Alea jacta est (Жребий брошен)

      POV Андрей Жданов.       Жрать хотелось до головокружения, особенно если принять во внимание летающие по квартире запахи пирогов, жаренного мяса и цитрусовых, а вот выходить из комнаты не хотелось совсем. Дожил, блин, в собственном доме чувствую себя как лишенный прав передвижения лазутчик в тылу врага, и даже собственная мать меня покинула.       В двери снова постучали, оно и понятно, захватчикам всегда мало уже оттяпанных территорий, им новые земли подавай! А вот хрен им, а не мою комнату! Больше ни пяди земли враг от меня не дождется.       — Нельзя! — крикнул я и забрался под одеяло.       — Андрей, мама велела тебя покормить, — во вражина, еще и издевается.       — Спасибо, я есть не хочу, — хотел, еще как хотел, но не принимать же пищу из рук счастливого соперника, мы, Ждановы, право первородства за чечевичную похлебку не продаем! *       — Ну, как хочешь. А я пойду похомячу чего-нибудь, что-то я сильно проголодался, — контрольным выстрелом в голову раздался Колькин голос из-за дверей.       — Покушай, детка, покушай, — пробурчал я тихонько, — отчего ж не покушать? Хорошо потрудился в душе, рога мне повесил, вот и проголодался. — ответом мне было громкое утробное урчание моего собственного живота. — А ты заткнись, — посоветовал я ему, — мы с тобой на обед не заработали.       Очень хотелось даже не плакать, а выть. Мало того, что в моем же собственном доме, ублажают мою же собственную жену, закусывая свои игрища моими же собственными продуктами, так еще мое собственное мужское начало под большим вопросом, и смогу ли я еще хоть когда-нибудь ублажить хоть кого-нибудь ведомо только Богу, а может, и ему неизвестно.       Я натянул одеяло на голову в надежде уснуть если не на совсем, то хотя бы на время, и тем самым прекратить изматывать себя подобными мыслями. Все было тщетно! Урчание становилось все громче и это в конце концов вывело меня из себя.       Рывком вскочив с кровати с твердым намерением навести порядок в доме, я задел то, что задевать не следовало и согнулся от боли пополам, но это только придало мне решительности и здоровой спортивной злости.       — Николай! — влетел я на кухню с перекошенным от физической боли и душевных мук лицом.       — Андрей, ты чего? — испуганно пискнул Колька, видно вид у меня был, и правда, грозный.       — Ничего! Тебе деньги платят за то, чтобы ты работал, а не терся по душевым с моей женой и не располагался большим хозяином на диване моей кухни, рядом с моим холодильником. Понятно? — взревел я.       — Понятно. Чего же тут не понять, — усмехнулся Николай, враз успокоившись. — Я бы тоже так орал, если бы застал тебя жрущим на моей кухне мою еду, а сам был бы голодным, с поврежденным пенисом, а моя жена, которая мне его повредила, терлась бы с тобой в душевой. Все понятно, только все не так, как кажется. Если ты успокоишься, я все тебе объясню.       — Я спокоен, я как самурай перед харакири, спокоен. Но твои объяснения мне не нужны. От тебя мне нужен обсчет плана развития и выводы по отчету Ветрова, если у тебя, конечно, было время заниматься такой чепухой, как работа.       — Времени у меня было навалом.       — Серьезно?       — Серьезно! И я все сделал, только вы с Катькой, как два болвана, забили на работу и занимаетесь хрен знает чем. Я сейчас принесу тебе все документы, посмотришь, даром ли я хлеб свой ем. — Колька важно поднялся с дивана и медленно прошествовал мимо меня с кухни.       Едва дождавшись, пока скроется его спина из вида, я набил карманы халата пирожками из разных тарелок. Эх, блин, знать бы которые с мясом, я другие бы и не брал. Потом уже спокойно, не скрываясь, взял из холодильника литровый пакет с ряженкой и свинтил крышечку.       — Вот, держи, — Николай протянул мне две увесистые папки. Я важно их взял и пошел к себе, не выпуская пакета с молочным напитком из рук.       Всей моей важности хватило лишь на то, чтобы спокойно и чинно дойти до своей комнаты и закрыть за собой двери, но тут… папки на бреющем полете отправились на кровать, а я с жадностью, не свойственной мне при приеме пищи, начал поглощать пирожки один за другим, запивая их ряженкой и почти не замечая ни какая внутри начинка, ни, собственно, вкуса еды.       Моя злость на происходящее в доме уменьшалась по мере того, как увеличивался объем желудка. Где-то после шестого пирожка, я уже готов был простить и возлюбить весь мир, кроме Кати с Колькой, конечно. Но и их мне уже разорвать не хотелось, хотелось только, чтобы они тихо и мирно исчезли из моей жизни. И кофе хотелось, безумно хотелось кофе! Но тоже не настолько, чтобы еще раз лицезреть НиколЯ, вальяжно расположившегося на моем диване в кухне.       Мне ничего не оставалось, как открыть первую попавшуюся папку с документами. Это был отчет Ветрова с пометками Зорькина, отдельной стопочкой в шесть печатных листов лежало заключение, сделанное Николаем по результатам проверки отчета. Мама дорогая! Чего здесь только не было! Кажется, Ярослава пора было с «почетом» провожать из «Zimaletto», и не завтра, а уже вчера, а еще лучше в момент принятия на работу. Правда в отчете были какие-то строки с пометкой восклицательным знаком, которые для меня казались китайской грамотой.       Пора было получить объяснения и садиться за работу. Но в двери снова постучали.       — Да!       — Андрей, мне пора уходить, — в дверях возникла Ирина Петровна, — но вначале нам нужно поговорить. Это важно.       — Конечно, тетя Ир…       — Что? Как ты меня назвал? Тетя Ира? Тебе сколько лет, Андрюша?       — Тридцать, а что?       — А ничто! У меня любовник на три года младше тебя, а ты, кобёл здоровый меня состарить вздумал? Разве порядочный мужчина так поступает?       — Простите, Ирина Петровна, или Ира, или Ирочка, как вам будет угодно, но вам, как никому другому известно, что я, увы, на данный момент не мужчина.       — Знаешь, Андрей, если ты так думаешь, то мужчиной ты никогда и не был. Потому что мужчина это даааалеко не только то, что у него болтается между ног.       — Серьезно? И что такое мужчина?       — Это прежде всего поступки, это ум, это интеллект, это умение принимать на себя ответственность. А то, о чем говоришь ты, еще не делает из бонобо человека, тем более мужчину.       — Как-то и без того, о чем говорю я, жить не очень-то хочется.       — Андрей, я даю тебе слово, что если ты будешь выполнять все мои рекомендации, ты восстановишь функции своего детородного органа через дне недели. Все, кроме репродуктивной.       — Как? Вы хотите сказать, что у меня не будет детей?! — я был в ужасе.       — Нет, ну ты нормальный? Я что, сказала, что это навсегда? Репродуктивная функция восстановится где-то через месяц. Хотя… может она у тебя и вовсе не нарушена. Через недельку зайдешь к врачу андрологу, сдашь все анализы, и получишь профессиональную консультацию.       — Ирина, спасибо вам большое.       — Кушайте, не обляпайтесь.       — Сколько я вам должен?       — Я еще пару раз зайду, а потом предъявлю общий счет. И мало вам с Катей не покажется.       — Не пугайте, этого я не боюсь.       — Андрей, я хотела поговорить с тобой о Кате.       — А вот об этом мы говорить не будем. Это касается только меня и ее.       — Увы, об этом нужно было думать до того, как сами же втащили меня в свои отношения, да еще и справку фальшивую выписать заставили. Так что теперь у вас обоих нет выхода, или выслушиваете меня добровольно, или вколю, что-нибудь, чтобы пошевелиться не смог, и все равно скажу все, что думаю. Что выбираешь?       — Добровольно-принудительное, — засмеялся я…