Alea jacta est (Жребий брошен)

      POV Андрей Жданов.       Колька, кажется, и правда втрескался по уши, если, едва заведя Катюшу в квартиру и приняв душ, распрощался с нами, велел его не ждать, и растворился в неизвестном направлении, успев перед уходом переброситься со мной парой фраз:       — Жданов, дай денег, я отдам с первой зарплаты. И не надо спрашивать на что.       — Много?       — Сколько не жалко.       — Сколько не жалко подарить, или одолжить?       — Одолжить.       — Триста евро хватит?       — Хватит. Только давай в рублевом эквиваленте.       — А совет можно? — поинтересовался я.       — Дать или спросить?       — Дать.       — Валяй.       — Если ты к Вике, не старайся поразить ее шикарным рестораном или дорогим подарком. Все это уже было в ее жизни. А вот искренности, честности, доброты и преданности она практически не видела.       — Я тебя услышал, всем пока. Катюха, мать велела напомнить, что к Жданову приставать пока рано.       — Иди уже, горе мое, — отозвалась жена, и так мило зарделась, что Колькино опасение начало пошевеливаться где-то в самом низу живота.       Знаете, я даже обрадовался, что мы с Катей остались наедине, вечер обещал быть насыщенным и непредсказуемым, и Колька в него не вписывался никак.       — Катюша, — сказал я, едва на Зорькиным захлопнулась входная дверь, — у меня для тебя на сегодня заготовлено несколько сюрпризов.       — Хороших?       — И хороших, и очень хороших, и… как посмотреть. Поэтому давай начнем с того, что ты пойдешь к себе и переоденешься.       — Во что?       — Это как уж тебе заблагорассудится, главное, сними, пожалуйста, этот дурацкий парик с брекетами и не надевай на себя свой прозрачный халат, иначе я не выдержу.       — Вот как? И страшной не хочешь меня видеть и красивой? А какой тогда?       — Кать, по мне, так можешь оставаться в своем парике и одежде от тети Клавы, я просто хотел, чтобы тебе…       — Да ладно! Я же пошутила.       Катя пошла к себе. Мне и правда было все равно, как она выглядит, главное, чтобы не чересчур соблазнительно, единственное чего мне очень хотелось, чтобы она зашла к себе. Я замер, прислушиваясь к ее реакции. Впрочем гадать не понадобилось, едва заглянув в свою комнату, Катенька бросилась ко мне.       — Это ты для меня, да? Для меня? Это все для меня? Честно?       — Честно-честно?       — Так не бывает, Андрюша. Это не может быть правдой. — Катя расплакалась.       — Ну вот, хотел сделать тебе приятное, а нарвался на слезы. Катюша, что не так? Ну, успокойся, пожалуйста.       — Все так, все так. Только этого не может быть.       — Кать, это всего лишь цветы и воздушные шарики.       — Да? А шарики как сердечки и на каждом написано что-то. Разве кто-нибудь может такое для меня… — и снова слезы.       — Я сейчас обижусь, Катюша. Я тебе не какой-то «кто-нибудь», я твой муж, черт побери.       — Ты фиктивный.       — Неправда! Это ты меня фиктивным сделала, иначе еще вчера настоящим бы стал.       — А ты и так им стал, — сквозь слезы улыбнулась Катюша. — Жданов, я говорила тебе, что я тебя люблю?       — Не помню. Забыл! Скажи еще раз.       — Я люблю тебя, Андрюша. — Катька чмокнула меня в щеку и убежала в свою комнату.       Вовремя убежала, как раз привезли ужин из «Ришелье» и отсервировали стол, так что к тому времени, как Катюха вышла их спальни в своем наглухо закрытом спортивном костюме, устрицы с грибами запеченные под молочной подливой, цыплята монморанси в вишневом соусе, горячий фруктовый салат и камамбер на гриле с карамелизированными грецкими орехами уже томились в ожидании едоков. А специально для моей любимой жены в высоком фужере тонкого стекла золотым сиянием играло «Champagne Pierre Moncuit», молодое белое сухое вино — победитель французского конкурса вин этого года.       — Что это? Андрюшенька, что это? Я только собралась приготовить ужин, а тут…       — А это сюрприз номер два. Тот, который очень хороший. Пойдем к столу.       Катька была непосредственной, но очень консервативной в еде. Мне пришлось долго уговаривать ее попробовать кисло-сладкое мясо цыплят, никак не могла взять в толк, что фрукты можно употреблять горячими, а уж про устрицы я вообще молчу. Зато она смело выпила вино и придвинула к себе камамбер.       — Как же я обожаю сыры, ты просто представить себе не можешь, Андрюшенька. И я в них разбираюсь. Правда мягкий сыр на гриле не пробовала никогда.       — Нравится?       — Очень! А давай я пожертвую тебе свои устрицы и курицу…       — Цыпленка.       — Как? Ты меня ешь?       — Тебя?       — Ну, да. Я же твой цыпленок. Забыл?       — Забыл. Ты больше не цыпленок, ты моя маленькая.       — Вот хитрюга, это чтобы съесть меня без зазрения совести?       — Ага. Так в обмен на что ты приносишь мне в жертву себя и устрицы.       — В обмен на камамбер.       — Договорились, пьяница, ешь сыр. Вся порция твоя, только там много, смотри, станешь толстой.       — А толстую ты меня не будешь любить?       — Еще как буду. Любимого тела должно быть много.       Дальше тянуть с основной программой вечера было нельзя, время приближалось к половине восьмого.       — Катенька, помнишь, я говорил тебе, что найду твою маму?       — Конечно помню, — она сразу заволновалась. — Ты хочешь сказать, что…       — Да, маленькая. Катенька, я хочу, чтобы ты знала, что еще есть время все отменить, но если ты хочешь видеть Ларису, то…       — Сейчас?       — Через полчаса.       — Андрюша, а как я выгляжу, — задала Катя самый неожиданный для меня вопрос.       — Ты очень красивая, солнышко. Очень.       — А она сюда…?       — Да, детка.       — Может мне контактные линзы вместо очков, а?       — Катенька, подожди. Перестань паниковать. Слышишь? Иначе я отменю эту встречу к чертовой матери.       — Андрюша, как ты думаешь, я ей понравлюсь… такая? Ой, надо убрать со стола, а то она придет, а у нас бардак? Правда же?       — Катя, Катерина Валерьевна, — повысил я голос, — ты меня слышишь?       — Что? А, слышу, конечно. Только очень плакать хочется. Можно?       — Можно, Катюша, можно. Реви на здоровье, правда я считаю, что это глупо.       — Почему? — искренне удивилась Катюша.       — Это как смеяться перед рассказом анекдота. Превентивно. Козе понятно, что ты еще успеешь нарыдаться. Или в обнимку с Ларисой, или после того, как выгонишь ее.       — Знаешь, а ты прав, — вскинула голову Катюха. — Тогда ты убираешь со стола, а я пойду переоденусь.       — Договорились. Я еще кофе сварю, у нас такой десерт из «Ришелье», что его императрице на стол подать можно.       — Андрей, а может не надо?       — Чего, десерта?       — Нет, этой встречи. Может не надо. Жила же я как-то без матери столько лет, проживу и дальше.       — Решать только тебе, девочка. Но если ты мне доверяешь хоть чуть-чуть, то не отменяй встречу. Это тебе нужно. В первую очередь тебе, а уж потом мне.       — А маме?       — Я неправильно выразился. Это вам с ней нужно в первую очередь.       — Ты прав. Я пошла переоденусь.       Катя ушла к себе, а я набрал номер Ларисы.       — Катя не хочет меня видеть? — вместо «алло» прозвучало в трубке. И столько боли было в голосе женщины, что у меня защипало в носу.       — Нет-нет! Хочет. Я звоню подтвердить встречу.       — Слава Богу! Я уже внизу, у подъезда.       — Лариса Сергеевна, дайте мне хотя бы пять минут. Если я не уберу со стола…       — Конечно, как скажешь. Я приду ровно в восемь.       Катюха переодеваться не стала, только чуть-чуть подкрасила глаза и губы. Вот уж напрасно, все равно сейчас весь макияж потоком слез смоет, а может, и не зря, может, я просто ничего не понимаю в женской психологии.       Ровно в восемь раздался звонок в дверь.       — Андрюша, открой сам, — попросила Катя.       — Хорошо, — я пошел к двери.       Лариса Сергеевна была не просто красивой, она была невероятно, умопомрачительно хороша. Очень похожа на Катю, вернее наоборот — Катюша на нее, вот только глаза у женщины были не карие, а пронзительного зеленого цвета. Почему-то вспомнилось: «За одни глаза тебя сожгли б на площади, потому что это — колдовство».*       — Здравствуйте, Лариса Сергеевна, проходите.       — Здравствуйте, Андрей. Вы не могли бы мне помочь?       Только тут я увидел огромного амбала за ее спиной, держащего в руках два здоровых баула.       — Вы к нам насовсем? — попытался я пошутить.       — Нет, — шутки она не приняла. — Это… это… Андрей, помогите мне занести, пожалуйста. — губы у нее неприятно скривились, казалось, еще секунда и она расплачется или убежит.       — Вы проходите, разуваться не надо. А сумки я принесу.       — Слава, подожди меня в машине, — бросила Лариса детине так, что было совершенно непонятно, то ли это начальница распоряжается, то ли женщина просит. Хотя, какое мое дело? Она прошла в комнату и я услышал. — Здравствуй, Катенька.       — Здравствуйте. Если вам не сложно, называйте меня Катя или Катерина. Без сюсюканий, пожалуйста, если вас это, конечно, не затруднит.       Так я и знал: Катька выпустила все колючки сразу. Едва закрыв входную дверь ногой, я бросился в комнату вместе с баулами...