Alea jacta est (Жребий брошен)

      POV Андрей Жданов.       — Ан­дрей, да­вай мы все ре­шим се­год­ня. — нас­та­ивал отец.       — Па­вел Оле­гович, я ус­та­ла. — Ка­тя чес­тно смот­ре­ла в гла­за па­пе. — Вам ну­жен здо­ровый внук? Зна­чит, пе­рено­сим Со­вет на зав­тра. Пос­леднее, что я хо­тела ска­зать… Алек­сандр Юрь­евич, я за­памя­това­ла, я вам го­вори­ла, что вы под­лец и мер­за­вец? Да? Ну, сла­ва Бо­гу. Ос­та­лось толь­ко ска­зать, что вы ду­рак. И не на­до на ме­ня так смот­реть — вы ду­рак, это ди­аг­ноз. Мне хва­тило по­луча­са, что­бы ра­зоб­ла­чить ва­ши ма­хина­ции. Ес­ли вам за че­тыре го­да прав­ле­ния Пав­ла Оле­гови­ча так и не уда­лось его ра­зоб­ла­чить в ма­хина­ци­ях, это мо­жет оз­на­чать од­но из двух. Или вы ду­рак, или ни­каких ма­хина­ций не бы­ло. Хо­тя… вы в лю­бом слу­чае — ду­рак.       — Это вы зря, деточка, Сашка вовсе не дурак, — раздался голос из-за чуть приоткрытой двери.       — Кристина! — Кира бросилась к сестре, входящей в конференц-зал. — Как хорошо, что ты вовремя приехала. Если бы ты слышала в чем обвиняют нас с Сашей. Это просто уму непостижимо.       — Я все слышала. Я подслушивала! И как Сашку назвали дураком, мне тоже было хорошо слышно. Уверяю вас, деточка, вы заблуждаетесь, Сашка не дурак, — весело продолжала Крис, слегка отстранившись от сестры. — У него другая стадия. Он идиот! По степени умственной отсталости, это наиболее тяжелая степень задержки психического развития. Познавательная деятельность у глубоких идиотов, а мой брат именно глубокий, полностью отсутствует. Они не реагируют на окружающее, даже на громкий звук, когда, например, плачет родной брат, даже яркий свет не привлекает их внимания, свет добра и любви. Идиоты не узнают даже своих мать-отца, например, не уважают последнюю волю папы, но различают горячее и холодное. Что, Сашенька, горячо стало? Жопа поджаривается? Понимаю!       — Кристина! — у Киры от изумления даже голос сел. — Что с тобой? Ты же добрая, веселая, родственная. Как ты можешь?       — Добрая, веселая… пустая и глупая. Так? Нет, сестричка, не так. Просто с вами так было проще общаться, а расстраиваться мне было нельзя. Совсем нельзя, вот я и предпочла быть шутом.       — Это все клевета. А Саша наш брат… Ты не можешь верить кому угодно и не верить нам с Сашей…       — Серьезно? Так-таки не могу? Что же ты не вспомнила, что Юрочка наш брат, когда вы с Сашкой обворовывали его? А что же ты не вспомнила, что я ваша сестра, когда вы с этим деятелем, — кивок головой в сторону Сашки, — скрыли от меня папино завещание и существование брата? А что же вы забыли про то, что я ваша сестра, когда я просила у вас помощи? Вы же, как я понимаю, помимо ренты еще и подворовывали на хлеб насущный.       — Крис, тебе деньги нужны были на глупости. Мы с Сашкой не можем спонсировать все твои пластические операции.       — Вот как? На глупости? Нет, видно, мама была не права, когда вас пожалела, надо было вам сразу правду сказать. Хотя, о чем это я? Вы же глухие к чужим судьбам, разве вас могла бы расстроить моя беда? А вас никогда не смущало, что родители без слов дают мне деньги на эту «пластику», результата которой не видно? Так вот, дорогие мои, я, как и Юра, родилась с врожденным дефектом сердца. Только тогда таких операций у нас не делали. Поэтому мне мой дефект выправляли постепенно, за пять операцией. И за каждую из них я платила. Если бы первую не сделали, когда мне было двадцать, меня бы уже просто не было.       — Но почему ты нам ничего не сказала? Разве мы отказали бы в деньгах на такое? — Кира, кажется, и в самом деле расстроилась.       — А ты, сестричка, вспомни тот наш разговор, я только начала рассказывать, как ты меня заткнула, сказав, что ни тебя, ни Сашку не интересуют мои операции. Ты же даже не выслушала. А, что с тобой говорить. Павел Олегович, спасибо вам огромное.       — Ну, что ты, Кристина. Не стоит благодарности.       — Я все верну вам. По частям, но верну.       — Крис, давай об этом потом. Сейчас мы решили сделать перерыв до завтра.       — А не надо никакого перерыва. Давайте проголосуем сейчас. Это займет всего пять минут, зато этот идиот навсегда оставит свою навязчивую идею — продать «Zimaletto».       — Кристина Юрьевна, — вмешалась Катюша, — но Совет директоров еще не видел Андрюшиного плана развития компании. Как же мы можем голосовать?       — Очень просто, деточка. Очень просто. Смотри, как это делается. Кто за то, чтобы президентом на ближайшие три года был избран Александр Воропаев? Один голос, как и ожидалось, Кирюшин. Кто за то, чтобы президентом компании «Zimaletto» на ближайшие три года был избран Андрей Жданов? Раз, два, три… и я тоже… семь! Семь голосов! Поздравляю нового президента! А план развития мы можем заслушать и завтра!       Все засмеялись, начали меня поздравлять, а Катенька, так даже поцеловала в губы, никого не стесняясь и не опасаясь, что я сожру ее помаду. Атмосфера мгновенно из мрачной и удручающей превратилась в легкую, какую-то предпраздничную. Однако, Кира не была бы Кирой, если бы не постаралась оставить последнее слово за собой.       — Минуточку. Голосование никак не может быть признано состоявшимся.       — И почему? — поинтересовался отец.       — В голосовании принимало участие лицо, если это можно назвать лицом, не имеющее право голоса.       — Значит шесть против одного, — радостно вздернулась Крис. — Чего ты рыпаешься? Вы все равно проиграли.       — Кира, в голосовании принимали участие только обладающие правом голоса, — папе было важно соблюсти протокол. — Кого ты имеешь ввиду?       — Эта тоже голосовала, — моя бывшая указала пальцем на Катю, — а такого права у нее нет.       — Ошибаешься, — вбил я последний гвоздь к крышку гроба Кириной гордыни, — Катерина имеет право голосовать. И как акционер, и как мать моего ребенка. Почитай устав.       — Вы подарили ей акции? Она акционер? — Воропаева снова была на грани истерики.       — Точно! — подтвердил я. — А вот с тобой и с Сашкой дело обстоит печальнее. Но мы это обсудим на завтрашнем заседании. С расчетами, сделанными Катюшей, с уликами, собранными Ярославом, и с вашей задолженностью «Zimaletto» и Юрию. Вы у меня все вернете, голубчики. Все, что наворовали. А не сможете вернуть, ответите своими акциями по долгам, теперь их нужно будет делить на четыре части. Так что останется у вас что-то или нет — это еще большой вопрос. Ярослав, тебя это тоже касается. Завтра и ты должен присутствовать на Совете. Вместе с доказательствами. Или вы все втроем у меня сядете.       — Андрей Павлович, вы сейчас заберите флешку. Мало ли что Александру Юрьевичу в голову может прийти.       — А вот это ты прав. Коль, сделай-ка нам десять копий. Ну, так… На всякий случай.       — А это я с удовольствием. Еще и на сервер инфу перекачаю. Нечего было Викторию оскорблять. Понял? — Зорькин гордо прошел мимо Сашки и направился в свой кабинет.       — Погодите, — проснулся Воропаев. — Я не собираюсь делить акции на четыре части. С какой стати? Откуда мне знать чей волосок был отдан на экспертизу? Может Тропинкиной? Ничего вы не доказали, что это наш брат.       — СашЕнька, дорогой мой братец! Нет ничего проще. Я сейчас поеду в клинику и сдам любой материал для генетического анализа. Хоть какашку, хоть слюну, хоть кровь. Лучше слюну! Ужасно хочется в суп тебе плюнуть, как ты делал в детстве, когда был зол на кого-то из домашних.       — Кристина, ты всегда была не от мира сего. Я матери давно говорил, что над тобой нужно взять опеку. Это наши деньги… Понимаешь? Наши! И мы не обязаны их делить с приблудой! Отец изменил маме, а мы теперь должны расхлебывать его дерьмо?       — Бедный Сашка. — Кристина подошла к нему, обняла его лысую голову, поцеловала в макушку. — Бедный маленький мальчик, плюющий в суп провинившемуся папе. Ты так ничего и не понял, глупенький. Есть вещи гораздо важнее денег, Сашенька. И Павел Олегович, который ни на секунду не засомневавшись перевел мне деньги — это понимает, а ты нет. А ты никогда не задумывался, что отец вообще ничего тебе должен не был. Все свое состояние он нажил сам. И, наверное, именно он имел право им распоряжаться. И по-своему, а не по-твоему. А ты поработай, как он, сколоти свое состояние, как он, а уж потом решай, кому ты его завещаешь, своим детям, если они у тебя будут, или собачьему приюту. Хотя ты, наверняка, предпочтешь, чтобы тебе их положили с собой.       Я отвел Катюшу в сторонку.       — Слушай, ты не против, если мы сейчас все поедем к нам? Я не хочу, чтобы отец ехал за город.       — Все?       — Ну, мы и родители.       — А Колька?       — И Колька, и Кристина, и Малиновский.       — А Вика с малышом?       — А ты не против?       — Нет, я не против. Нужно же отметить твое назначение на президентский пост.       — Точно! Вот и повод. Давай приглашай. Только не забудь, что ты беременная и тебе пить нельзя.       — Ладно, спрячешь бутылку рома, ту самую, в туалетном бачке. Я буду периодически ходить в туалет и прихлебывать из горла. И напьюсь, и в то же время, вроде как трезвенница, — засмеялась Катенька. — Ой! Я вспомнила. Ничего не получится.       — Почему?       — Да… понимаешь… — замялась жена.       — В чем дело, Катюша?       — Я совсем забыла, что у нас мама и Андрей.       — И что?       — Да… В общем, я была уверена, что ты станешь президентом. Вот мама у нас и готовит всякие вкусности. Мы хотели сделать тебе сюрприз. Но там еды на пять, ну на шесть человек. Всем не хватит.       — Вот ты дуреха, хотя очень приятно. Ты не волнуйся, я все сейчас в ресторане закажу. А ты приглашай людей и позвони Ларе, предупреди.       — Андрей!       — Ну, что еще?       — А как я маму Маргарите Рудольфовне представлю? Она же маму Лену видела.       — Кать, не волнуйся. Маму я предупрежу вкратце.       — Предупредишь вкратце? — засмеялась Катюша и пошла приглашать гостей.       POV Катя Жданова.       Это не могло быть правдой, но это было! Я замужняя, счастливая, свободная и красивая принимала гостей в своем доме. И было нам так тепло и уютно, особенно когда Андрюша взял гитару и мы все стали ему подпевать, что сердце от радости выпрыгивало из груди. С одной стороны муж, с другой мама с Андреем, напротив родители мужа, а сбоку Колька с Викой и Юриком... чего еще можно было пожелать? Ну, разве что, чтобы Ромка не пялился на мою грудь, а больше внимания уделял сидящей рядом с ним Кристине... Да чтобы у Павла Олеговича больше не болело сердце, а мой папа был бы жив, но это уже из области фантастики...