Так почему ты берёшь это, Подавляешь и тревожишь это, Моё мирное здравомыслие? Твои старания утомили меня, Разрушь и уничтожь меня. Это ничего не стоит.
Чернота тёмного пугающего коридора до сих пор не рассеялась, она витала в воздухе, мешаясь с туманом в резких и нечитаемых движениях. Казалось, что она сковывала бедного молодого человека мнимыми оковами, скрипящими от своей старости. Вокруг была глухая тишина, где слышалось лишь собственное дыхание и далёкий, еле различимый среди всего этого мрака свист. Он доносился до ушей и превращался в нестерпимое шипение. Как и всегда, как и в любой другой раз до этого. Когда где-то прямо перед глазами с громким стуком закрывалась дверь, а ноющее от постоянных мук тело придавливало к стене неведомой силой и мощью, лишая организм всех сил одним лишь прикосновением. Таинственный некто мерил шагами бесформенное чёрное пространство за дверью, насвистывая под нос какую-то непонятную мелодию, пуская по белоснежной, местами окровавленной коже колкую дрожь. Он шёл медленно, размеренно, словно специально продлевая мучительную пытку. Существо злорадно ухмылялось, постукивая длинными пальцами по тонким стенам, сдирая ногтями потрескавшуюся штукатурку. Один шаг, второй, каждый отдавался в округе сдавленным эхом, разрывающим на части тишину и что-то важное, что томилось в груди и держалось из последних сил, чтобы не сорваться и окончательно не погрязнуть в собственном страхе. Спустя какую-то жалкую пару секунд клубы чёрного тумана, сгущающегося в дверном проёме, стали проявляться ещё сильнее. Оно уже было рядом… Шаги стали чётче, и парнишка дёрнулся, прячась за ветхой стеной. Холодные порывы ветра обдували изуродованную кожу, скрывающуюся под тонкой тканью белой порванной рубашки, срывая с уст учащённое дыхание, подгоняемое высоким пульсом, безжалостно бьющим где-то в висках, и вызывая во всём теле ноющую боль, когда поток воздуха касался почти что свежей раны. Молодой человек кусал губы, стараясь сдерживать болезненное шипение, невольно рвущееся наружу. Но боль распространялась по всему телу и, словно ледяные иглы, пронзала кожу, пуская новые алые линии, рисующие на ней очередные кровавые узоры. Неожиданно, заставив повернуться на звук, в длинном коридоре, всего в нескольких метрах от юноши, послышался тихий смешок, а за ним — низкий тягучий голос: — Я же найду тебя, милый, — говорил он. — Не нужно ему помогать. Мысли, сокрытые в черепной коробке, диалог, который парень вёл сам с собой, как он умудрялся читать их? Слово в слово, всё с точностью до такта и до мельчайших подробностей. Каждый раз. Каждый божий раз. Невероятно… От собственных мыслей заставило отвлечься тихое движение за дверью: что-то шаркнуло и затихло, заставляя парнишку напрячься и замереть в ожидании. Одна секунда выбила из молодого человека все силы, лишая и дыхания, и зрения, и каких-либо чувств в целом, оставляя после себя лишь одно — разбивающий на мельчайшие осколки страх. Парень вжался в дверь, которую, казалось, в любой момент могло снести с петель, и стал прислушиваться к окружающей его черноте, закрывая глаза. Небольшое пространство между дверью и стеной, равное какому-то жалкому сантиметру, полностью заполнилось туманом, скрывающим за собой холод, спрятанный под тонким кожным покровом. Юноша сглотнул, чувствуя лёгкое движение рядом и следующую за ним довольную усмешку. Он нашёл его…***
Объятый чёрным туманом, он танцевал наедине с музыкой, крутящейся на повторе в голове. Она вызывала в теле дрожь, а в груди — трепет. Так хорошо, так желанно, так горячо. Раскалённый до невозможного воздух кутал в своих объятиях расслабленное и невероятно податливое тело, отзывающееся на любое прикосновение, неизведанный ранее омут чувств и вихрь эмоций соединялись в сладостном поцелуе, разливаясь по коже приятной истомой. Пуская в мысли низменные желания и расплавляя в чужих руках, она срывала с уст еле слышные стоны. С каждым рваным вздохом внизу живота узлом скручивалось тягучее, манящее, пульсирующее во всём теле возбуждение. Оно окутывало всё больше и больше с каждой секундой, полностью овладевая разумом. Белоснежная кожа, сокрытая за чёрной пеленой, переливалась капельками пота, стекающими по красивым изгибам. На горячем теле ярким контрастом ощущались холодные ладони, рисующие витиеватые узоры, и язык, ведущий влажную линию по худому плечу. Мысли были где-то далеко, прозябали в пороках и желаниях: отдаться, наслаждаться, стонать, до боли кусая губы, мысленно моля о большем. Умелые руки ловко проходили по всем изгибам скульптурного тела, запоминая пальцами каждую точёную линию. От одних этих прикосновений парнишка бился в блаженном экстазе, медленно сгорая от холодных касаний, а теснота в джинсах больше не позволяла думать о чём-то потустороннем. Она отвлекала и завлекала, манила прикоснуться и забыться, толкаясь в собственный кулак, чтобы скорее довести до разрядки. — Нмф, — сорвался с уст тихий жалобный всхлип, когда тяжёлая ладонь легла на пах, пуская по коже электрический заряд. Медленно и нежно водил он рукой по тонкой ткани джинсов, играя, раззадоривая, ещё больше путая неопороченные мысли. Чимин откинул голову назад, прикрывая от наслаждения глаза и чувствуя за собой крепкую грудь. Чёрный туман, опоясывающий красивые тела, стал ещё темнее, пробираясь клубами дыма под мягкую ткань футболки, нежно лаская. — Ты ведь хочешь этого, Чимин-и? — прозвучал над ухом тягучий низкий голос, опаляя чувствительную кожу горячим дыханием. — Да-а-а, — ласкающий слух стон. Окружающая чернь разорвалась с растягивающимися в ухмылке губами, обнажающими ряд белоснежных зубов. Оно наклонилось ближе, почти не оставляя пространства между собой и горящей под холодными прикосновениями кожей, припадая к шее. Дыхание стало рваным, когда юноша почувствовал, как от жгучего поцелуя по телу начал распространяться жар. Больше… Одна рука существа пробралась под чёрную ткань футболки, оглаживая кубики пресса и играя с бусинами сосков, другая скользнула по оголённому участку кожи и, зацепившись пальцем за кромку джинсов, провело линию, срывая с чиминовых уст сладостный стон. Но этого было мало. Тело хотело большего. Чимин хотел большего. Всего и ещё больше: сверхвозможностей, сверх нормы, сверх меры. Ещё… Теснота в штанах сводила с ума, испещряла сознание разрушающими крупицами вожделения. Тело било в дрожи от невозможности прикоснуться к себе. Но руки отчего-то не могли сдвинуться с места, они просто повисли в воздухе, сцепленные мнимыми наручниками, которые рисовало разыгравшееся воображение. Лишённый шанса довести себя до разрядки, просто без возможности двинуться, Чимин изнывал, поскуливая от столь мучительной пытки. Подлая игра без правил, из которой невозможно выйти, пока победитель не получит своё. — Сделай это… Сделай, — еле слышный шёпот. Неожиданно что-то резко дёрнуло назад, заставляя парнишку упасть в объятия окутывающей черноты, больно ударяясь спиной о холодную раскрошившуюся плитку, которая врезалась в кожу мелкими осколками. От силы удара юноша широко распахнул глаза, до боли прикусывая недавно зажившую губу. Перед ним был он. Странное существо, которое, нависнув над млеющим от ласк парнем, положило руку на сильно вздымающуюся грудь, пуская по телу жгущий холод. Оно смотрело в упор, зло скалясь и будто бы ожидая чего-то. Действия? Реакции? Мольбы? Чимин не знал ответа, он просто смотрел в белые глаза существа, которые притягивали и затягивали своей глубиной. Странной, пугающей, столь неизведанной. Она всё внутри заставляла сжиматься от страха и неизвестности. С громким непонятным стуком, с которым когда-то коридор озарился светом, по тёмному пространству пробежал мелодичный свист, заставляя сладостные мысли замереть и начать отступать, постепенно открывая юноше истинное обличье его влажных мечтаний. Снова? Опять этот свист… — напоминало сознание, пока Пак не мог оторваться от прожигающих его глаз, пропадая в уничтожающем взгляде. Существо отвернулось, на секунду прерывая зрительный контакт, чтобы посмотреть по сторонам. Вдалеке что-то щёлкнуло, и оно повернулось обратно. Облизываясь, он наклонился и у самого уха прошептал: — Ты же хочешь этого, да? — повторил вопрос низкий голос, отдаваясь приятным баритоном в голове. Существо отстранилось и, блеснув светящейся ухмылкой, начало исчезать в темноте, размываясь непроглядной чернью. — Так дай… Высвободи, — прозвучало прежде, чем оно исчезло окончательно. Сказанные им слова, разлетаясь по коридору еле слышным эхом, превращались в нестерпимый шелест, позже переходящий в свист. Словно всё повторяется вновь. Накладываясь на гулкое эхо, снующее по всему окружающему пространству, свист и шелест образовывали в чиминовой голове будто бы змеиное шипение, заставляя морщиться от противного и громкого звука, разрывающего барабанные перепонки. От него в висках что-то больно кольнуло, словно кто-то выстрелил из