***
— Живоглот? Живоглот! Живоглотик, маленький мой, — слащавый голос Рона Уизли, который так и сквозил угрозой, эхом разносился по квартире. — Хорошенький, рыженький ушастик! Глотик! Или как там тебя Гермиона зовёт, — последнюю фразу он прошипел сквозь зубы. — Выходи, хоть это и странно, но я совершенно не сержусь на тебя за то, что ты натворил, — что бы там ни говорил Рон, его интонация свидетельствовали об обратном, и большой кот, последние пять минут сидевший под диваном поджав уши и округлив глаза, прекрасно это понимал. День у кота не заладился с самого начала. Во-первых, хозяин… Хотя, по-хорошему, хозяином Рона было трудно назвать как минимум потому, что кормить, купать, расчёсывать питомца он забывал чаще, чем вспоминал, и вообще, все эти процедуры своими обязанностями предпочитал не считать. Даже по факту принадлежности (хотя кот определённо вёл себя, как сформировавшаяся личность со своими причудами и капризами, но совершенно точно понимавшая всё вокруг), Живоглот был куплен Гермионой, и Рон, казалось бы, не имел на него вообще никаких прав, но поскольку они все жили вместе, рыжий автоматически считал себя вторым хозяином кота. Отчего кот по большей части презрительно кривил оскал, и дёргал усами. Что уж сказать, отношения у них не заладились давно, проще говоря обычно их обоих тошнило друг от друга. Так вот, во-первых, «хозяин» с самого утра опустил шторы и заблокировал их заклинанием, что не давало возможности Живоглоту, которого, к слову сказать, очень редко в последнее время отпускали на прогулки, понежиться на жарком летнем солнышке и подремать перед завтраком. Во-вторых, заблокировав шторы, Рон также заставил весь подоконник всякими странными и, наверное, очень важными предметами, назначение которых было коту неизвестно. Однако, усатой и хвостатой рыжей личности было известно другое, не менее важное обстоятельство. Громоздкие предметы забаррикадировали подоконник наглухо, и возможности пробраться между ними и усесться на свободный пятачок, дабы погреться и вздремнуть не было, как и самого пятачка. Ещё более неприятным этот факт был от того, что в комнате хозяйки было только одно окно, хоть и очень большое. Другие же два были в комнате Рона, но туда коту с давних пор вход был заказан. — Он оставляет повсюду слишком много шерсти, — жаловался Рон Гермионе. — А ещё он постоянно ходит по столу, роняет мои вещи, и этим будит меня! Я не говорю даже о том, что иногда он приносит на мою подушку своих дохлых мышей, будто мне без них легко живется! А о том, как он напрудил мне в ботинки вместо того, чтобы сходить в лоток, я вообще молчу! — Рон, — устало отвечала Гермиона. — Мы всё это уже с тобой обсуждали. Это же кот, от него всегда остается шерсть, если его не расчесывать вовремя, а по поводу твоего сна — я тебе тоже уже много раз советовала разложить, наконец, свои вещи по шкафчикам и разобрать этот бардак на твоём столе. — По всему было видно, что девушка порядком вымотана, хоть и старалась этого не демонстрировать слишком явно. — Мыши — это так Глотик заботится о тебе. Он же охотник, в конце концов, правда, мой хороший? — обратилась Гермиона к рыжему коту, сжавшемуся в комок у неё на руках и вцепившемуся в её зелёную кофту. Внешний вид кота оставлял желать лучшего: шерсть грязная, местами свалявшаяся в серо-бурые комки, усы встопорщены, большие глаза выпучены, а взгляд мечется по всей комнате и, казалось бы, никак не может выбрать, на чём остановиться. — А, то есть это я во всём виноват? У меня, знаешь ли, других дел полно, кроме как расчесывать его, и это не бардак, а моё рабочее место. Мне в нём комфортно! С охотой я, в принципе, ещё могу кое-как смириться — это его инстинкты, — но то, что он позволяет себе забираться на мой стол само по себе возмутительно! Это уже избалованность! Ты слишком много ему позволяешь! — рыжий распалялся всё больше и больше. Живоглот, не выпуская когтей из кофты своей хозяйки, тихо, но агрессивно зашипел. — Рон, ну мы же с тобой договорились, что я уеду к маме на неделю, а ты присмотришь за Глотиком, мы обговорили всё, что нужно с ним делать, и ты согласился, — устало возразила Гермиона, обреченно вздыхая. — Да, но я думал, что раз у тебя на это уходит в целом час в день, то и я управлюсь за столько же, но он не даёт мне ничего нормально сделать! — Рон уже вовсю размахивал руками, показывая то на кота, то на себя, то на Гермиону, то на потолок. — Когда я пытаюсь его расчесать — он вырывается, когда даю ему еду — не ест, если пытаюсь его искупать — убегает, когда отпускаю погулять — пропадает на полдня и возвращается в таком виде, будто он облазал все самые грязные места во всем Лондоне, а когда я снова пытаюсь его отмыть — он снова вырывается, царапается и кусается. Вот, у меня до сих пор не зажило, наверное, шрам останется, — Рон поднял правую руку, на запястье которой красовались четыре глубокие царапины, перемотанные марлей. — К тому же, у него на когтях какая-то гадость, я несколько раз пытался залечить их, но ничего не вышло. — Господи, так вот зачем тебе понадобился бадьян, — вздохнула Гермиона, копаясь в своей сумке. — А взять на кухне не мог? — Тот кончился на предыдущих царапинах, — возмущенно воскликнул Рон. — А что ты думала, это единственные? — Рон, вот скажи мне, почему у меня подобных проблем не возникает? — Потому что это твой кот! С Сычиком у меня тоже нет проблем, а тебе он, видите ли, шторы дерет! — Он бы и тебе бы их драл, если бы они у тебя были. — Вот только у меня их нет! — сказал Рон, разведя руки в стороны. Так что было совсем неудивительно то, как хозяин разозлился, когда кот умудрился в погоне за солнечным бликом свернуть с подоконника какой-то невероятно нужный предмет. Объяснять, что в отличие от незначительной части предыдущих пакостей, дорогущую колбу на двадцать литров он разбил случайно, было уже бессмысленно.Семья
11 февраля 2017 г. в 21:56
— Бродяга, ты не видел, куда я положил ключи?
