Alea jacta est (Жребий брошен)

      POV Николай Зорькин.       Твою мать, чтоб не произнести чего-нибудь покрепче! Скажите, а вы когда-нибудь пробовали вкушать салат «Буржуа» с фуа гра, копчёной утиной грудкой и тигровыми креветками в гробовом молчании и наэлектризованной до предела атмосфере? А стейк из семги? А ростбиф из нежной телячьей вырезки под мясным соусом из красного вина и сыром «Горгонзола» с картофельными кнелями, с базиликом и орешками, запивая все это великолепие «Принцем Мельроз»? Не пробовали? Вот и хорошо, и не пробуйте, не советую, все равно это роскошество комом в глотке застрянет, хоть «принцем» запивайте, хоть «королем».       Андрей все так шикарно заказал перед тем, как пойти «разговоры разговаривать» с Катюхой, но я умный, я знал, что этот ужин может быть приправлен хорошей порцией «Tabasco Habanero Sauce», поэтому перекусил в кабинете, глядя на такое красивое и такое нежное без косметики лицо Виктории. Нет, мне и потом, за общим столом, аппетит испортить было сложно, а вот Катька с Андреем не то клевали, не то давились этими дивными блюдами. А бедному Жданову еще и пить было нельзя. Вот это попадалово.       — Коля, давай вначале ты расскажешь, что ты еще нарыл, — как только мы переместились в салон попросил Палыч.       — Без проблем. Значит так. В конце двухтысячного года заявку на должность финансового директора вместе с Ветровым подавал некий Руденков Игорь Григорьевич, житель Санкт-Петербурга, собиравшийся перебраться на ПМЖ в город-герой Москву. У того и опыта было побольше, и рекомендации безупречные. Но на интервью он так и не пришел. А через два дня господин Руденков объявился в двадцать четвертом отделении милиции, где пытался подать заявление на гражданина… Ну, кто из вас умный? Кто угадает? — спросил я у супругов.       — Сашку Воропаева! — в один голос заявили они и не ошиблись.       — Так точно! На Александра Воропаева! Заявление у него пытались не принять очень долго, весь райотдел смеялся, все говорили, что тоже хотели бы такое похищение. Но дядька оказался занудным и «маляву» пришлось принять. Правда через месяц «дело» закрыли за недоказуемостью. Но запись об этом деле есть.       — Так что там случилось? — спросила Катя.       — Накануне собеседования Игорю Григорьевичу позвонил Саша заявил, что он акционер, что на тот момент не являлось правдой, и что именно ему поручили провести предварительную беседу с Руденковым, причем последнему даже задницу от гостиничного кресла поднимать не нужно, что Воропаев, мол, приедет сам. И приехал, и попил с хозяином номера чайку и виски, а потом тот проснулся почти через двое суток, рядом спали какие-то две дамочки легкого поведения, и на полу вперемешку валялись пустые бутылки из-под виски и использованные презервативы. Сам гражданин Руденков ничего не помнил, а дамочки, проснувшись и потребовав с него деньги за две ночи любви, испарились в неизвестном направлении. Игорь Григорьевич был уверен, что это была подстава и преследовала она одну лишь цель: исключить его кандидатуру из списка претендентов на вакантную должность.       — Колька, погоди, — сказал Андрей, — взял мобильный и отошел, чтобы позвонить.       — Видишь, он нам совсем не доверяет, — шепнула Катька.       — Пушкарева, паранойя на ранних стадиях успешно лечится. Говорю тебе это, как сын врача, — покрутил я пальцем у виска.       — Папа вспомнил, что действительно был еще один кандидат, но Сашка принес на него компромат. Фотографии, где он голый спит среди бутылок и баб.       — О! Именно эти фотографии и заставили дядю Игоря забрать заявление. В Питере у него имелась жена и несколько ребятишек. — поставил я заключительную точку в этом дел. — Теперь смотрите сюда. Вот материалы по откатам. Вот записи Ветрова. Видите?       — Ого! — мгновенно поняла Катя.       — А вот это, что значит? — спросил Андрей.       — Это как бы книга приходов и расходов. Личная. Смотри, с каждого прихода пятьдесят процентов расхода, а рядом неизменная «АВ».       — Ты хочешь сказать, что Ярик все это время делился с Сашкой?       — А ты как-то еще можешь расшифровать это «АВ»?       Душа радовалась глядеть на эту парочку, когда они говорили о деле. Живые, веселые, дружные, не то что за ужином. «Может устроить им работу без перерыва, чтобы слышали и понимали друг друга»? — подумал я.       — Андрей, мы еще поразмыслим, что делать со всей этой информацией. Но я уверена, что у Сашки нет ни одного шанса на президентство, — сказала Катюха.       — Мне кажется, что ты права. Ну что, по палатам?       — Э, куда? — возопил я. — А компания «Малютка»? Теперь твоя очередь рассказывать.       — Ребята, я правда не знаю, как вам все рассказать. Это настолько грязная история, что…       — Ты заканчивай дурака валять, ясно? Мы все в одной лодке. И это я, между прочим сегодня утром нарыл имя матери мальчика, как его… Имя такое редкое и подлое.       — Митрофан, значит найденыш.       — Да-да. Митрофан.       — Коль, что значит нарыл имя матери? Его мать не Клочкова? — Катя почему-то побледнела.       — Нет. Его мать некая Надежда, нет — На… Блин! Жданов, вот назови мне любое восьмизначное число и спроси его через неделю.       — Зачем?       — Потому что я тебе его сразу же воспроизведу. А имена у меня в башке не держатся.       — Его мать Наталья Фомина.       — Колька! Почему ты мне еще утром не сказал этого? Почему? — Катя заплакала.       Я растерялся. Правда! Я совершенно не понял, чего она ревет, и почему это так важно было сказать утром имя матери Митрофанушки.       — Кать, ты чего? Какая раз…       — Большая, Коленька, большая. Помнишь, Катя решила, что это наш с Викусей ребенок? — с горечью в голосе спросил Андрей.       — Помню, довели меня тогда до слез. Но ты же ей сказал, что не имеешь отношения к мальчику.       — «What’s Hecuba to him, or he to Hecuba…»*? Имела она ввиду все, что я говорю. Не верит мне Катя, и все тут. Сегодня днем опять подозревала. Теперь плачет. Чего плачешь, Катенька? Обидно, что оказалась неправа? Ну, куда ты пошла. Ты уж послушай всю историю.       И тут же, не дав Катюхе даже извиниться, Андрей стал рассказывать историю рождения и жизни маленького мальчика. По мере его рассказа у меня все крепче сжимались кулаки, а Катюша, забыв о своей «несчастной доле», выла уже о судьбе Митрофана, Натальи, Юрия и Викуси…       — Твари! Господи, какие они твари! Это же их брат, Андрюша. Бедный ребенок. Господи… Господи, что же делать?       На Катю страшно было смотреть. Зареванная, глаза горят, кажется, попадись ей сейчас под руку Кира или Сашка, живыми бы не ушли. Андрей несколько раз приближался к Кате, я видел! И то, что ему очень хотелось ее обнять и утешить я тоже видел. Но он так и не решился на этот подвиг. Зато решилась Катюша. Она вдруг вскочила, забегала по комнате о чем-то лихорадочно думая, потом, видно так и не решив, что тут можно сделать, опустилась на диван рядом со Ждановым и тоненько заплакала, уткнувшись ему лбом в плечо.       POV Андрей Жданов.       