пистолета, попав точно в цель, и приятная истома стала выпускать крючившегося от боли парнишку из своих крепких объятий. Сначала медленно, нежно ведя руками в стороны по чужой спине, нехотя отпуская, а потом резко, бросая в реальный мир с его собственными пороками и кошмарами. Голову пронзило острой режущей болью, одним разом лишая организм всех сил, и парнишку отбросило назад. Ноги подкосились, и Чимин рухнул на холодную стену, непроизвольно хватая ртом воздух от силы удара и медленно сползая по ней вниз. Будто бы очнувшийся от беспамятства, он всё время озирался по сторонам и часто моргал, пытаясь понять, где находится и что происходит. Всё поменялось слишком быстро. В голове всё ещё клокотала неприятная какофония из шипения, свиста и высокочастотных нот, а перед глазами вместо окружающей его темноты резал глаза чересчур яркий свет, заставляя морщиться. Он не успел заметить, когда это произошло. Когда жар, пускающий по телу миллионы импульсов, соединяющихся в одной лишь заветной точке, порождая желание, превратился в холод и бродящую по коже дрожь? От посылаемых в мозг вопросов лишь сильнее становилась головная боль, медленно разрушая запутавшегося парнишку, а в груди только чаще билось сердце. Воспалённое сознание попусту не поспевало за скоростями этого мира, в котором существовал он. Пробегая взглядом по округе, цепляясь за какие-то яркие детали, юноше всё-таки удалось различить в окружающем пространстве собственную ванную: старый, немного потрёпанный и выцветший рыжий коврик на полу; красная зубная щётка, одиноко стоящая на раковине в заляпанном зубной пастой стаканчике; небрежно болтающееся на крючке полотенце и халат, у которого был порван карман. Всё остальное, режущее глаза светлое пятно, — белая плитка, потрескавшаяся в некоторых местах от времени. Он дома. Но как я… Не успел прозвучать в сознании вопрос, как в голове яркой вспышкой мелькнул знакомый коридор, в один момент всё длинное помещение вновь погрузилось во тьму, и парень почувствовал на своей шее сильные руки, придавливающие к холодной стене, царапающей спину шершавой поверхностью. Тогда он услышал лишь тихий шёпот над ухом: «Скучал?». Последующие моменты скрывались за плотной пеленой какого-то дурмана, испещряющего тело рисуемыми в воображении ожогами, жгущими бледную кожу. Чимин вымученно вздохнул, утыкаясь головой в холодную, отчего-то влажную стену, и устало прикрыл глаза. — Почему опять? — разлетелся в комнатке тихий шёпот, пропадая в каком-то неясном шуме. — Почему именно я? — его голос дрогнул. Очередной сон. Очередная боль. Очередные навязчивые воспоминания. Это было слишком для него. Слишком много всего для обычного человека… для человека в принципе. Это слово было во всём: в каждой мельчайшей временной единице, в каждом рваном вздохе, в каждом движении длинных ресниц. Даже сердце, как заведённое, слишком быстро колотилось в груди, сбивая и так сошедший со своего ритма пульс. — Почему? Почему? Почему? — вторили мыслям пухлые губы, на которых красовалась тонкая кроваво-красная линия. Хриплый голос исчезал в кружащем вокруг шелесте, пока парень бился головой о плитку, до боли сжимая челюсти. Хватит… пожалуйста, — немая мольба, и парнишка открыл полные слёз глаза, кусая разорванные губы и встречаясь взглядом с человеком, сидящим рядом. Чимин тут же отпрянул назад, хватая ртом воздух и отталкиваясь пятками от мокрого пола. Но за спиной была лишь стена. Загнанный в угол в небольшой коробке, он замер, выпученными глазами смотря на светловолосого молодого человека, обхватившего себя руками. Следовало бы что-то сказать, прогнать, но парень не мог издать и звука. Пока с уст слетало лишь рваное дыхание, в груди цвело какое-то тошнотворное чувство. Пальцы дрожали, впиваясь ногтями в холодную поверхность, а в глазах застыл неимоверный ужас. Тот молодой человек сидел перед ним совсем близко и даже не двигался. Его руки покоились на широких плечах, сильно сжимая белую ткань окровавленной футболки. Его помутнённый злобой взгляд был устремлён прямо на Пака, жмущегося к стене. На лице застыла какая-то страшная ухмылка маньяка или серийного убийцы, для которого выражение эмоций стало лишь игрой с самим собой и собственным сознанием. Пугающая, отравляющая, убивающая. Чёртова полуулыбка, в которой через секунду расходятся пухлые губы. Он уже видел её. Это… — сердце пропустило нещадный удар. Чимин не хотел верить, он просто смотрел перед собой, боясь моргнуть или отвести взгляд. Он надеялся, что это очередной вымысел играющей с его разумом фантазии. Выдумка, чтобы запугать, разрушить собранные воедино мысли. Всего пара минут, наполненных рваным дыханием, слетающим с уст, и бешено стучащим в груди сердцем, и сидящий напротив парень двинулся, ведя руками по белой ткани, оставляя новые кровавые полосы. Он вытянул их вперёд, продолжая улыбаться, и протянул конечности к Паку, заставляя взглянуть. Тот невольно опустил взгляд и нахмурился, чувствуя, как к горлу подступает тошнота. На бледных руках, испещрённых бесчисленным количеством порезов, алела кровь. Где-то след был больше и темнее, где-то наоборот. Какие-то раны были старыми, почти зажившими, где-то красовались шрамы, но были и новые… только полученные. Они сочились кровью, расплываясь алой жидкостью по смуглой коже. Юноша сделал глубокий вдох, задерживая дыхание и кусая внутреннюю сторону щёк в жалких попытках остановить подступающую всё ближе тошноту. Он вновь мельком глянул на парня перед собой, встречаясь с его прожигающим взглядом. Тот смотрел неотрывно, заглядывая, казалось, в самую душу, стараясь вытащить её наружу, чтобы сделать то же, что и с собственными руками, — разорвать в клочья, стереть в пыль, не оставляя и живого куска. Через несколько секунд, долгих, отчего-то слишком долгих секунд, он вновь двинулся, заставляя Чимина дёрнуться, вновь толкаясь спиной в кафельную плитку. Не отрывая тяжёлого взгляда, незнакомец потянулся кровавой рукой к застывшему в немом ужасе юноше, невольно открывшему рот. Чем ближе — тем сильнее заходилось в груди сердце парнишки. Он зацепился длинными холодными пальцами за подбородок Пака и, ухмыльнувшись, стёр большим пальцем алую линию, идущую от разорванной губы, любуясь ей, как чем-то драгоценным. Парнишка непроизвольно зажмурился, стоило почувствовать лёгкое касание, и когда он вновь открыл глаза, то увидел перед собой обычную пустоту. Его больше не было. Он ушёл… — О господи… — выдохнул юноша, оглядываясь по сторонам и, не увидев ничего подозрительного, утыкаясь лбом в холодную стену. Он не может быть сном… просто не может. На глаза наворачивались слёзы. По всему организму расползалось странное неприятное ощущение, разгоняющее в крови отравляющий яд, который запустил в кровоток непрошенный в мыслях гость; грудь не переставая вздымалась в каком-то бешеном ритме, пока сердце с невероятной частотой стучало по рёбрам, будто бы желая разорвать грудную клетку на части. Каждый стук отдавался в голове громким ударом, заставляя сильнее роиться навязчивые, слишком реалистичные и слишком желанные мысли: как летит с верхнего этажа высотного здания хрупкое тело, разбиваясь об асфальт, словно фарфоровая кукла; как стекающая в водосток вода окрашивает белую поверхность ванны в алый; как внутри, смешиваясь со слюной, растворяется несколько маленьких таблеток — что угодно, лишь бы не видеть перед собой той улыбки, не чувствовать того холода и взгляда. Лишь бы обрести покой… Загнанное в угол сознание продолжало прокручивать в голове увиденные кадры, как на старой чёрно-белой киноплёнке. Но, как назло, оно ярко вырисовывало каждый порез, который был на его смуглых руках, каждую алую линию, каждый небрежно оставленный кровавый след. — Боже, что же это? — взвыл парень, падая на пол, скрывая обжигающие кожу слёзы в согнутых локтях. Прекрати… Прошу тебя, пожалуйста, прекрати! — молил кого-то Чимин, цепляясь дрожащими пальцами за мокрые отчего-то волосы, впиваясь ногтями в кожу. То ли те мысли, хватающиеся за вытянутые вперёд кровавые руки, то ли непонятное существо, преследующее слабеющую с каждым часом жертву. Что со мной? Что?! — он был готов кричать, надрывая глотку от переизбытка душащих его эмоций, теплящихся внутри, но любой звук превращался в писк или сдавленный хрип. Парень почувствовал, как что-то опоясывает его талию холодными объятиями, и резко поднялся, морщась от болезненного укола в грудь. Все внутренности неприятно жгло и рвало на части, медленно убивая организм. Чимин боялся смотреть, ожидая увидеть там того же самого парня, но всё же поднял голову, закрывая заплаканные глаза от льющейся водопадом воды. Душ… Облегчённо вздохнув, он подставил лицо под ледяной поток воды, чувствуя, как всё тело пронзают миллионы острых игл, заставляя болеть каждый участок кожи под сильным напором. Горячие слёзы, стекающие по щекам, прятались за ласкающими струями. Уже давно промокшая одежда тут же прилипла к