы и свободу действий. Эти же комнаты пропитались людьми — чихающими, кашляющими, страдающими от мигреней и прочих недомоганий. Дин хотел поскорее обследовать офис и убраться подальше. — Нам повезло, что мы приехали до того, как помещение освободили и сдали новым клиентам, — сказал Сэм, включая компьютер доктора. — Аха, и что миссис Малкольм понравились твои колени, — подмигнул брат. — Ничего не могу поделать со своей неотразимостью. Кто же виноват, что женщины так и липнут ко мне? — Это семейное, — засмеялся Дин и достал ЭМП. С «самоубийства» доктора прошло уже больше месяца, можно было и не надеяться найти следы паранормального, но попытка — не пытка. Даже если она безрезультатна. Дин с укоризной посмотрел на молчащий прибор и выключил его. Пока Сэм возился с компьютером, старший Винчестер проверял папки, фотографии и журналы, пугающие раком, сердечными заболеваниями и гепатитом, который непременно подхватишь, если выедешь за пределы страны. Так и подмывало спрашивать каждые две минуты, не нашел ли Сэм что-нибудь интересное и полезное, или даже предложить ему свою помощь, но Дин сдерживался — ходил по офису, изучая все, что попадалось под руку, и не обнаруживая ничего, что дало бы ему возможность действовать, а не метаться по офису загнанной в банку капустницей. Даже стена гордости и самолюбования доктора не представляла из себя ничего интересного. Дипломы, грамоты, семейные фотографии образцовых граждан, потом и кровью воплотивших американскую мечту и купивших дом в пригороде. Пожалуй, Малкольм и правда мог сделать политическую карьеру — в его славном прошлом была даже практически неоплачиваемая работа в исправительной колонии для мальчиков. — Ничего, — сказал Сэм. — Вот я и о том же. И что попобава нашел в этом скучнейшем человеке? — Сердцу не прикажешь. — Это чертовски верно, — неожиданно угрюмо сказал Дин, чем заслужил внимательный взгляд брата. — Ладно, время провели с пользой, убедились, что и здесь информации нет. Поехали в квартиру последней жертвы, может быть, там ЭМП среагирует. И не забудьте перчатки, агент Старлинг. — Ты думаешь, это дело рук человека? Или считаешь, что полиция права? — спросил Сэм. — Да я вообще не думаю, я выключил эту функцию. У меня и так морщин хватает. — Самокритично. Дин не прокомментировал, просто пошел прочь из мертвого офиса. Приемная укоризненно проводила его глянцевым взглядом журналов. Когда он вырвался на улицу, Сент Клауд уже захватили сумерки, и дневная жара немного спала. Стало легче дышать, но Винчестер не мог сказать — потому, что он сбежал из офиса, или потому, что город перестал напоминать раскаленную сковородку. Совершенно не хотелось думать о деле и пытаться понять, что же произошло, и уж тем более ехать на квартиру Саммерса. Только не сегодня. Завтра будет новый день. К тому же, не мешало накормить организм — пока что желудок скромно напоминал о своем существовании, но через час начнет вопить. И Сэм, конечно же, устал, с утра на ногах. С каждой секундой Дин все больше убеждал себя, что на сегодня рабочий день закончен. Когда показался Сэм, старший Винчестер был решительно настроен на какую-нибудь забегаловку, легкий флирт и крепкий сон до самого утра, о чем и сообщил брату. — Хорошо, — ответил тот. Дин едва не хмыкнул — ему даже не возразили. Но на сегодня лимит откровенностей был исчерпан и совсем не осталось сил для второго раунда выяснения отношений. Самое главное — они любят друг друга, а значит, смогут пережить все. После ужина, заполненного бессмысленным трепом, братья вернулись в мотель и без долгих разговоров легли спать. Сэм вслушивался в размеренное дыхание Дина, но сам не мог уснуть. Морфей настойчиво игнорировал призывы. «Наверное, я и ему неинтересен», — с горечью подумал Сэм, пытаясь устроиться поудобнее. Когда-то давно, в другой жизни, он засыпал, обнимая любимого человека. Сейчас все мысли занимал другой, тот, о ком нельзя думать _так_. И он был так рядом — всего полтора метра. Казалось, напряги слух, и Сэм услышит его сердцебиение, но Винчестер понятия не имел, как преодолеть разделявшие их мили. «Я бы отдал все и даже больше...»