Катя вдруг вскочила, забегала по комнате о чем-то лихорадочно думая, потом, видно так и не решив, что тут можно сделать, опустилась на диван рядом со мной и тоненько заплакала, уткнувшись мне лбом в плечо. Первым желанием было ее обнять, успокоить, но я отстранился. Сколько можно наступать на одни и те же грабли? Катюша этого, кажется, даже не заметила, продолжая плакать и бормотать что-то вроде: «такой маленький… больной… операция… твари».       — Я придумал! — Колька заорал так, что и я, и Катя вскочили. — Я все придумал.       — Что ты придумал? — сквозь слезы спросила Катенька.       — Я придумал, что мы будем делать! Это просто Соломоново решение, вот увидите. Вика ценой молчания купила операцию ребенку и его содержание. Так?       — Ну, так, — ответил я.       — А я молчать никому не обещал! Никому! Операцию назад они уже не отыграют правильно? А с содержанием мальчика мы разберемся. Андрей, у тебя в доме есть зубная щетка Киры, или ее расческа?       — По моему есть. Я собрал все ее вещи в пакет, но пока не отдал.       — Здорово! Глянь, не осталось ли на расческе хоть одного волоска?       — Ты о тесте ДНК? — спросила Катя.       — Конечно. Ребята, мы сможем заплатить, чтобы нам сделали экспресс-анализ?       — У меня на карточке есть деньги. Можно я отдам их, Андрюша?       — Какая чушь. Держи свои деньги при себе, — вместо меня ответил Колька. — Это прежде всего в интересах Андрея.       — Как это? Почему? — спросили мы с Катей одновременно.       — Ну, как вы не понимаете? Если будет доказано, что это ребенок Юрия Алексеевича, то…       — Ну, конечно! Завещания-то нет! Значит, все наследство делится на всех детей в равной доле! — сообразил наконец, я.       — Вот именно. А Вика опекун, официальный опекун. Тебе голос Вики помешает?       — Нет, только это не делается так быстро. И до Совета директоров вопросы наследства точно никак не разрешатся.       — Да не боись ты, Андрей. Считай, что кресло президента у тебя уже в кармане, обещаю. Это на будущее.       — Андрюша, а можно я завтра съезжу навестить ребенка? — очень робко и просительно Катя заглянула мне в глаза.       У меня словно душу наизнанку вывернули, все внутри задрожало, до безумия захотелось обнять ее, прижать к себе и… «Стоп, Жданов, стоп! Даже думать не смей», — приказал я себе.       — Нет, Катя. Завтра навестить ребенка поеду я, — твердо сказал Зорькин. — Вместе с Викторией. И мы добьемся, что мальчика будут звать Юрием Юрьевичем. Вот так-то. А ты завтра поедешь на работу. И это не обсуждается. Я еще одну штуку придумал. Но вначале я должен обговорить ее с опекуном. Все. Я спать. — с этими словами Колька направился… в кабинет.       — Зорькин, — остановил его я, — ты ничего не перепутал? Там Вика спит.       — Вот я и буду оберегать ее сон. Мало ли что ей может понадобиться. А вы не переживайте, там кресло удобное.       — Как хочешь. Только захвати с собой графин с водой, утром понадобится.       — Дурында ты, Андрей! Утром Викуся будет бодрее нас с тобой, ей же мама прокапала какую-то хрень.       Он ушел, и сразу наступила неловкая пауза.       — Спокойной ночи, Катя, — сказал я и быстренько шмыгнул в свою комнату.       Спать не хотелось совсем, все время перед глазами стоял зареванный Катин взгляд, такой робкий и такой умоляющий. Чтобы не думать о ней, чтобы не мучиться и не возбуждаться, как говорится без нужды, я взял с книжной полки «Жука в муравейнике», почему-то я сейчас напоминал себе Максима Каммерера, уж не знаю чем, вот и захотелось перечитать последние несколько глав. Но долго читать мне не дали, кто-то робко постучал в мою дверь.       — Да, — пригласил я, сел на постели и прикрылся легким летним одеялом.       Створка чуть-чуть приоткрылась и первым до меня долетел запах крепкого алкоголя, а следом за ним в проеме показалась она…