телу, очерчивая красивый рисунок подтянутого торса. Влажные светлые волосы окончательно намокли, болтаясь спутанными прядями где-то на уровне глаз. Касаясь рваных губ, ледяная вода окрашивалась в розовый, проходя по светлой коже и смываясь в водосток. Больно… — глупая констатация факта. Уже было абсолютно всё равно: тело слишком устало, чтобы хоть как-то реагировать, перед глазами до сих пор сочились алой жидкостью протянутые руки, а внутри всё и так уже давно болело, стирая в пыль все чувства, переживания и душу в целом, оставляя на растерзание вселенной только жалкую осунувшуюся оболочку. Лишняя боль не будет чем-то особенным, она станет лишь очередным контрастом на фоне разрывающих на части событий и эмоций. — Зачем ты преследуешь меня? — еле слышный шёпот. Неожиданно где-то в стороне, вырывая из отравляющих сознание мыслей, послышался глухой шум, похожий на чьи-то тихие шаги, и Чимин открыл глаза, уставившись на дверь. Раз, два, три. Будто бы кто-то идёт, твёрдо ступая по старому паркету, скрипящему при любом движении. Постепенно звук становился только отчётливее и громче, заставляя сердце Пака сильнее колотить в грудную клетку, срывая с уст учащённое дыхание, а перед глазами всё начинало плыть, размываясь незамысловатыми красками по холсту. Чем ближе становились шаги, тем реже дышал юноша, не в силах спокойно вздохнуть. Он боялся увидеть того, кто скрывается за тонкими стенами. Что, если существо, преследующее уже который день, спокойно перемещается и в реальности? В сознании тут же всплыли воспоминания: как удушающей хваткой сцепились на хрупкой шее сильные руки, лишая кислорода; какой у него был взгляд, когда он крепче надавливал на горло длинными пальцами; в какой пугающей улыбке растягивались его губы. Всего миг и дверь открылась, пропуская в небольшую комнатку разъярённого Хосока, который одним своим появлением заставил Чимина вздрогнуть, а затем, хватая ртом воздух, откинуться на стену, давясь слезами. — Господи, Чимин! Ты чего? — спросил парень, на ходу хватая полотенце и подлетая к другу. Быстро нажав ладонью на краник, перекрывая льющуюся на светлую макушку воду, он накрыл махровой тканью плечи содрогающегося в тихих рыданиях юноши, нежно водя руками вверх-вниз в попытке согреть. — Хосок-и, т-ты… ты просто не… п-представляешь, — старался говорить Чимин сквозь постоянные всхлипы. — Ну хватит, чего рыдаешь как девчонка? — посмеялся Хосок, щёлкая друга по носу. — О-он… он оп-пять… — резко переставая плакать, парень замолчал и выпученными глазами уставился куда-то за спину склонившегося над ним юноши. — Что такое? — не понял тот, оборачиваясь. Но за ним ничего не было. Всё такой же пустой коридор, где горела одна одинокая лампочка. — Опять глюки? Кто следующий в очереди, чтобы тебя задушить? — ухмыльнулся он, возвращая взгляд к другу. Чимин пропустил сарказм Хосока мимо ушей, продолжая смотреть в одну и ту же точку, боясь моргнуть. Он видел… Просто не мог ошибиться: там точно кто-то был, в небольшом дверном проёме. Это был он: светлые влажные волосы, белая окровавленная футболка, тёмные намокшие джинсы после сидения на полу в душевой, злой взгляд исподлобья с будто бы застывшей на губах ухмылкой и руки, испещрённые кровавыми порезами. — Я ему всё утро звоню, как хороший друг названиваю, чтобы узнать, как он себя чувствует после такой пьянки, а он не отвечает! — говорил Хосок, продолжая вытирать парнишку полотенцем. — Поспал хоть? — вздыхая, спросил он. Пак молчал, он лишь покачал головой, осматривая крошечную ванную комнату и видневшийся в дверном проёме коридор. Никого… Абсолютно никого. Но ему не могло показаться. Не сейчас. Я видел… Вырванный из своих мыслей дрожащий от холода парнишка почувствовал, как на его подбородке сомкнулись длинные хосоковы пальцы, поднимая вверх, заставляя посмотреть на себя. Нехотя отрывая взгляд от открытой двери, Чимин посмотрел на друга, встречаясь с его обеспокоенным выражением лица. — Чимин, с тобой всё в порядке? — заглядывая в покрасневшие от недосыпа глаза, спрашивал парень. Он видел в них страх и какую-то глупую помешанность на чём-то, что было понятно лишь одному Паку. Молодой человек приметил, что цвет лица друга стал бледнее, чем был, под глазами сформировались тёмные мешки, весь вид был невероятно болезненным и отторгающим, который никогда не был свойственен Чимину. — Знаешь, может, сходишь к врачу, а? Эти твои кошмары… Мне это… … не нравится… — разлетелся в мыслях низкий голос, накладываясь на слова Хосока. Сердце пропустило удар, ломая на части рёбра, и Чимин, до боли кусая кровоточащую губу, поднял широко открытые глаза, встречаясь с пожирающим его взглядом. Он снова увидел того человека… Теперь этот парень был ближе, стоял совсем рядом с Хосоком, склоняясь над ним. На футболке появилось несколько новых красных подтёков, руки стали темнее, запачканные в алой жидкости, а пальцы крепко сжимали окровавленные ножницы. — М-мне уж-же л-легче, — одними губами проговорил парень, стараясь подняться на ноги, цепляясь дрожащими пальцами за мокрую кафельную плитку. Но любое движение заканчивалось лишь очередным падением, ничего не удавалось, он только разбрызгивал по полу холодную воду. Хосок нахмурился, проследив за его взглядом. Ничего не увидев, он подхватил Пака и, перекинув его руку через плечо, помог ему подняться, поддерживая за талию. — Что ты там такого увидел? — не понимал юноша. Окрашенная алым рука поднялась вверх, занося над головой блеснувшие на свету лампы ножницы и заставляя парня оттолкнуть друга в сторону, собрав в ладони все силы. Тот пошатнулся и рухнул на полку рядом с раковиной, роняя вместе с собой какие-то тюбики и упаковки шампуней. — Ты что творишь?! Уйди, — вновь в мыслях низкий голос. — Уйди, — непроизвольно вторил ему Чимин, держась за стену, чтобы не упасть на пол. Ноги совсем не держали: все силы ушли в поддержание здравого рассудка и гонящегося за кем-то пульсом, который с каждой минутой набирал обороты. — Вообще-то, я тебе помочь хотел! — крикнул Хосок, опираясь руками о небольшой шкафчик и поднимаясь. Парень сделал шаг вперёд, останавливаясь ровно там, где стоял будто бы неживой человек, перекатывающий в ладони окровавленные ножницы. Он не переставал смотреть на блондина, по щекам которого вновь катились слёзы, обжигая холодную кожу. Уйди! — требование. — Свали, Хосок, пожалуйста, — говорил Чимин, стараясь совладать с эмоциями, давящими на нестабильное сознание и лишающими кислорода, сдавливая горло. Но все его попытки сводились к нулю крутящимся в голове образом и разлетающимся в мозгу шелестом, из-за которого всё кружилось перед глазами в немыслимом вихре, выбивая почву из-под ног. — Чимин, ляг поспи! Ты уже на человека не похож! — кричал парень, кивая в его сторону и проходя по нему взглядом. — Только о своих кошмарах и думаешь, ничего вокруг уже не видишь. Мне тебе как маленькому говорить, что если ты будешь их бояться, то они тебя поглотят? — Губы стоящего между ними молодого человека расплылись в широкой улыбке, которая с каждой секундой пугала всё сильнее и сильнее. Пробегая испепеляющим взглядом по держащемуся за стену парнишке, он вновь взглянул в испуганные глаза, смотрящие в ответ. Они тебя поглотят, — вторил он сказанному, крутя в руке ножницы. Уйди! — приказ, в его глазах тут же блеснул опасный огонёк, и он повернулся в сторону Хосока, делая небольшой шаг. — Хосок, исчезни! — сорвался Чимин, переходя на крик, надрывающий глотку. — Уйди. Уйди, уйди, уйди!!! — пошатываясь, он двинулся к нему и, цепляясь за хосокову куртку, резко оттолкнул от себя. — Ты просто псих, — ошарашено уставился на друга Хосок, влетая в дверной косяк. — Я хотел как… — Проваливай! — орал Пак, хватая с полки фен и кидая его в застывшего в дверях парня. — Да пошёл ты! — уворачиваясь, крикнул тот и исчез в коридоре. Всего через секунду в небольшой квартирке послышался громкий стук входной двери, с которым Чимин, не удержавшись на ногах, рухнул на пол, утыкаясь лбом в холодный пол и ударяя кулаком по плитке. Прости меня, прости. Пожалуйста, прости, — говорило в забвении сознание. Глаза жгло от горячих слёз, в груди нещадно колотило сердце, пока в ушах шелестела уже заученная мелодия разрушающего сознание свиста. Всё время одна и та же, каждый божий раз. Она вытягивала из организма все силы, выворачивала наизнанку, добираясь до самой сути, крушила её, разрывая на мельчайшие крупицы высокого, и ровняла с землёй. Ничтожная человеческая душонка… Пак почувствовал, как его спины что-то коснулось, нежно поглаживая. От больших ладоней по телу тут же разносился холод, из-за которого сжимались все внутренности. Он водил рукой по содрогающемуся в рыданиях парню, проходя по каждому изгибу смятой футболки. Почему ты не можешь исчезнуть? — прозвучал в мыслях дрожащий собственный голос. Короткий вопрос так и не получил ответа, продолжая витать где-то на просторах сознания. Но спустя