Alea jacta est (Жребий брошен)

      POV Катя Пушкарева.       — Вы пришли забрать свои подарки! Как же я сразу-то не сообразила. Ну, зачем же вы беспокоились? Нужно было прислать курьера со списком, я бы аккуратненько все упаковала и отправила вам по любому указанному адресу. Давайте мы так и сделаем. Если это все, то мы вас больше не задерживаем.       Андрей захохотал, а Кира побледнела так, что у нее даже губы слегка посинели…       — Нет, я пришла совсем по другому поводу. — истерически выкрикнула она. — Андрей, Сашка пропал.       — Я это уже слышал, но я-то здесь причем?       — Тебе не кажется, что он пропал как-то очень вовремя, как раз перед Советом директоров?       — Кирочка, а тебе не кажется, что на нас с Катюшей напали как-то очень вовремя, как раз перед Советом директоров? А после этого исчез Сашка. Тебя это ни на какие размышления не наводит?       — Ты что? Ты хочешь сказать, что это Сашка заказал тебя, а сам потом исчез?       — Ага, со страху. Он же всегда так, напакостит и в кусты.       — А может это ты?       — Что я?       — Похитил Сашку, а потом сделал вид, что на тебя напали. Чтобы отложить Совет директоров.       — И зачем мне нужно было его откладывать?       — Потому что… Потому что… Потому что у тебя не хватает голосов для избрания президентом!       — А если Совет отложить, то голосов хватит? Они что? Растут, как грибы?       — Не растут. И все же. Вот куда он мог деваться?       — «Разве я сторож брату моему»*? Упс… Сашка-то не мой, а твой брат. «Разве я сторож брату твоему»? Так вернее будет. Если ты думаешь, что я его похитил, то разрешаю тебе провести обыск в моей квартире и даже в загородном доме у родителей.       — Кира Юрьевна, — голос мой был строг, прямо-таки вся из себя оскорбленная невинность, — после такого оскорбления, я прошу вас осмотреть наш дом, и на выход.       — Ты меня выгоняешь? Андрей! Опомнись! Эта… эта… эта твоя…       — Кира Юрьевна, — перебил Воропаеву Колька. — Андрей сейчас не в состоянии вступиться за честь своей жены, но если вы посмеете хоть полусловом оскорбить Катю, то мне придется выпроводить вас за дверь, и за целостность вашей персоны я не отвечаю.       — Что? Андрей, неужели ты допустишь, чтобы какой-то урод ко мне прикоснулся?       Тут уж взорвалась я. Все у нее уроды, все ее недостойны, а сама-то, сама? Ведет себя, как последняя тряпка. Я никогда не стала бы так унижаться ни перед кем, как бы не любила человека. В лучшем случае за такие унижения прогоняют, в худшем — соглашаются подарить жалость. А кому нужна жалость? Только жалкой, никчемной личности!       — Кира Юрьевна, когда вы кого-то называете уродом, вам следовало бы посмотреться в зеркало, в то, которое душу показывает. Вот где настоящий урод. Настоящий моральный урод.       — Да как ты смеешь открывать свою железную пасть? На кого? На меня? Да я тебя в порошок сотру!       Андрей начал вставать с дивана, но я вцепилась в его руку мертвой хваткой и не дала ему ничего предпринять. Я сама! Я сильная! Я смогу!       — Кира Юрьевна, если вы полагаете, что меня хотя бы на йоту задевают ваши оскорбления, то вы глубоко заблуждаетесь. Я могла бы сейчас вас добить всего парой фраз, сказав, например, что только последняя половая тряпка, а никак не гламурная барышня, может годами унижаться перед мужчиной, годами терпеть его любовниц, сама себе устраивать помолвку и сама себе покупать на нее кольцо; или, например, сказать что мне не пришлось его покупать себе самой, меня балует Андрюша, — тут протянула вперед свою правую руку, давая Кире возможность полюбоваться моим обручальным кольцом, — или, например, о том, что только последняя тварь, из зависти может расстроить семейную жизнь лучшей подруги и заполучить ее в самые злейшие враги; я многое могла бы вам сказать, но не стану. Не стану, потому что мне вас жаль. Вы жалки, Кира Юрьевна! И в своей ненависти, и в своей зависти, и даже в своей любви.       — Ты… ты… шлюха! — орала Кира, пока Колька выволакивал ее из квартиры. — Андрей, опомнись, она опоила тебя зельем!       — Кирочка, ключи можешь оставить себе на память, мы сейчас же сменим замки, — сказал Андрей, когда Киру уже выпроводили, закрыли за ней двери и навесили цепочку. — Браво, Катерина Валерьевна! Браво! Я в восторге. И высказала все, и вроде как ни слова не сказала. Блестяще.       — А это она у моей маман научилась такому приемчику. Хочешь расскажу одну коротенькую историйку?       — Историю от Ирины Петровны? Это за счастье, рассказывай.       — Колька, не нужно! Тетя Ира это сделает лучше. Андрей, вот она придет к тебе с визитом, спроси ее как она послала завотделением. Ладно?       — Как скажешь.       — Просто у нас еще очень много дел. Николай, пожалуйста подготовь все наши наработки, через полчаса начнем работать. А сейчас оставь нас, пожалуйста, нам надо поговорить.       — Да пожалуйста, пожалуйста. Только поем и пойду в кабинет.       — Ну, ты обжора, — засмеялась я.       Колька скрылся в кухне, а я повернулась к дивану, чтобы в конце концов поговорить с Андреем. Увы, пока я болтала с Зорькиным, мужа и след простыл. А ведь мне показалось, что хотя бы поговорить мы уже можем спокойно. Не знаю почему, но эта его выходка разозлила меня ужасно. Нам дальше работать вместе, пора все выяснить, перевернуть страницу и идти дальше. Вот я и пошла, кипя гневом, в его спальню. Спальня была пуста…       Господи! Ну, почему мы такие идиоты? Почему сразу думаем худшее? Почему мне не пришло в голову, что Андрюше всего лишь в туалет понадобилось, ведь он пьет мочегонное, тетя Ира меня предупреждала! Боженька, за что ты лишил меня мозгов?       Я рванула из спальни мужа, пока еще он не обнаружил меня здесь и в дверях со всего маху с ним же и столкнулась…       POV Андрей Жданов.       Скажите, вы знаете, что такое рок? Я не имею ввиду музыкальное направление «rock », я имею ввиду злой рок по имени Катя. Хотя откуда вам это знать? Вы же с моей женой незнакомы…       Я возвращался из туалета в свою спальню. Катя сказала, что нам предстоит серьезная работа и я хотел переодеться, вернее надеть под халат шелковую тунику длиной до колен, подарок одного китайского художника. Она состояла из двух полотен шелка ручной росписи и завязывалась по бокам. О! Это было настоящее произведение искусства. Представляете гохуа** в батике***, с ума сойти! Я совершенно не собирался ее носить. Никогда! Мне достаточно было знать, что у меня есть этот шедевр, я даже подумывал в будущем сделать соответствующие рамы и повесить две картины у себя в спальне. Но сейчас выбора у меня не было. Если вдруг мой, споткнувшийся на все четыре ноги, конь вздумает снова встать на дыбы в самое неподходящее время от того, что жена окажется рядом, то по крайней мере он не сможет высунуть свою голову в запАх халата, как попытался сделать это совсем недавно.       Итак, я шел в свою спальню, открыл двери и… И? Правильно! Согнулся от боли пополам. Катька, выбегающая из комнаты, врезалась в меня на всем скаку. Слава Богу, причинное место она задела по касательной, основной удар пришелся на ногу, но болью отдался именно там, и такой болью, что мало никому не показалось бы. Я отскочил от Кати, как от прокаженной, и взвыл. Я матерился, орал, что она мое проклятье, что я не пойму за какие грехи небеса послали мне в первые встречные мою убийцу, что Бог видно здорово повеселился когда проводил жеребьевку кандидаток в мои жены. Я все кричал и кричал, пока боль не начала отступать, только тогда я смог обернуться.       … Она стояла вжавшись в стену, словно хотела раствориться в ней, оставшись лишь отпечатком. Глаза крепко зажмурены, кулачки сжаты, полы халата распахнуты, а пояс валяется на полу (видно, когда мы столкнулись он развязался и упал, а она и не заметила), белоснежное белье едва прикрывает самые интимные части ее тела, а кожа покрыта мурашками, но не от холода, нет, от страха и от боли, боли за меня! Краем глаза я успел заметить Кольку, видно прибежавшего на мой крик, да так и застывшего от открывшейся ему картины. Я как-то вдруг мгновенно осознал, что этих двоих ничего, кроме дружбы не связывает, что он впервые видит Катю в таком виде и тоже ошалел от ее форм, что я идиот, и… что я до умопомрачения люблю и хочу эту женщину.       Я бросился к Катюше, и тут мне открылась еще одна истина — я ее боюсь. Иначе как объяснить, что я не смог сделать последнего шага? Как там сказала Ирина Петровна? Гла­за стек­ле­не­ют — по­яв­ля­ет­ся боль в па­ху? Условный рефлекс собаки Павлова? Вот-вот. У меня появился этот рефлекс: подходишь к Кате ближе, чем на метр — появляется боль в паху! И как его преодолеть, этот страх, я представить не мог.       — Ты чего на нее орешь? — пришел в себя Колька.       — Коль, ты сейчас иди, ладно? Я больше не буду орать. Правда, не буду. Через сорок минут мы сядем за работу. А теперь дай нам с Катей поговорить. Хорошо?       — Катя! Я могу вас оставить? — он спросил не меня. Как настоящий друг, он спросил Катюшу.       Она мелко и часто закивала головой не открывая глаз и не произнеся ни звука, и Николай ушел.       — Катя, ты права, нам надо поговорить. Очень надо.       POV Катя Пушкарева.       Это просто какой-то рок, можно подумать, что я родилась лишь для того, чтобы не дать родиться его детям. Когда Андрей кричал на меня, я не обиделась, нет-нет, я ведь понимала, что он кричит от боли. А теперь, когда он успокоился и даже захотел со мной поговорить, я поняла, что это правда. Все что он мне выкрикнул — это жестокая правда. Небеса провели неудачную жеребьевку. Мне оставалось только собраться с силами, открыть глаза, поговорить с ним и попросить развода, иначе я его добью.       — Катя, ты права, нам надо поговорить. Очень надо.       Я открыла глаза и сразу же зажмурила их от ужаса. О, Господи! Так вот для чего я надевала белое кружевное белье! Чтобы продемонстрировать его на себе Андрею! Оказывается при столкновении пострадал не только он, мой пояс от халата упал и я стояла теперь почти голая. Присев на корточки я стала нащупывать рукой пояс на полу.       — Ой, мамочки! — прошептала я.       — Катя, — рассмеялся Андрюша, — глаза-то открой. Оттого, что ты свои закрыла, я хуже видеть не стал.       — Ах, ну да, — я быстро открыла глаза, отыскала пояс, подпоясалась и спросила: — Где будем говорить?       — Если можно, то здесь, у меня. Мне правда не очень хорошо. Я хотел бы прилечь.       — Конечно, — кивнула я и поняла, что больше не могу. — Прости, Андрей. Я скоро приду, мне нужно поплакать.       POV Андрей Жданов.       — Прости, Андрей. Я скоро приду, мне нужно поплакать.       Катя выскочила за дверь, а мне вдруг вспомнилось…       — Ан­дрю­ша, ос­та­нови ма­шину где-ни­будь в пе­ре­ул­ке.       — За­чем?       — Мне нуж­но поп­ла­кать.       — А в до­роге ты пла­кать не мо­жешь?       — Прек­расно мо­гу, но те­бя же раз­дра­жа­ют жен­ские сле­зы. По­это­му ос­та­нови я вый­ду, поп­ла­чу нем­ножко и даль­ше по­едем.       — Ка­тя, а мо­жет, да­вай по­гово­рим? За­чем плакать?       — Гос­по­ди, ну по­чему все муж­чи­ны та­кие чур­ба­ны бес­чувс­твен­ные? Не­уже­ли вам не­понят­но, что ес­ли сле­зы ду­шат, то их нуж­но вып­леснуть на­ружу, ина­че за­дох­нешь­ся?       Господи! Это было всего лишь вчера, а кажется, что прошла целая вечность.       Ее душат слезы, потому что она сделала мне больно... Катенька...