Мне нужно...
8 июля 2017 г. в 00:44
POV Лариса Егорова.
— Я тоже еду домой, — услышала я истерический голос Катеньки.
— Никуда ты не едешь. — мягко и в то же время очень серьезно сказал Андрей. — Лариса Сергеевна, Катя может пожить у вас недельку, пока я не куплю ей квартиру? — крикнул он.
— Андрюша, — я вошла в кухню. — Катенька может у нас жить столько, сколько захочется ей самой. Может вам и правда нужно остыть, отдохнуть друг от друга и подумать. Ты только глупостей не наделай, Андрюша.
— Спасибо, Лариса Сергеевна. Большое спасибо вам за все. — Андрей наклонился и поцеловал меня в щеку, я погладила его по голове.
Не знаю, что случилось с Катюшей в этот момент. Честное слово — не знаю, насколько я сумела заметить, она не была истеричкой, и вдруг:
— Ну и уходи! Уходи! Подумаешь! И без тебя проживу как-нибудь! — кричала Катя и топала ногами. — Как маму, так он целует, вежливый какой, посмотрите на него! А как меня… мне… я… так ни одного доброго слова. Ну, и не надо! Сам нажрался как свинья, послал меня к Ромке на три буквы, а теперь я же еще и виновата? Уходи! Беги к своей Кирочке, она всегда примет. Беги! Ненавижу!
Катя кричала все громче и громче, временами срываясь в визг. Это было так непохоже на ту девочку, которую я успела узнать и полюбить, что я растерялась. И Андрей растерялся, я это видела, но он опомнился раньше меня. Подбежал к ней, обнял, прижал к себе.
— Все, маленькая, все. Успокойся. Тебе поспать надо, Катенька. Потом поговорим.
— Я не буду с тобой разговаривать! Никогда не буду! Понял? — Катюша рыдала все горше.
— Понял, Катенька, понял. И хорошо, и правильно, не разговаривай со мной, не нужно. — Андрей все делал мне какие-то знаки, показывая головой на стол, на котором стоял стакан с минералкой, а я все не понимала и не понимала. — Лариса, воду! — крикнул он, и я увидела, как Катюша начала выскальзывать из его рук.
Андрей не дал ей упасть, подхватил на руки.
— У нее обморок. Нашатырь! Лариса, быстрее! — но я, как всегда в такие моменты, растерялась.
Хорошо, что на наши крики прибежал Дюшка. Этот весь в папу, никакой паники, все по деловому. Достал нашатырь из аптечки, смочил ватку, поводил ею немного у Катиного носа. Она дернула головой, чихнула и открыла глаза.
— Андрей, неси ее в мамину комнату, — скомандовал сын. — Мама, не стой столбом, перестели постель. Кать, ты как, лучше?
— Не знаю.
— Жданов, клади ее. Мам, пошли, пусть сами разбираются.
Мы стали выходить из комнаты, но я еще услышала:
— Андрюша, не бросай меня, — тихонько и жалобно попросила Катя.
— Ты поспи, Катенька. Тебе выспаться нужно. Мы с тобой потом поговорим, когда ты проснешься.
— А ты не уйдешь, пока я спать буду?
— Не уйду.
— Честно-честно?
— Честно-честно.
Минут через десять Андрюша вышел из комнаты.
— Уснула? — спросила я.
— Да. Лариса Сергеевна, мне нужно идти. Пусть Катя выспится, а потом нужно будет врача вызвать, только не знаю какого. Может, по сотрясению, кажется, травматолога, может, невропатолога. Может, ей нужно сделать СИТИ головного мозга. Только обязательно обратитесь к врачу.
— Все-таки уходишь?
— Да, мне нужно.
— Андрюша, а проснется Катя, что мне ей сказать?
— Я не знаю. Лариса, я люблю Катеньку. Очень-очень люблю. Но я тоже не железный, я измотан ею до предела… Не знаю. Сейчас я точно ухожу.
— Андрей! — сказала я ему в спину. — Ты же обещал Кате.
— Я знаю. — обернулся он. — Вернее, я ничего не знаю. Я должен побыть один. Подумать… Простите. — выскочил за дверь и тут же вернулся. — Если я до вечера не приду, значит… Не важно. До свидания.
И это тоже было очень похоже на истерику, только не такую, как у дочери — с выплеском наружу, а наоборот, как будто он все эмоции заталкивает внутрь себя. Прозрение пришло внезапно.
— Андрей! — закричала я, но его и след простыл.
POV Андрей Жданов.
То, что я сюда не вернусь ни к вечеру, ни в ближайшие годы, для меня было ясно, как Божий день. По этой земле расхаживал подонок, сломавший Катюше нос, посмевший своей здоровенной лапищей ударить девочку. В лицо! Со всей силы! Одному из нас было не жить. И ничего, что он старый. Если ему хватило совести опустить руку на моего цыпленка, то почему я должен соблюдать политес, уважая возраст мерзавца?
Но вначале мне нужно было заехать на Никитскую, поговорить с бывшим другом, кто знает, смогу ли сделать это потом? Откуда-то с заднего сиденья, не переставая, звонил мобильный, и это очень раздражало меня. Пришлось припарковаться и поискать аппарат в машине. О, а вот это то, что надо! На дисплее высвечивалось — «Малина». Я схватил трубку и снова ударил по газам.
— Ты где? — без предисловий и приветствий спросил я.
— Дома. Палыч, мне надо с то…
— Я сейчас приеду.
— Если на предмет подраться, то не стоит. Катя…
— Рот закрой! Не смей даже имени ее произносить.