какое-то мгновение тот человек ушёл, словно услышав не прозвучавшую просьбу, а Чимин так и остался лежать на холодной кафельной плитке, будто бы в забвении, постоянно шепча себе одно и то же небольшое слово: «Высвободи, высвободи, высвободи». Странный шелест, беспрерывно рвущий разум, наконец, приоткрыл завесу неизвестности: скрючившийся на ледяном полу парень услышал в его разрушающем пении короткую фразу, засевшую в мозгу: «Высвободи своё тело», — вертелось в голове всё это время. Чёртово наваждение выпустило юношу из своих сетей, оставив после себя не человека, а жалкую осунувшуюся оболочку. Ни разума, ни чувств… Пустота. Небольшую гостиную, окутанную ночной дрёмой, освещала маленькая настольная лампа, стоящая на комоде в другом конце комнаты. Тёплый свет еле касался старого потёртого дивана, совсем немного озарял пропадающий в черноте пол, почти не был заметен на бледной коже сидящего на подоконнике юноши, уткнувшегося лбом в холодное стекло. Он уставшим взглядом бродил по пустующей улочке и накрапывающему дождю, капли которого вырисовывали непонятные узоры на гладкой оконной поверхности, по бесчисленному количеству луж и обнажённым ветвям деревьев, с которых под порывами ветра срывались оранжевые листья и, паря в воздухе, оседали на мокрый асфальт, создавая жёлто-красную ковровую дорожку. Вот опускался на землю сорок первый, или уже пятьдесят третий? Может, шестидесятый? Чимин ещё несколько часов назад сбился со счёта, прокручивая в голове всё, что случилось с ним за последние дни. Привычная жизнь больше не была таковой, не была жизнью… Она стала огромным душеразрушающим аттракционом, с которого невозможно было сойти просто так, не принося чему-то неизвестному столь желанную для него жертву. Жертву, сокрытую лишь одним коротким словосочетанием — «собственное я». Как стадо хищников, роились вокруг больного сознания беспощадные мысли, они нашёптывали что-то неясное, скомканное, противоречащее любым законам логики, путая и пугая загнанный страхом разум. Обозлённые, они мелькали в голове какими-то урывками: то яркими, то блёклыми. Заставляя всё нутро сжиматься от чрезмерной визуализации, они на повторе прокручивали в сознании одну и ту же картинку: как собственное тело двигалось под действием неведомой силы, прогоняя ничего не понимающего друга вон из квартиры. Раз за разом образы становились всё ярче и ярче. Было ли это собственным желанием или нет — неизвестно. Ещё один открытый вопрос для человечества… Прости меня, Хосок-и… — еле слышно звучало в голове, на секунду прерывая клокочущий шелест заточенных до идеального мыслей, готовых проткнуть, словно меч, любое бренное тело. Рядом с вытянутыми вперёд ногами лежал белый смартфон, которого каждые пятнадцать минут непроизвольно касались дрожащие пальцы, нажимая на кнопку разблокировки. Экран озарялся ярким светом простенькой заставки, после чего на автомате открывалось незакрытое ранее диалоговое окно. На светлом фоне в маленьком голубом облачке висело короткое сообщение, прочитанное адресатом семь часов назад: «Я не хочу тебя видеть. Прости…» Волнующее многоточие, которое заставило замереть, когда абонент начал набирать ответ, въелось в память, а теперь стиралось из сознания вместе с Ctrl+C, удаляя и тот момент, когда точки исчезли, оставив после себя пустоту, а за Delete — не сказанные слова. Пока парень прозябал в своём собственном мире, где перед ним, сменяя друг друга, мелькали то разукрашенные алым руки, неуклонно тянущиеся к нему, то взволнованные глаза Хосока, бегающие от одной стены к другой, то немногословное сообщение, отправленное чуть позже; время продолжало идти вперёд, не следя за грязнущим в темноте и страхе юношей. На часах в противоположном конце комнаты ярко горели красные цифры, показывающие, что уже давно перевалило за три часа ночи, а Чимин всё так же неизменно следил за мигающим светом от постепенно перегорающей лампочки уличного фонаря. — Сколько ещё это терпеть? — спрашивал у неизвестности Пак, смотря в окно. Его шёпот исчез в давящей тиши маленькой гостиной, смываясь каплями дождя, бьющими о железный подоконник и стекло. Когда я последний раз нормально спал? Дышал… — вертелся в мыслях один и тот же вопрос. Он действительно не помнил. Абсолютно ничего… Всё прошлое, казалось, исчезло за выращенной в груди стеной боли и воспалённым сознанием. Невыносимые пытки и терзающие душу сны неисправимо тащили за собой ко дну, крепко хватая за тонкие запястья. Чем глубже в небытие — чем глубже в страх — тем быстрее разум лишался мельчайших понятий времени. Сколько уже это продолжается? Какой вообще сегодня день? А число? Вроде бы ещё совсем недавно сознание отсчитывало про себя каждый прожитый день, рисуя галочку в невидимом календаре, а теперь всё смешалось в одно единое, безразмерное и вневременное пространство. Где дни — просто короткие слова: понедельник, вторник, среда — жалкие буквы, сложившиеся вместе. А часы — лишь очередное неизвестное простому смертному понятие. Просто вертящаяся на языке фраза. Просто разрывающий воздух шум. Просто галлюцинация… Почему всё так? Я просто хочу спокойно жить. Сильный ветер на улице, гоняющий из стороны в сторону холодный воздух и опавшие на землю листья, неожиданно со всей силы ударил в окно, заставляя парнишку отдёрнуть голову от стекла. Шикнув, он отвернулся, уставшим взглядом обходя небольшую комнатку, погружённую в полумрак. Всё с налётом времени: старое, потёртое, изношенное, но почему-то такое уютное. Оставшиеся от прошлых хозяев ковёр, тумба и стеллаж, небольшой журнальный столик в другом конце гостиной; отчего-то раздражающе моргающий светильник с тонким налётом пыли, который Чимин уже как два года хотел выкинуть на помойку, и диван, который, казалось, всегда был тут, именно на этом месте. В сознание тут же ворвались мысли, которые навечно хотелось забыть, болезненным пламенем они обжигали чувствительную кожу шеи, заставляя мгновенно прикоснуться пальцами к оставленному неизвестным синяку, напоминая юноше о тёмном силуэте, нависшем когда-то над ним. Рисуя страшную картину того, как быстро пронеслись перед глазами руки, цепляясь длинными холодными пальцами за горло, жестоко терзая лёгкие, Пак еле слышно прохрипел, мотая головой из стороны в сторону в глупых попытках отогнать от себя навязчивые воспоминания: — Невыносимо… Вздохнув, Чимин откинул голову назад, утыкаясь затылком в стену, и уставился в чернь затемнённого угла гостиной, куда не попадал слабый свет лампы. С каждой секундой, с каждой скатившейся по стеклу каплей дождя, с каждым вопросом, прозвучавшим в мыслях, парень всё больше и больше погружался в себя, вновь забывая о реальности. Реальность… Ещё одно слово, которое теперь можно выносить в разряд тех, что навсегда останутся на страницах пыльного толкового словаря, заброшенного в глубины книжного шкафа или одиноко стоящего на полке в каком-нибудь полупустом магазине. Реальность — просто чушь. Иллюзия… На улочке, освещённой одним еле работающим фонарём, асфальт был застлан покровом осеннего шлейфа — желтовато-красными листьями, танцующими в хаотичном вихре над землёй. И чем больше их становилось, тем быстрее, перескакивая с места на место, менялись на чёрной поверхности электронных часов тоненькие чёрточки. Спустя ещё час, пролетевший чересчур незаметно для своих шестидесяти минут, всё тело начало ужасно ломить, так, что невозможно было лишний раз пошевелиться. Организм не выдержал-таки жизни без сна и наполненных бодрящим кофеином вен. Ресницы раздражающе слипались, а веки стали невероятно тяжёлыми. Стоило закрыть глаза, и тут же пропадало желание открывать их вновь. Измученное страхами сознание постепенно проваливалось в сон. Они тебя поглотят, — вторил собственный голос сказанным когда-то словам. — Уже… Временной спектр сократился до минимума, измеряясь отныне одними лишь секундами, сопровождаемыми слишком частым миганием меркнущей лампочки. Чем дольше, чем больше цифра и чем тусклее свет, тем гуще становился окутывающий чёрный туман, обволакивающий летящего в пучину небытия молодого человека. Н-нет… Потерпи ещё немного. Не нужно. Не засыпай. Пожалуйста, ещё чуть-чуть, — говорил себе Пак, стараясь сдвинуться с места, чтобы сделать очередную чашку крепкого кофе, режущего своей горечью язык. Одна секунда, две, пять, двадцать. В другом конце комнаты еле слышно щёлкнул настольный светильник, когда лампочка всё-таки перегорела, погружая в сонную пугающую темноту крохотную гостиную. Вместе с ним, успев подцепить пальцами ноги только один тапок, в сон провалился и Чимин. Он рухнул на стену, устало закрыв глаза и в сонном забытьи тихо шепнув заветное: — Высвободи… Под прикрытыми веками пестрела яркими точками непроглядная чернь, увлекая за собой в туманную неизвестность. Привычный тёмный омут, уже знакомый мрак, родное ничего. По всей черепной коробке, больно ударяя в виски, распространялась тягучая, надоедливая