Alea jacta est (Жребий брошен)

      POV Катя Пушкарева.       Довольна, да? Довольна, дубина ты стоеросовая? Он так просил быть откровенной, и я согласилась быть откровенной. А сама? Получается, что продолжила свои игры? Значит так мне и надо! И нечего свою глупость и трусость перекладывать на его вину. Ни в чем он не виноват! Отпустил вон как великодушно — люби, Пушкарева, кого хочешь, и будь счастлива. Только быть счастливой что-то не получается. Даже сейчас, когда я смотрюсь в зеркало и вижу в нем… Хотя, давайте-ка я лучше по-порядку.       — Андрей, помнишь, я сказал, что все переводы поступают на имя матери ребенка? — спросил Колька.       — Конечно помню. И помню, что ты сказал, что место ее проживания неизвестно. А что?       — А то, что известна ее фамилия.       — И что нам это дает?       — Может, ничего, а может, все концы ниточек.       — И кто это?       — Клочкова Виктория Аркадьевна.       — Что?! — закричали мы с Андреем в один голос.       — Что все переводы поступают на имя твоей секретарши, по крайней мере, последние полгода.       Вот тут я и сделала очередную глупость.       — Теперь я понимаю, почему ты сказал, что лишился голоса Ветрова, — сказала я.       — А я вот не понимаю о чем ты, — хотя по его лицу я заметила, что он прекрасно понял, что я имею ввиду. — И почему?       — Потому что ты знал о переводах. Это ты оплачиваешь алименты Вике деньгами «Zimaletto». Это твой ребенок, и с Викторией ты спишь отнюдь не два месяца, а минимум лет пять. Так ведь?       — Ты спрашиваешь, или утверждаешь? — как-то чересчур спокойно среагировал Андрей. Но я-то его уже немного знала, такое его спокойствие говорило только о том, что буря не за горами. Знала, но снова наступила на те же грабли.       — Ну… А как еще объяснить, что ты даже не реагировал… полгода… не реагировал никак на все эти переводы?       — Точно! А еще я был в доле с Ветровым, когда он пилил бабло по остальным позициям. Так?       — Я этого не говорила.       — Как это не говорила? Я же полгода и на другие позиции не реагировал, правда? Значит был в доле!       — Андрей! Я вовсе не хотела тебя обидеть!       — Катенька, а ты мне не подскажешь, — вкрадчиво и тихо начал Андрей, постепенно набирая громкость, а потом и вовсе переходя в крик, — как это у тебя получается, что ты никогда не хочешь меня обидеть, или задеть, или сделать мне больно, а мне уже повеситься хочется от всех твоих обид, недоверия и ударов? Ты просто какой-то Терминатор, уничтожающий в людях все человеческое и работающий под прикрытием доброго маленького цыпленка. Как тебе в голову могло прийти, что я бросил своего ребенка? — он уже не просто кричал, он орал так, что дрожали стекла в книжном шкафу, мне кажется, что будь я чуть ближе, он мог бы меня и ударить.       — Андрей! — пыталась я перекричать его. Ничего не помогало.       — Ты убиваешь все доброе, к чему прикасаешься. Кто тебя по жизни так обидел, что у тебя все люди — сволочи? Ненавижу! Господи! Как же я тебя ненавижу! Все, Пушкарева, все. Завтра же мы разводимся, и завтра же ты съезжаешь от меня. Завтра же! Пусть Сашка продает «Zimaletto», пусть будет, что угодно, хоть атомная война, только бы больше никогда в жизни тебя не видеть.       Мне показалось, что он сейчас заплачет, или грохнет что-нибудь о пол, или прямо сейчас откроет входные двери и скажет: — «Катя-Коля, на выход», а он неожиданно рассмеялся.       — Ну, надо же… Брак фиктивный, а скандалы семейные самые настоящие, — потер глаза, помотал головой и устало сказал: — Нет, Катя, это не мой ребенок, это не я выплачиваю алименты, и это не я в доле по распилу бабла.       — Жданов, а давай отправим спать эту ненормальную, а сами еще немного перетрем зималетние дела?       — Я не пойду спать, пока Андрей меня не выслушает.       — Если ты собралась извиняться, то не стоит. Ты столько раз извинялась, а толку никакого. Иди спать.       — Не пойду! — заорала и я. — Ты меня выслушаешь!       Я только-только собралась ему сказать, что я неправа, что я приревновала и меня поэтому перемкнуло, что я люблю его, черт возьми, но в эту секунду раздался такой крик и мат, что мы оба с Андреем рты поразевали.       — Заебаааали! Оба! Придурки, блядь! Трахают мозги друг другу, как маленькие! Времени — нихуя! Нас всего трое единомышленников, а вы сретесь друг с другом, как в песочнице. Пушкарева — спать! Жданов — сидеть на месте! Я тебе еще не все рассказал!       — Коль! Тут вообще-то женщина… Зорькин, ты чего?.. — почти шепотом одновременно сказали мы с Андреем, после небольшой паузы.       А дальше уж и вовсе что-то запредельное случилось — Николай сел на пол, уткнулся лицом в руки и заревел. Мы с Андреем переглянулись.       — Коль, ты чего? — спросила я.       — Ничего, — всхлипывая прогундосил Зорькин. — Я завтра мог бы стать и. о. финансового директора, а вы… вы… — он снова заревел.       — Да не реви ты, — попыталась я его утешить. — ты еще будешь не «ио», ты еще настоящим финдиром будешь. Не в «Zimaletto», так в другом месте. Коль, ну, не надо.       — Детский сад, честное слово. — усмехнулся Андрей. — Кто тебе мешает завтра стать «ИО»?       — Так ты же сказал, чтобы мы выметались из твоей жизни? — Николай поднял голову.       — Я, по-моему, ни слова о тебе не говорил. Можешь хоть завтра приступать к работе.       — Нет, Жданов, без Катьки я не останусь. Это нечестно и подло.       Андрей захохотал. Он смеялся так заразительно, что и мы с Колькой начали улыбаться. Наконец, отсмеявшись и вытерев слезы, он сказал.       — У Викуси точно ребенок не мой. А вот близняшек судьба мне подсунула. Катя, а давай я вас с Колькой усыновлю. Сразу же после развода, а?       — Зачем? Тогда тебе придется видеть меня… и любить. А ты меня ненавидишь…       — Пушкарева, я сам отлуплю тебя сейчас. Ну, что ты в бутылку лезешь? Нагадила человеку в душу, он сорвался, а теперь сама же корчишь из себя оскорбленную добродетель.       — Колька, не знаю, как твою подругу, а тебя я точно готов усыновить. А что? Мать у тебя еще ого-го! Поженимся с ней и я тебя усыновлю. Ты правильный ребенок. Справедливый! Ты как, не против?       — Против! Ты уже женат!       — А может ты, после развода со мной, сразу на Кольке женишься? — не смогла я не отпустить шпильку, и пошла спать.       К моему большому сожалению, я не подслушивала о чем говорили Андрей с Колькой, когда я ушла. Почему к сожалению? Потому что сюрпризы начались с самого утра…       Ночь прошла нормально, даже хорошо. В четыре утра я встала, зашла в комнату к мужу и сделала ему укол. Сделала так аккуратно, что он даже не проснулся. А вот утром…       Я вышла из душа в ужасном настроении, даже не представляя, что мне делать дальше. Уходить? Оставаться? Идти на работу? Не идти? Мы вчера помирились? Или все еще в ссоре? В общем раздрай был полный.       В двери постучали.       — Да, — ответила я, натягивая халат.       — Доброе утро, — в мою комнату вошел Андрей.       — Доброе? — хмуро спросила я.       — Кать, ты что правда подумала, что я мог отказаться от своего ребенка?       — «Вот он момент, Пушкарева, ну, скажи же ему правду»! — крикнула я про себя, а вслух понесла ересь: — Андрей, ты же не хочешь слушать мои извинения. А я просто подумала, что если вдруг это ты, то нам нельзя дальше копаться в документах, чтобы тебя же не подставить… Понимаешь?       — Ладно, Катюша. Бог тебе судья. Не хочешь говорить правду, не надо. Я тоже вчера наговорил лишнего. Прости. Я, Катя, настаиваю, чтобы вы с Колькой и дальше копались в документах, чтобы докопались до сути.       — Я могу поговорить с Викой?       — Нет! Тут нужно аккуратно. Это я сам. Сам поговорю с ней, когда выйду на работу.       — Ты прав. Я неуклюжая, как слон в посудной лавке. Я аккуратно не умею.       — Катя, не надо от меня защищаться, я не нападаю. Значит, слушай. Во-первых, спасибо за укол…       — А ты слышал? Я думала, что ты спал.       — Не хотел тебя смущать, вот и притворился спящим. Через сорок пять минут за тобой и Колькой заедет Ромка. Катюша, вы оба поступаете в его распоряжение вплоть до приезда на работу. У меня к тебе есть большая просьба.       — Слушаю.       — Постарайся с ним не скандалить. И с Юлианой тоже.       — С какой еще Юлианой?       — Спросишь у Романа. Ты мне не ответила. Ты постараешься не скандалить с Ромкой?       — А зачем мне с ним скандалить? Он вроде бы адекватный… Прости, я не то хотела сказать. Я не имела ввиду, что ты не адекватный. Просто я ни с кем особо не скандалю… кроме тебя.       — Еще один комплимент, — вздохнул Андрей. — Катюша, пожалуйста, слушайся Малиновского беспрекословно.       — А если он заставит меня спеть посреди улицы?       — Значит, так надо. Пой!       — Понятно! Ты меня в рабство продал, — засмеялась я.       — Ага! Но только до приезда на работу. Там ты его начальник. Поняла?       — Поняла! Разрешите выполнять?       — Разрешаю!       — Андрей, — остановила я его, когда он уже собрался выйти из комнаты.       — Да?       — Мы помирились? Ты на меня больше не сердишься.       — Катя, я не могу на тебя долго сердиться. К моему большому сожалению, ты мне слишком… Впрочем, неважно. Ты только должна знать, что я очень хочу, чтобы ты была счастлива, не важно с кем. И сделаю для тебя все, что смогу.       — Спасибо, Андрей. Ты мне тоже очень очень дорог. Я постараюсь больше тебя не обижать.       — Постарайся. Доброго дня.       — Пока.       Ну, что, довольна? Люби, Пушкарева, кого хочешь, и будь счастлива...       Ромка приехал без опозданий, о чем-то пошептался с Андреем и увез нас с Колькой к Юлиане. Как выяснилось, она занималась пиар-раскруткой разных проектов. Даже самых безнадежных. Сейчас таким проектом для нее стали мы с Зорькиным...