— Хорошо, не буду. Твоя жена и без тебя меня в нокаут отправила, — продолжил он так, словно я его и не прерывал. — А если выпить и поговорить, то welcome.
— Я не пью с подонками.
— А я не открываю дверь каратистам, которые собираются из меня сделать отбивную. Так что можешь не приезжать. Палыч, я серьезно. Или ты успокаиваешься и приходишь поговорить, или катись к чертовой матери.
— Трус!
— Лучше пять минут побыть трусом, чем всю жизнь покойником. Андрей, давай поговорим спокойно, это не только мне нужно, но и тебе.
Я отшвырнул трубку и уже минут через двадцать звонил в его дверь.
— Палыч, я открываю, — раздалось из квартиры, — но ты держи себя в руках. Хотя бы первые несколько минут. Ладно? Я тебе кое-что скажу, а потом можешь бить, если захочешь. Договорились? — створка приоткрылась.
— Не договорились, — сказал я одновременно с выбросом правой руки вперед.
Этот жучило обманул меня, отомкнув дверь и резко отскочив в сторону. Мой кулак просвистел в воздухе, рука, не встретившая никакого препятствия потянула за собой тело, и я ровнехонько растянулся в Ромкиной прихожей на полу. Еще доля секунды и Малина упер мне свое колено в спину, аккурат между лопаток, двумя руками заворачивая мою левую руку назад.
— А теперь послушай меня. Я оказался говном, Андрюха. И я прекрасно понимаю, что ты меня не простишь. Друга я уже потерял. Возжелал жену ближнего, — я дернулся, но Малина чуть выше вывернул мне руку, боль пронзила насквозь, и я затих. — Все, успокойся. Ничего между нами не было, даже поцелуя в щечку. И теперь уже не будет никогда. Ясно? — я молчал. Он снова дернул мне руку. — Ясно?
— Нет!
— Ну, что ж ты такой баран упертый, Палыч? Я не хочу делать тебе больно, поэтому лежи тихо и слушай, может поймешь.
— Не пойму.
— Я ее люблю, ясно? По-настоящему.
— Кого? — я даже опешил от его слов. Ромка? По-настоящему? Любит? Кого это?
— Ты дебил? Екатерину Валерьевну Жданову. Так люблю, что больше никогда не смогу даже глянуть в ее сторону. Я бы все отдал, чтобы и она меня любила, но она любит тебя. И я не буду ей мешать жить, Андрюха. Я не буду вас ссорить, ухаживать за ней, не буду тешить себя иллюзиями и трепать вам нервы. Я вообще не буду больше появляться на вашем горизонте. Я уже написал заявление.
— Какое заявление?
— На увольнение.
— И куда пойдешь?
— Какая теперь разница? Главное, убраться с горизонта, может, тогда забудется и отпустит. А может и не забудется… Но это только мои проблемы.
Он давным давно отпустил мою руку и убрал колено с моей спины, и мы сидели с ним в его прихожей на полу, прислонившись спинами к одной стене и разговаривали, не глядя друг на друга, как в старые добрые времена, как тогда, когда мы еще могли называться друзьями.
— Ромка, а когда тебя накрыло?
— Ночью, когда вез Катю в травмпункт, уже от матери. Знаешь, Палыч, она расплакалась, я спросил ее, что с ней случилось, и она замерла, будто задумалась можно ли мне верить, даже рыдать перестала, но уже через несколько секунд слезы градом хлынули из ее глаз: — Ромка, мне так плохо, Ромка! — и словно прорвало плотину. Она рассказала мне о себе, о своей жизни, и о тебе. Она рассказывала, а я холодел, потому что понимал, что погибаю.
— А что она говорила обо мне?
— Не важно, что она говорила. Важно — как! Боже мой! Если бы ты слышал, как она говорила о тебе. Как о Боге! И еще она сказала, что теперь не представляет, как с тобой помириться. Жданов! Ты же прекрасно знаешь, как я умею провоцировать. Не флиртовала Катя со мной, я ее подставил. Поссорить вас хотел. Я же тогда еще не понимал, что такое любить.
— А что такое дружить, ты тоже не понимал? Я же сказал тебе, что Катюша моя жена. Зачем же ты?.. У меня просто слов не хватает. За что ты так с нами?
— Потому что сволочь. Я даже прощения не прошу. Сам хрен простил бы кого-нибудь за такое. Знаешь, а ведь Катя тоже спросила, зачем я поссорить вас хотел.
— И что ты ей ответил?
— Примерно тоже, что и тебе. И тогда она меня добила. Знаешь, что она мне сказала?
— Что?
— «Никогда так больше не делай! Пожалуйста. И друга потеряешь, и я больше не поддамся на провокации. Очень тебя прошу. Пожалуйста-препожалуйста». Вот так-то. Палыч, я в сторону ушел, ты сделай так, чтобы я об этом никогда не пожалел. Ладно?
И что мне было ему ответить? Что я понятия не имею, что нас дальше с Катей ждет? Что мы, скорее всего, разведемся? Что?
— Ромка, я ничего не стану делать ради твоего «не пожалел». Это наша с Катей жизнь, мы сами в ней разбираться будем. — я встал с пола, секунду подумал и протянул Малине руку. — Если со мной что-то случится, ты позаботься о Кате, — и я быстро вышел, чтобы он не успел начать меня расспрашивать.
Теперь у меня оставалось еще одно незавершенное дело. А там… Как Бог даст.
Примечание:
Прежде, чем начать осуждать кого-то, вспомните:
…И привели к Нему женщину, взятую в прелюбодеянии.
Он, восклонившись, сказал им: кто из вас без греха, первый брось на неё камень…