головная боль, сбивая с нужного пути скомканные мысли. В груди цвело поселившееся там навеки чувство — страх. Ядовитый, разрушающий, убивающий. Он цеплялся когтистыми лапами за тонкую бледную кожу, разрывая её, рисуя на чистом холсте кривые алые линии, расползающиеся в разные стороны. Почти незаметно, еле ощутимо, но всё равно так больно, что хочется кричать и надрывать глотку в громком крике. Ведь испепеляющий страх терзает не настоящую плоть, не человека, а то, что внутри. Такое хрупкое, не знающее всех ужасов реального мира, сокрытое сжимаемыми в кулаки руками и прикрытыми веками. Я не хочу открывать глаза… — шептало сознание, стараясь спрятаться, чтобы не думать, не представлять, даже не существовать. Но все мысли, все переживания и вся та боль, что медленно отравляла организм, ещё сильнее сковывали в мыслимые оковы кусающего губы парня. Внезапно он почувствовал лёгкое касание пары холодных рук. Они, словно пух, легли на худые плечи, легонько сжимая, прежде чем вцепиться сильной хваткой и потрясти. От резких движений Чимин тут же распахнул глаза, уставившись на неизвестного перед собой. Перед ним сидел, опёршись на одно колено, худой широкоплечий парень. На его тонкой шее красовалась пара ярких пятен, а на лице и теле — множество порезов и ссадин, виднеющихся за изорванной тканью запятнанной кровью рубашки; вперёд были вытянуты тонкие белоснежные руки с красивым узором синих вен, который перекрывали бесчисленные алые линии, а в испуганные глаза смотрел обеспокоенный строгий взгляд. Тот силуэт. Это второй… — осенило юношу. — Ты в порядке? Вставай! Вставай, вставай, вставай! — говорил голос неизвестного, который продолжал трясти за плечи. — Нам нужно быстрее уходить! — К-куда? — сорвалось единственное с чиминовых уст. — Да куда-нибудь! Давай же! Быстрее! — Молодой человек мгновенно встал на ноги, поморщившись от режущей боли во всём теле, и протянул руку ничего не понимающему Паку. Что ему нужно? — вело воспалённое сознание свой диалог, пока парнишка бегал глазами от взволнованного взгляда к расцарапанной ладони. — Ну же, — сквозь зубы процедил незнакомец. — Что ты?.. — Да господи! Ты не понимаешь?! — почти кричал парень, хватая Чимина под локоть и стараясь поднять. Не отошедший от тягучей дрёмы парнишка совершенно не мог встать на ноги, у него не хватало сил даже для того, чтобы просто пошевелить рукой и вырвать её из сильной хватки длинных окровавленных пальцев, сцепившихся вокруг запястья в кольцо. Он продолжал сидеть на полу, следя за каждым движением мельтешащего вокруг молодого человека, который постоянно говорил, что нужно торопиться. Ты… — Кто ты? — тихо спросил Пак, ловя на себе всё тот же обеспокоенный взгляд. — Я… — незнакомец запнулся, резко прекращая движение. — Я просто… — его речь прервал громкий, разрывающий тишину стук, заставляя обоих парней повернуться на звук. Уже знакомый скрежет и бьющие в черепную коробку колющие удары, которые доносились из другого конца коридора: свет опять выключается. Н-нет… Снова. С каждым новым стуком и потухшей лампочкой всё нутро, казалось, вспарывало острым ножом, вытаскивая наружу все внутренности и истинную суть. Забитую снами и мыслями душонку, медленно гаснущую, как и свет в этом чёртовом коридоре. — Чёрт, — шикнул высокий молодой человек и, собравшись с силами, потянул на себя застывшего на мгновение Чимина, поднимая того на ноги. Ничего не понимающий парень просто ошарашено оглядывался по сторонам, чувствуя, как сильнее сжимаются на его руке холодные пальцы. Стоило сделать всего один непроизвольный вздох, как его уже тащат куда-то, уводя подальше от этого места, из которого по иронии судьбы невозможно сбежать: оно всегда будет следовать по пятам, ступая точь-в-точь и вовсе не оставляя следов, кроме испорченной психики и терзающих душу и тело воспоминаний. — Куда ты меня ведёшь?! Подожди! Куда… — начал протестовать Пак, стараясь выдернуть руку из сильной хватки, когда понял, что безвольной куклой следует за неизвестным, но тут же замолчал. Совсем недалеко от него, всего в паре шагов, где плавно парил чёрный туман, он увидел, как в свете гаснущих лампочек формируется из клубов дыма знакомый тёмный силуэт. Силуэт, приходящий к нему уже который день. Силуэт, черты которого выучены наизусть. Почему он так близко?! За непроглядной чернью, которая тянулась следом за уходящими в другой конец коридора юношами, виднелись белые глаза, ловящие каждое их движение, запоминающие каждый сделанный вздох, разбивающийся о треснувшую на стенах штукатурку. Стоило поймать на себе уничтожающий взгляд, который, казалось, прожигал в теле дыру, как ноги начали заплетаться, постоянно норовя подогнуться. Чимин изо всех сил старался не упасть на холодный пол: если споткнётся, то больше не сможет подняться. Чтобы не осесть, парнишка как можно сильнее вцепился в холодную руку незнакомца, идущего впереди. Тот, почувствовав на израненной коже цепкие пальцы, шикнул от боли, резанувшей по рецепторам, и ускорил шаг, тихо говоря себе под нос: — Мы должны успеть, — в его голове, словно бой настенных часов, вёлся обратный отсчёт: сознание отсчитывало про себя последние секунды, прежде чем наступит вечная ночь. Эта картина уже не раз вырисовывалась перед глазами. Широкоплечий юноша попусту жил в ней, заточённый в рамке для холста. Семь. В длинном коридоре, где громко стучали старые люминесцентные лампы, глухо раздавались тихие шаги, разлетающиеся на десятки метров вперёд. Всё вокруг переливалось то светом, то тьмой, исчезающей ровно через кроткий взмах длинных ресниц. С каждым мгновением, каждым сорвавшимся с уст рваным вздохом, каждой включающейся и выключающейся лампочкой непроглядная чернь пугающего тумана подбиралась всё ближе и ближе. То существо, прячущееся за ним, становилось сильнее. Какая-то жалкая пара метров и он их нагонит… — Ещё немного! Шевелись! — почти рыдал молодой человек, оборачиваясь на Чимина и, в конце концов, переходя на бег. Шесть. Почти теряя равновесие, парнишка ринулся за ним, сильнее сжимая тонкую руку, пачкая в сочащейся из ран крови свою ладонь. Всё происходило, словно в тумане: Пак не понимал, что происходит вокруг; будто бы выпавший из реальности, он не чувствовал движения ног, пока бежал, не ощущал, в каком бешеном темпе вздымается грудь под учащённым сердцебиением, не видел, как к нему со спины подкрадывается та другая темнота. Всё смешалось в один постоянно меняющийся калейдоскоп эмоций, чувств и всеобъемлющего страха, расползающегося ядом по венам. Пять. С каждой секундой заплетающиеся ноги болели всё больше и больше, тело безжалостно окутывало усталостью, а перед глазами всё пугающе мелькало и плыло, создавая в груди тошнотворное чувство. Весь организм обессилел и был готов отключиться в любую минуту, стоит только подать сигнал. Обозначить отправную точку. Поставить табличку с надписью «R.I.P», выгравированной на поверхности надгробной плиты. — У меня больше нет сил, — говорил запыхавшийся Чимин, стараясь совладать с дыханием. — Я скоро упаду. — Нет! Не смей! Потерпи ещё немного. Мы почти на месте! — кричал парень, стараясь разглядеть что-то в мелькающем свете. Четыре. В этом невообразимом вихре событий, бликов и не прекращающихся ударов одна за другой пробегали мимо старые массивные двери. На каждой висела маленькая чёрная табличка с еле читаемым номером или выцветшими буквами. Глаза невольно цеплялись за никому не нужные линии, зачем-то запоминая: девятнадцать, четыре, Дж, н — совершенно случайный порядок. Они всё время повторялись, будто бы не существует другой нумерации или же буквенных обозначений. Три. Пак не переставая оглядывался назад, следя за передвижениями странного существа, неизменно следующего за ними. Когда юноша в очередной раз обернулся, то увидел, что оно было всего в нескольких метрах. Они двигались на одной и той же скорости, каждое движение, казалось, делали точь-в-точь, вторя друг другу, но при этом он вовсе не шевелился — всё происходило само собой. Вокруг него кружила туманная пелена, за которой парень чувствовал на себе испепеляющий взгляд. Он будто бы прожигал кожу насквозь, сжигая дотла. Казалось, что в этот раз взгляд был тяжелее и сильнее, ощущался на теле, словно раскалённый металл. Отчего? Что-то вышло из-под его контроля? — Он уже за нами! Быстрее! — кричал Чимин, заворожённо смотря на то, как в гаснущем свете рассеивается туман, медленно расползаясь в стороны. Всего секунда и пугающий неизвестный больше не скрывался за тёмным дымом. Он сделал шаг вперёд и посмотрел прямо перед собой, встречаясь взглядом с юношей, исследующим каждую открывшуюся деталь. Широко раскрытыми глазами парнишка изучал его, чувствуя, как сильнее в груди колотится сердце, подгоняемое трепещущим страхом. Перед ним, выйдя из чёрной завесы, предстал высокий молодой человек в какой-то больничной белой одежде. На светлой ткани, светящейся от включающихся и выключающихся ламп, кривыми