Alea jacta est (Жребий брошен)

      POV Николай Зорькин.       Думали, так легко от меня избавитесь? Мол, доведу Катюху до дома и поминай, как звали? Как же! А кто вам объективно расскажет дальнейшее? Катька, которая смотрит со своей колокольни, или Андрей, который тоже видит все однобоко, или, может, надеялись, что пьяная Викуся сможет вам хоть что-то рассказать? Нет, граждане, нет! Я один был тверезым, и у меня одного экран был не паранойным, а панорамным. Так что терпите-ка вы меня. Или оставайтесь в полной неизвестности и гадайте потом, а что это за новое соглашение у ваших главных героев. Ну, что, поехали?       Входную дверь Катя открыла своим ключом, еще переобуваясь, крикнула из прихожей:       — Андрюша, мы пришли. Посмотри, что я у лифта устроила, — с этими словами она взялась рукой за парик и пошла в салон, видно хотела продемонстрировать, как снимала с себя скальп, да не успела.       Следом за Катькой я тоже прошел в комнату, и моим глазам открылась картина Репина «Не ждали», эдакое возвращение ссыльного революционера домой после заключения, где сам герой, а у нас, соответственно, героиня, центральная фигура полотна. Вот только очей нашей пламенной революционЭрки не было видно, потому что она их плотно зажмурила.       Оно и понятно, зачем смотреть правде в лицо, зачем видеть, как Андрей говорит одними губами: «Я потом все объясню», зачем жить в реале? Мы голову в песок и нам оттуда виднее, что здесь происходит. Вот мне, например, сразу стало ясно, что Вика, чем-то очень расстроенная, напилась и теперь рыдает, а Жданов просто ее утешает. И больше ничего! Ни-че-го, понимаете? Но Катьке-то из подполья лучше видно, что явка провалена, жандармы захватили «борцунов» с проклятым царским режимом в свои застенки, и вообще, пора начинать рЭволюцию. А посему… Голову из песка, глаза широко распахнуты, рот искривлен в саркастическом оскале, с устрашающими брекетами — все на баррикады!       — Ничего, ничего, дорогой, не стесняйся, продолжай свои любовные игры, — желчь, почти осязаемо каплет на пол. — Мы с Николаем в кабинет пойдем, кто-то же должен и работать.       — Иди ты куда хочешь, — взорвался я, — а я на кухню. Жрать, видишь ли, хочется.       — Коленька, может тебе разогреть?       — Не надо, я сам справлюсь, — я начал жестами просить Катюху, чтобы она прекратила этот концерт, но она мне не вняла. То ли не поняла, то ли не захотела понять.       — Андрюшенька, вам постелить? — все тот же сахарно-ядовитый тон.       — Спсиб, мы сами спра… Спра… Спарвимся… Ик… — вступила в наш содержательный разговор Викуся.       — Ну, спарвляйтесь сами, спарвляйтесь! — почти крикнула Катя и бросилась к себе в комнату. Бумс! Хлопнула ее дверь.       — Колька, ты поможешь мне уложить Вику в кабинете? — спросил Андрей.       — Я не… Ик… Хчу в каби… Каб… Ик… Ой! Тшнит!       Я обхватил Вику за талию и потащил (в буквальном смысле этого слова) в туалет. Следующий час мы с Андреем занимались исключительно приведением в Божеский вид этой красивой, но очень пьяной женщины. Катя наотрез отказалась нам помогать, даже когда мы попросили ее просто присмотреть за Викулей в ванной, ну, чтобы не уснула и не захлебнулась. Пришлось мне звонить мамуле. На наше счастье она была совсем рядом, так что не только выкупала и уложила спать женщину моей мечты, но и влила ей какую-то хрень, чтобы утром та проснулась здоровой и бодренькой, как огурчик.       — Господа! — сварив себе кофе и усевшись на диван, торжественно произнесла маман. — Я гинеколог! Это понятно?       — Понятно, — ответили мы с Андреем в два голоса.       — Оч хорошо! Я не уролог, я не андролог, я не нарколог, и уж тем более я вам не нянька! Слишком большую цену мне приходится платить за то, чтобы плиту исключить из своего ежедневного маршрута. Еще один ложный вызов…       — Мам, так вызов же был не ложный, просто не гинекологический.       — Правильно! Не гинекологический, а значит, ложный! Эдак вы и проктологом меня в следующий раз назначите. Короче, сын! Еще один ложный вызов и ты и возвращаешься домой, я лучше тебе деньги на столовку давать буду, чем обслуживать тут у вас все органы, имеющие отверстия.       И тут я так гордо, как настоящий герой, которым мать его может гордиться, заявил:       — Мне не нужны деньги на столовку. Я теперь и на ресторан себе зарабатываю.       — Иди ты! Значит, вам точно скоро понадобится проктолог!       — Зачем? — переглянулись мы с Андреем.       — А где ты так быстро смог заработать на ресторан? Или вляпался в чью-нибудь задницу, или, прости, нашел приключения на свою.       — Мам! Ну, что ты за человек? — мне стало обидно. — Я, между прочим, сейчас занимаю должность исполняющего обязанности финансового директора компании «Zimaletto». Понятно тебе?       — Серьезно?       — Да! Меня даже называют Николаем Антоновичем.       — Круто! Колька, не обижайся, ты же в курсе, что язык у меня без костей…       — А в голове сплошная гинекология, — закончил я за нее.       — Ну, да. Но я правда горжусь тобой. Андрюша, иди к себе, раздевайся, я тебя заодно гляну и поеду.       Андрей ушел к себе, а я решился на разговор с глазу на глаз.       — Мам, тебе Виктория понравилась?       — В каком смысле?       — Ну, как женщина.       — Коленька, ты ничего не перепутал?! Как женщины меня, вообще-то, интересуют исключительно мужчины.       — Ма, я не об этом!       — Если ты имел ввиду, как невестка, то я абсолютно ничего сказать не могу, тебе нравится — женись! Только учти, готовить еще и ей я точно не стану.       Я только открыл рот, чтобы дать достойный ответ, как в этот момент из комнаты Андрея раздался истошный вопль раненного зверя. Мы с мамой сразу рванули в его комнату, а вот Катька, почему-то, так из своей и не вышла.       — Андрей, что? — увидев совершенно белое лицо Жданова, спросила мама.       — Повязка, — простонал он.       — Где кофр?       — В кабинете.       — Колька, неси кофр.       Пока я сбегал, пока вернулся, Андрей уже лежал на кровати, и был не таким бледным.       — Вали отсюда, — сказала мама, забирая у меня из рук аптечку.       Это было мне на руку, я уже начал волноваться о Кате. Как бы она не была зла на Андрея, не могла она не выскочить на его крик. И вообще, это хорошо, что мы сможем поговорить, вдруг удастся избежать скандала. Может я сумею ей объяснить, что нормальные люди так себя не ведут.       Ничего из моей затеи не получилось! Увы-увы-увы! Слава Богу, конечно, Катюха оказалась не такой чокнутой, чтобы плюнуть на душераздирающий крик, она просто плескалась в душе и шум воды, очевидно, заглушил Ждановский вопль отчаяния и боли. Но и мне с Пушкаревой поговорить не удалось все по той же причине — она мылась.       Вскоре маман ушла, передав привет Кате и навестив напоследок Викусю. Мы с Андреем расположились за кухоным столом, куда я, наконец, сумел добраться.       — Ты чего орал?       — Да, Ири­на Петровна рас­ска­зала мне, как су­меть одеть хо­тя бы спор­тивные брю­ки, наложив повязку, а о том, что ее ни в коем случае нельзя было снимать самому, она упомянуть забыла. Я начал снимать… Ну, и вы услышали крик.       — Ясно.       — Как там Вика?       — Спит! Мама говорит, что проспит до утра.       — А Катя?       — Пока маман оказывала тебе помощь Катюха плескалась в душе. Что делает сейчас, я не знаю.       — Понятно, теперь к ней пойду я. Попробую поговорить с «женой», — и столько горечи было в его словах, что я плюнул на них обоих, собрал еду на поднос и пошел в кабинет. Работать, есть и… охранять сон Виктории…