— Бродяга, ты не видел мои носки?
— Бродяга, ты не знаешь, где, в конце концов, моя волшебная палочка?
Взъерошенный пес с удивлением смотрел на некое подобие черноволосого урагана, кружащего по комнате. Обычно собранный, опрятный и аккуратный хозяин вдруг растерял все эти достоинства и стал просто неузнаваем. Гарри чувствовал себя не лучше, чем выглядел: напряжение, копившееся в нём последний месяц, прорвалось наружу в виде забывчивости и рассеянности, которым позавидовал бы одиннадцатилетний Невилл Долгопупс на уроках Снейпа. Долгая подготовка к экзамену и бессонные ночи дали о себе знать. Всё это время брюнет был предельно собран, ничего не упускал, был сконцентрирован на цели — сдать. И вот теперь, в самый ответственный момент Гарри не знал, что ему делать дальше. И дело было не в упадке духа, моральном перенапряжении или в чём-то подобном, нет. Гарри чувствовал себя отлично в том смысле, что в его голове всё было ясно, вот только он напрочь забыл всё на свете.
— Нервное, — подумал парень. Но легче ему от этого не стало. Напротив, тревога медленно, но верно, как снежный ком, катящийся с гор, становилась всё больше и больше и всё увереннее набирала темп.
Дверь в комнату скрипнула и приоткрылась. Сквозь щель между ней и косяком проскользнула небольшая серебристо-белая светящаяся лошадь размером с пони. Она проскакала к противоположной стене, копытами выбивая серебристую пыль из пола, растворяющуюся в воздухе светящимся искорками и, сделав круг вокруг Гарри, остановилась. Лошадь была красива, словно единорог, вышедший из глубин скрытых лесов. Вот только, пожалуй, не хватало самого рога и жизни в глазах. Несмотря на всю красоту, они были словно не здесь. Как матовая поверхность стекла, не отражающая ничего, как тусклый свет фар ночью в тумане, не освещающий ничего вокруг, как матовые бусинки-глаза жуков… Мёртвые глаза. Гарри мотнул головой и, словно стряхивая наваждение, отогнал эти мысли. В конце концов, не к чему поддаваться унынию в такой важный день. Несмотря на то, что Гарри прекрасно знал, чей это патронус, он был удивлён его появлением. Тем временем лошадь прокашлялась молодым и бодрым женским голосом и произнесла, глядя на парня:
— Гарри, прости, что посылаю сообщение столь неудобным способом. Дело в том, что мой мобильник разрядился, а Искорка сейчас у мамы. Хочу сказать, что мой рабочий день внезапно закончился раньше, чем я предполагала, и я буду дома в течение десяти минут. Если ты ещё там, прошу, дождись меня, я хочу тебе кое-что рассказать. А если ты не дома, то увидимся вечером. Приготовлю твой любимый луковый суп! — по интонации, с которой это было сказано, стало ясно, что девушка улыбалась, записывая эту часть сообщения. — Удачи тебе на экзамене, целую. Джинни.
Гарри закрыл глаза и медленно выдохнул. Джинни скоро придёт, а значит ему не суждено свихнуться, сидя в углу своей комнаты, отчаявшись найти рубашку. Нет, парень не был беспомощным, и он прекрасно ориентировался в своей жизни, но в последние два года у него появилась такая черта — в психологически тяжёлых ситуациях он просто будто бы отключался и становился как рыба, которая открывает в воде рот, но звуков не воспроизводит. Со стороны это выглядело, словно брюнет просто о чём-то задумался, и как раз поэтому не привлекало внимания. Но именно Джинни по одной ей известным признакам безошибочно определяла этот ступор, и только она могла помочь Гарри максимально быстро и качественно его преодолеть.
— Ну что ж, — подумал брюнет, — раз голова у меня теперь работает, надо сходить в душ освежиться.
Бродяга тряхнул головой и удивлённо заскулил, наблюдая, как хозяин уходит, так и не покормив его.