линиями, соединяющимися в рисунке, была размазана алая кровь. Его сильные руки были сжаты в кулаки, а на лице застыла та же самая улыбка, что постоянно всплывала в сознании. — Отвернись! — скомандовал незнакомец, крепче сжимая дрожащую руку, и ускорился. Юноша, загипнотизированный образом вышедшего из тьмы, чуть было не потерял равновесие, оступившись, но всё же побежал вперёд, заставляя себя отвернуться. В голове вновь появился неясный шум, пока в виски больно ударял каждый сделанный шаг; пульс уже был на пределе, готовый сорваться сию же секунду. Ещё немного и тело не выдержит столь выматывающей пытки. Два. — Вон она! Быстрее! — прокричал высокий парень долгожданные слова, когда увидел в нескольких метрах от того места, где они бежали, нужную дверь. Скорость вновь увеличилась, заставляя мышцы ног напрягаться ещё сильнее. Последний полноценный вдох, последний рывок, последний шанс… Когда до спасительной двери остались считанные шаги, Чимин почувствовал, как по спине пробежал леденящий душу холод. Тот же самый… Это был он, то пугающее существо. Оно положило тяжёлую ладонь на худое плечо, нашёптывая на ухо еле слышное: — Скучал, Чимин-и? Парнишка дёрнулся, когда услышал, как приятным низким голосом разлетается в голове тихий шёпот, и тут же непроизвольно обернулся, встречаясь взглядом с белой поволокой, затягивающей своей глубиной, и пропуская болезненный сердечный удар. Между ними была всего лишь пара сантиметров: юноша мог чувствовать на своих губах чужое горячее дыхание, обжигающее кожу. Существо было совсем близко. Пак мог разглядеть каждый тонкий шрамик, оставленный на смуглой коже, увидеть в белых глазах пугающий всё это время огонёк. И чем чаще над головой мигали лампы, тем сильнее была заметна ухмылка, в которой расползались пухлые губы. — Теперь ты решил поиграть со мной? — спросил он, усмехаясь. Но его лицо тут же стало серьёзным, а взгляд вновь начал прожигать в будто бы горящем теле дыру. — Не стоит, — пробасил он и, проехавшись языком по пересохшим губам, двинулся вперёд, заставляя парнишку ещё быстрее переставлять ноги. Напуганный кутающей в своих объятиях тьмой и голосом, ядовито шепчущим в голове, Чимин побежал вдвое быстрее, чем позволяли ему силы и возможности. Отчего-то, словно по велению того существа, губы вновь начали неистово гореть, а оставленная им рана вновь открылась. Будто бы все события поставлены в плеере на повтор… Дрожащими пальцами он коснулся обжигающе горячей кожи и стёр алую кровь, оставляя на подбородке красную дорожку. Один. Очередной щелчок и весь коридор, пропадая за стирающей его границы чернью, погрузился во мрак. Настала та вечная ночь… Ночь, заставляющая всё нутро противиться любым движениям, пуская в мозг только одно единственное желание — забиться в угол. Чимин не видел, но слышал, как что-то ударилось о стену, прежде чем идущий впереди парень резко потянул его на себя. Всего один вздох, которого хватило бы на то, чтобы закрыть болтающуюся на петлях дверь, как жмущийся к шершавой поверхности юноша почувствовал, что горло сдавливает какой-то странной силой, а на плече, больно обжигая, леденеет рука того существа. Всего один вздох и он резко ведёт ей вниз, срывая с чиминовых уст громкий крик, словно несколько острых лезвий резанули по тонкой бледной коже, пуская по телу вереницу кровавых линий. Всего один вздох… — Чимин! — вскрикнул широкоплечий молодой человек, подхватывая летящего вниз парнишку и закрывая ногой дверь. Навалившись на массивную деревянную поверхность, он сполз по ней на пол вместе с безвольным юношей. Моё имя? — Он успел?! — взволнованно спросил неизвестный, исследуя Пака на наличие переломов, порезов или ещё чего-то подобного. Единственное, в чём он не следовал собственному алгоритму. — Не трогай! — крикнул парень, когда холодные руки коснулись свежих ран, сочащихся кровью, заставляя сильно зажмурить глаза. — Прости-прости, — тут же протараторил молодой человек, убирая руки с лежащего на его коленях юноши. — Что здесь происходит? — не выдержал Чимин нахлынувших на него эмоций, раздирающих грудную клетку. — Что?! Откуда ты знаешь моё имя? Кто ты вообще такой? Очередной псих, который хочет меня убить?! — горло надрывалось от громкого крика. В ответ он услышал лишь сводящую с ума тишину и еле уловимые шаги за дверью. Сейчас было слышно только сердце, которое громко стучало в груди, подгоняемое завышенным пульсом, а каждое движение чужой грудной клетки отдавалось в висках режущей болью. Организм окончательно лишился сил, тело абсолютно не хотело двигаться: оно истратило свой максимум. Последний рывок был сделан несколько секунд назад… — Ты ведь знаешь всё, — почти рыдал юноша, замечая, что то существо за дверью остановилось, шаркнув ногой по старой плитке, — расскажи, — жалобно просил Пак, восстанавливая дыхание. — Прошу тебя… — Я… — тихий вздох. — Меня зовут Джин, если я правильно помню. И… когда-то я пережил всё то, что происходит сейчас с тобой, — Чимин поднял на него голову. В темноте не было видно абсолютно ничего, но он знал, что тот парень смотрит на него в ответ. — То есть… — Тебе нужно быстрее выбираться отсюда, иначе… — В дверь что-то резко ударило, заставляя дёрнуться и замолчать. — Чёрт! Быстрее поднимайся, мы должны идти, — говорил Джин, стараясь поставить на ноги совсем ослабшего парнишку. — Опять?! — взвыл тот, перекрикивая доносящийся от двери треск. Ещё не отошедший от недавнего бега Пак был вынужден подняться, впиваясь пальцами в холодные руки и потрескавшуюся штукатурку ветхих стен. Покрасневшие от усталости глаза ещё не привыкли к отсутствию освещения и постоянно бегали туда-сюда в жалких попытках что-либо разглядеть. Глухую тишину безразмерного чёрного пространства разрушали громкие удары сильных рук о деревянную поверхность двери, заставляя постоянно оборачиваться на звук. Но там ничего, лишь сгущающаяся мелкими точками чернота. Юноша не видел даже очертаний собственных рук, вытянутых вперёд, он только чувствовал, как чужие пальцы обвили его запястье, утягивая за собой, уводя всё дальше в темноту. — Но куда? — сорвалось с чиминовых уст. — Я покажу тебе, как выбраться отсюда, — один громкий удар за спиной и падение массивной двери, заставляющие повернуться, а затем ускорить шаг, и утекающие сквозь пальцы минуты. Чёртово колесо пошло на второй круг, заново запуская механизм и заставляя по новой ощутить все эмоции и страхи: вновь погоня, вновь выматывающий бег, вновь раздирающий вены пульс. — Эти двери… Я не успел обойти всё, поэтому знаю всего половину дороги. Я проведу тебя, но дальше нужно будет справляться самому, — говорил уже на бегу Джин, крепче сжимая чиминову руку, постоянно оборачиваясь и смотря в ту сторону, где должна была располагаться дверь. Но там виднелась лишь неизменная чернь этого мира, сгущающаяся в человеческом силуэте. Он снова рядом… — Какой дороги? — Дороги, которая позволит тебе остаться в живых, — Пак тут же непроизвольно остановился, ошарашено смотря на окутанного тьмой парня. В живых… Он может убить? — в горле сформировался непонятный ком, мешающий спокойно дышать. — О чём ты? — переспросил юноша, слегка морщась. — Ты всё ещё ничего не понял? — немного разочарованно спросил молодой человек, останавливаясь. — Это пространство — целый лабиринт, а коридор, где мы были ранее, — всего лишь начало пути. Ты должен был видеть, сколько здесь дверей, не каждая даёт возможность выбраться отсюда. И это ещё не всё: самое ужасное, что только половина из них является настоящей, остальные — просто мираж. Если найдёшь подлинную, то попадёшь в другой коридор, потом ещё и так далее. Возможности выбраться почти нет, так как верный путь всего один, — Джин вздохнул и возобновил движение. — Но почему ты… … убегаешь от меня? — закончил за парня вопрос низкий голос, разлетаясь в голове клокочущим змеиным шипением. — Я ведь всё равно везде тебя найду, — довольная усмешка. — Н-нет… — слетело с изорванных уст. Где-то вдалеке, разбивая давящую тишину на мельчайшие осколки, прозвучал уже знакомый свист, парализующий всё тело и отравляющий девственные мысли. Чимин почувствовал, как на его талии сомкнулись большие холодные руки, вызывая стадо мурашек, бегающих вверх-вниз по бледной коже. С каждым взмахом длинных ресниц он кутал в своих объятиях ещё сильнее, сдавливая рёбра, будто бы желая раскрошить их на мельчайшие частицы, добираясь до самого ценного — глухо бьющегося о грудную клетку сердца. Он здесь, — констатировал факт Пак, замерев в чужих руках, пускающих по телу холод, и боясь пошевелиться. — Почему ты слушаешь его, неужели нам так плохо вдвоём? — ласкал слух низкий голос, когда существо наклонилось совсем близко к уху, опаляя кожу горячим дыханием. Д-да… плохо. Молодой человек, пойманный в кольцо сильных рук, чувствовал, как в уголках глаз собираются слёзы, когда он ощутил на мочке уха холодный язык. Он хотел закричать, выбраться из этого плена, сковывающего своей мощью, позвать на помощь Джина, сделать хоть что-нибудь, но ничего не выходило. Тело будто бы лишили всех сил, выкачав живительную энергию и оставив догнивать без человеческой души; сердце еле слышно стучало о рёбра, сдавливаемое сверхъестественной хваткой; мысли бились друг о друга в голове, создавая неприятный вихрь воспоминаний, пока где-то на задворках сознания тихо нашёптывал свои речи злорадный искуситель: «Высвободи, высвободи, высвободи», — заезженная сновидением пластинка. — О-оставь меня, — тихая мольба. Джин, отойдя на несколько метров, замер, когда услышал еле различимый среди своих шагов шёпот. Его сердце, почти раскрошенное непрекращающимися пытками, пропустило болезненный удар, когда он обернулся и увидел уже знакомые помехи, рисуемые в воздухе, рассекая тёмное пространство. То существо стояло за спиной Чимина, довольно ухмыляясь. Он водил носом по тонкой шее Пака, запоминая каждый рваный вздох, сделанный почти неживым юношей. Нет… нет-нет-нет, — пронеслось у Джина в голове, и он сделал широкий шаг вперёд, заворожённо смотря на то, как оно, облизнув пересохшие губы, придвигается ближе к застывшему в ужасе парнишке. — Ты не можешь! — Оставь, — произнёс одними губами юноша. — И не подумаю, — сказал он, припадая к оставленным когда-то на шее синякам, срывая с чиминовых уст жалобный всхлип. — Не трогай его! — послышался в темноте знакомый голос, после чего что-то сильно ударило в бок и с талии исчезли холодные руки. Чимин тут же рухнул на пол, чувствуя, как бегут по щекам горячие слёзы, обжигая кожу. — Ох, это ты… — пробасило существо. — Уже соскучился по мне, Джин-и? — Пак дёрнулся, когда услышал столь ласково произнесённое имя, прокручивая в мыслях такое же «Чимин-и». — Я не хочу больше позволять тебе калечить чужие жизни, — говорил Джин дрожащим голосом. Ему надоело отсиживаться за закрытыми дверьми, которые всё равно позже будут сломаны, как и то, что невозможно убить так просто, то, что является настоящей человеческой сутью, то, что спрятано в мыслях и поступках. Уже абсолютно всё равно, насколько сильно сдавливает горло страх, перехватывая кислород, насколько разрывают изнутри все инстинкты самосохранения, кричащие об опасности. Лишь бы помочь кому-то. Уберечь. Спасти… Не нужно… — слышал Чимин в своих мыслях собственный голос. — Может быть, тогда ты хочешь, чтобы я калечил твою? — прорычал неизвестный. В стенах чёрной комнаты что-то громко затрещало, смешиваясь с доносящимся откуда-то шелестом, после чего мимо пронёсся сильный порыв ветра, поднимая со лба упавшие светлые пряди, и за спиной послышался громкий удар, после — следующий за ним сдавленный вскрик. — Думаешь, я не найду тебе места? — он сделал шаг в сторону, проходя мимо Пака. Н-нет… Снующие в голове мысли обрывались с каждым еле слышным стоном боли, слетающим с чужих уст, когда бренное тело ударялось о шершавую поверхность ветхой стены. Ещё один и ещё. Любой вдох, обрываемый хриплым кашлем, заставлял всё нутро сжиматься, переживая на себе каждый удар. Учащённый пульс отчётливо бил резким набатом в висках, страх за чужую и свою собственную жизнь медленно вскрывал вены, ведя невидимой бритвой по бледным рукам, на которые опирался Чимин, силясь подняться на ноги. Как бы он ни пытался, тело неумолимо притягивало к земле. В очередной такой раз, когда парень попытался встать, неведомая сила безжалостно ударила по рукам, из-за чего он рухнул на пол, ударяясь подбородком о раскрошенную плитку. Юноша шикнул от резанувшей боли, зажмуривая глаза и сжимая челюсти. — Не спеши, малыш. С тобой мы поиграем позже, — проговорило существо, присев рядом с парнишкой и притянув его к себе за волосы, сжимая пальцами пару мягких прядей. Не хочу… — Ты только и умеешь, что уничтожать, — послышалось хриплое в стороне. Джин, опёршись на локти, старался сдвинуться с места, но что-то будто бы удерживало, не давая пошевельнуться без его разрешения. Новая марионетка в ведении умелого кукловода. Не трогай его, — немая просьба и Чимин открыл полные жгущих слёз глаза, встречаясь с пугающим белым омутом и застывшей на губах ухмылкой. Существо усмехнулось и сильнее сжало в кулаке мягкие светлые волосы, вызывая еле слышное шипение. Один лишь удар сердца и громкий сдавленный крик, когда в сторону Джина улетел очередной поток воздуха, разрывающий внутренности, и оно сократило последние величины между собой и бьющимся в дрожи юношей. Притянув его к себе, он впился в окровавленные губы обжигающим поцелуем. Его холодный язык ласкал чужой, проходил по нёбу, лишал кислорода, вырывал из груди сдавленный стон. Сминая пухлые губы, существо пробиралось ледяными ладонями под тонкую ткань чёрной футболки, пуская по бледной коже электрический заряд, одним касанием иссушая всю душу, убивая все мысли о побеге. Заставляя забыть о понятии разума, он углублял поцелуй, вжимая в поверхность треснувшей плитки, впивающейся осколками в позвоночник. — Что бы он тебе ни говорил, не слушай… не верь… забудь об ощущениях, он… — старался говорить Джин, сжимая в руке изорванную и ещё больше запачканную в крови рубашку, скрывающую испещрённую бесчисленными порезами грудь. Но на него, затыкая, накинулся очередной порыв уничтожающего вихря, швыряя в стену. Эта пытка повторялась вновь и вновь, словно наказание второго круга Ада: нескончаемое истязание ураганом и убивающие душу скалы. Только окружающая чернь — не удушающая раскаянием Преисподняя. Чимин попытался двинуться в сторону, но он лишь сильнее сжал в руках светлые волосы и надавил на грудь холодной ладонью, заставляя вжаться в пол. С каждой секундой, как и когда-то ранее, кислорода становилось всё меньше и меньше. Всё повторяется вновь: организм медленно лишался и так почти исчезнувших сил; горло опять начало жечь от нехватки воздуха, отравляя лёгкие; голова с замедляющимся ритмом сердца тяжелела и тяжелела, пока перед глазами пестрящими точками танцевала чернота. — Не дай ему завладеть тобой… не дай! — надрывая глотку, кричал Джин, вырывая одурманенного холодными касаниями юношу из мыслей, заставляя сжать руки в кулаки в попытке оттолкнуть от себя пугающее существо. Н-нет… Джин! Оно усмехнулось в поцелуй, чувствуя, как ударяют в грудь слабые руки. Любое движение зажатого между полом и крепким телом парнишки выходило столь отчаянным, но слишком лёгким, вовсе не ощутимым. А стоило вспомнить, как он раньше скинул с себя нависшее существо, как то, будто бы прочитав мысли, до боли закусило разорванную губу, снова заставляя кровоточить. Из груди вырвался жалобный стон. Отстранившись всего на секунду, неизвестный хмыкнул и вновь придвинулся ближе, припадая к манящим губам. Посасывая нижнюю, он слизывал сочащуюся из открывшейся ранки кровь, смакуя металлический привкус. — Давай же! — последний крик, прежде чем лёгкие зашлись в удушающем приступе кашля. Хватит с тебя! Окружающий мрак, давящий на больное сознание, обожжённые пустотой лёгкие, оставленный где-то в потаённых уголках разума шёпот — всё смешалось в непонятном вихре. Пугающем, отравляющем… придающем сил. Решившись, будто не будет другого шанса, предоставленной возможности, Чимин вновь сжал руки в кулаки до побелевших костяшек. А всего через мгновение, когда услышал в стороне тихое: «Давай», — он со всей силы ударил в крепкую грудь и шею. Существо сдавленно рыкнуло и двинулось в сторону, давая возможность сбежать. Пак тут же сорвался с места и, невзирая на болящие мышцы и тошнотворное чувство, застрявшее в горле из-за скачущего месива перед глазами, ринулся к Джину, лежащему на полу в нескольких метрах от него. — Вставай, вставай, вставай! — шептал парень. — Теперь моя очередь тебя спасать, — говорил он, закидывая израненную руку себе на плечо и подхватывая молодого человека за талию. — Куда нам? — спросил юноша, мельком глянув в сторону приходящего в себя существа. Он скоро оклемается… — Дверь справа от тебя, — еле слышно, казалось, одними губами проговорил Джин. Всего через пару мгновений парни двигались по дороге, указываемой слабеющим с каждой минутой молодым человеком. Периодически Чимин приводил его в чувство, когда тот отключался, говорил, что осталось совсем немного и что они выберутся, и после каждого сказанного Джином: «Только ты», — хмурился и продолжал уверять в обратном, хоть и не совсем верил собственным словам. Спустя минуты или же часы, которые медленно отсчитывали про себя не существующие стрелки на рисуемом в воображении циферблате, спустя сотни открытых дверей, скрипнувших, стоит дёрнуть ручку, они вышли в более-менее освещённое пространство, заставляя Пака облегчённо выдохнуть. — Мы не услышали, как включился свет, — сказал он и, повернувшись в сторону Джина, продолжил: — Господи… что он… зачем ты это сделал? — Чимин взглянул в почти прозрачные глаза истекающего кровью юноши. — Я больше не хочу видеть, как кто-то отдаётся в лапы смерти, — еле слышно проговорил парень. — В этом мире количество дверей равно количеству отданных ему жизней. С каждым новым умершим число дверей увеличивается, — хриплый голос срывался, заставляя кашлять. — То есть… здесь могут появиться и наши? — задумчиво произнёс Чимин. — Твоя, — тихий шёпот. Ч-что? — Почему ты так говоришь?! — начинал злиться Пак. — Потому что я уже мёртв, Чимин… — На секунду у юноши перехватило дыхание, когда Джин поднял на него серьёзный, чересчур печальный взгляд, наполненный грустью и сожалением. — Он уже давно убил меня. Считай, что я — одна из окружающих нас дверей, — хмыкнул парень перед тем, как лёгкие зашлись в очередном приступе кашля, выплёвывая кровь. Ты… этого не может быть. Где-то совсем поблизости послышался знакомый свист, привлекающий внимание парней и пускающий по коже уже привычную дрожь, пробирающую до костей. Загнанный в небытие страх вновь вернулся на своё место, поселившись в глухо бьющемся о рёбра сердце. Выстроенные в цепочки мысли, ещё слабо держащиеся на ногах, кинулись врассыпную, падая и сдирая стопы до крови. То существо вновь было рядом… — Тебе нужно идти. Он уже близко. Я всё равно уже сделал то, что хотел, — молодой человек ласково улыбнулся, заглядывая в обеспокоенные глаза. — Тебе осталось пройти совсем немного. Может быть, даже меньше половины. Я верю, что ты выживешь. — Но я не могу оставить тебя, — говорил Пак, чувствуя, как по щеке скатилась одинокая слеза. С каждым рваным вздохом Джина, каждым приступом кашля, ему казалось, что тот исчезает из его рук, становится невидимым, неощутимым, прозрачным, высвобождаясь из круга сцепленных на талии рук. Всё нутро кричало, что нужно бежать, но и так не хотело отпускать того, кто пытался защитить. — Моя судьба всё равно уже предопределена. Я не могу умереть ещё раз, поэтому буду ждать, когда все раны заживут. Я единственный, кто может наравне с ним передвигаться по этим коридорам, — юноша горько усмехнулся, отводя взгляд и устремляя его в дверь, которую он открыл когда-то последней. — Теперь иди, — за спинами парней сквозь тоненькие щёлочки в дверном проёме в помещение стал пробираться чёрный туман, норовящий схватить и уволочь обратно в кромешную темноту. — Но как же… — Иди, — прервал юношу Джин. — Звучит банально, но ориентируйся на свет, — попытался посмеяться он, — чем светлее, тем ты дальше от первоначального коридора и ближе к выходу и нормальной жизни, — Чимин открыл было рот, чтобы ещё что-то сказать, но парень продолжил: — У тебя осталось слишком мало времени, торопись! — прохрипел молодой человек и, убрав с себя слишком слабые руки, сполз по стене вниз, рисуя на светло-серой штукатурке толстую кроваво-красную линию. Тебе ещё не надоело, Чимин-и? — напомнил о себе низкий голос, делая окончательный выстрел и убивая последние остатки разумного. Стоило услышать в мыслях знакомый баритон, как ноги снова начали заплетаться, но всё тело дёрнулось в сторону двери, на которую смотрел Джин, заставляя прикусить кровоточащие губы от стыда, страха и собственной никчёмности. — Забудь, моя жизнь не может быть ещё хуже. Её уже давно просто нет… Чимин схватился рукой за расцарапанную дверную ручку, сцепив на ней окровавленные пальцы. Мечущийся испуганный взгляд вернулся к юноше, устало смотрящему в стену. Всё его тело казалось чересчур слабым, разрушенным тем немыслимым потоком воздуха; в полуприкрытых глазах застыли нечитаемые раздирающие душу эмоции; на светлой рубашке появилось ещё больше кровавых подтёков и ярких алых пятен, кое-где куски ткани слишком намокли и липли к телу, очерчивая каждую нанесённую им рану. Джин… — Просто забудь обо мне, — словно читая мысли, проговорил юноша. — Считай, что я обычный мираж, как и большая часть этих дверей. Ты должен выбраться, слышишь? — Прости меня… — одними губами сказал Чимин и, увидев слабый кивок, повернул дверную ручку, уходя в очередной коридор. Делая шаг, он краешком глаза заметил, как толкнулась вперёд дверь недалеко от Джина, запуская в комнатку чёрный туман. Я слабак! — думал он, быстро перебирая ногами и чувствуя, как по щекам, останавливаясь на разодранном подбородке, текут слёзы. Чимин долго бродил по тёмным и светлым коридорам, часто пытался открыть запертую дверь и только после длительных мучений понимал, что это тот самый мираж, про который рассказывал Джин. Чем дальше парень отдалялся от той комнаты, где оставил истекающего кровью юношу, поверив, что тот лишь выдумка, тем больше ему казалось, что он трус и подонок, оставивший человека на погибель. У него в мыслях постоянно вертелась одна и та же картина: как сильный порыв воздуха несёт хрупкое тело к стене, ударяя со всей силы, кроша на мельчайшие частицы все кости, пуская по бледной коже кровавые линии, пачкая почти разорванную в клочья рубашку. И разве можно дальше жить после этого? — спрашивал себя парень, хватаясь за очередную дверную ручку и прислоняясь к деревянной поверхности взмокшим лбом. — Я ведь всегда теперь буду вспоминать это, — проговорил он себе под нос. — Прости… прости, мен… — на шее, словно защёлкнув невидимую цепь, появилась невообразимая хватка, перекрывающая доступ к кислороду. Одним махом это чувство выбило из головы все мысли, заставляя непроизвольно хвататься руками за несуществующую удавку в жалких попытках добыть хоть немного воздуха. — А ты уверен, что хочешь жить? — послышалась за спиной дьявольская усмешка, ударяя по барабанным перепонкам и превращаясь в осточертевший свист, давящий на бьющееся в панике сознание. Сцепив на шее дрожащие руки, Пак медленно повернулся, красными от недостатка сна и кислорода глазами уставившись на стоящего в нескольких шагах молодого человека. Он чувствовал, как от прожигающего взгляда сворачиваются в кокон все внутренности, даже разум покидает выведенное на эшафот тело, оставляя на растерзание стёртой жертвами петле и мыслям, неуловимо рвущимся к прошлому, проводя самоанализ всего свершённого за короткую и никчёмную жизнь. Мыслимая удавка надавила на горло ещё сильнее, заставляя жадно хватать ртом воздух, который будто бы и не существовал для иссушенных лёгких. От медленной убивающей пытки пухлые губы существа разошлись в пугающей ухмылке, из-за которой по позвоночнику непроизвольно пробежал холод. Его белая грязная одежда теперь были запачкана в крови, создавшей на ткани отвратительный рисунок. Он смотрел в упор, ожидая какого-то действия, но единственное, на что был способен организм, так это держаться на ногах, цепляясь руками за передавленную неизвестностью шею. — Кажется, я задал вопрос, — хмыкнуло существо. — Сначала убегаешь, потом игнорируешь, — говорил молодой человек, разминая руки и продолжая улыбаться, — не делай так, малыш, — сказал он, поморщившись. — З-зачем?.. — прохрипел Пак, сгибаясь пополам. В белых глазах мелькнул кровожадный огонёк, прежде чем он приблизился почти вплотную, выбивая из Чимина остатки души. Прижав задыхающегося юношу к двери и подняв его над землёй, существо сдавило длинными пальцами одной руки хрупкую шею, заглядывая в бегающие из стороны в сторону глаза. — Не думаю, что ты правильно поставил вопрос, — проговорило существо почти в самые губы. — Подумай ещё раз, — обжигая кожу жгучим холодом, оно зацепилось пальцами за разодранный старой плиткой подбородок. Хватит! — сжимая челюсти, парень смотрел в упор, невзирая на то, как расплывается и чернеет всё перед глазами. — Ну не-е-ет, даю ещё одну попытку, — он улыбнулся ещё шире. Если так хочешь — убей! Перестань издеваться! — пронеслось в голове, вызывая смех у молодого человека, прижимающего Чимина к двери всем своим телом. — Будет слишком скучно, если я получу тебя просто так, — почти змеиное шипение и та же искра в глазах, превращающаяся в пожар, когда длинные пальцы сильнее надавили на горло. — Это было бы слишком просто, — оставленные синяки горели и приносили нестерпимую боль. Вся кожа на шее вновь окрашивалась серо-фиолетовым. Холод, идущий от его руки, обжигал в сто раз сильнее, чем любой огонь. Просто убей… прошу тебя, хватит! — умолял Чимин, хватаясь дрожащими пальцами за крепкую руку, держащую его над землёй. Ноги непроизвольно болтались в воздухе, елозили по деревянной поверхности двери, стирая подошву и лишая организм последних сил. Существо заворожённо любовалось тем, как синеет под смуглыми руками бледная кожа, как стекают по щекам юноши горячие слёзы. Оно наслаждалось тем, как разрывало чиминову глотку от хрипов и сильной хватки, которая становилась сильнее с каждым взмахом дрожащих мокрых ресниц, слепившихся в треугольники от влаги. Уб-бей… иначе я сделаю это сам! — прорычал Чимин, смотря прямо в глаза тому существу. Перед взором яркими вспышками мелькали чёрные точки и блики, а когда он ослабил хватку, заставляя бренное тело рухнуть на пол, то всего за долю миллисекунды всё окружающее пространство завертелось в уничтожающем вихре, удаляя из сознания все файлы, закрывая окно и нажимая Escape. Наступила темнота…