Alea jacta est (Жребий брошен)

      POV Катя Пушкарева.       — Андрей, нам нужно поговорить, — сказала я, входя в кухню. Он ел, да только не то, что я приготовила. Достал из холодильника молоко и сейчас запивал им бутерброд, который настругал себе сам. — Я очень виновата перед тобой, но нужно доделать то, что мы начали. Или не нужно? Ты скажи, что мне делать? Если хочешь, чтобы я ушла, я уйду.       — Да, ты права, нам нужно поговорить, присаживайся.       — Андрей, пожалуйста, можно я тебе все объясню?       — Извини, но мне твои объяснения больше неинтересны. Прежде всего я хочу перед тобой извиниться. Нет, не за поцелуй. За него я сполна расплатился. Извиниться я хочу за то, что мне показалось, будто ты мне родной человек.       — Андре…       — Не нужно меня перебивать. Значит так. С этой минуты, с этой секунды мы с тобой абсолютно чужие люди, связанные договором. Это понятно?       — А разве это бы…       — Это понято?       — Понятно.       — Завтра мы подпишем брачный договор. Завтра же я отведу тебя к стилистам, я хотел поручить заняться твоим имиджем профессионалу, но передумал, это во-первых. Во-вторых, если ты уж испортила мне всю игру своими капризами и лишила меня двух голосов, то будь добра постараться отсрочить Совет директоров.       — Да конечно, я сейчас же позво…       — Я просил меня не перебивать. В-третьих, перед всеми мы остаемся мужем и женой, со всеми вытекающими.       — Что значит, со всеми вытекающими?       — Не пугайся, я больше не прикоснусь к тебе. Никогда! Но делать вид, что я тебя приобнял, не волнуйся, без касаний, или говорить тебе какие-то милые глупости, или защищать тебя на людях я обязан. Так же, как ты обязана даже вида не подавать, что я тебе противен.       — Ты мне не проти…       — Это меня не касается. Пойдем дальше. Нам придется жить под одной крышей и ездить в одной машине, убедительная просьба, сделай вид, что я пустое место. Мне не хочется ни говорить с тобой, если это не касается работы, ни сидеть с тобой за одним обеденным столом, ни просто тебя видеть. Но есть вещи, которых избежать невозможно. Давай постараемся как можно меньше мешать друг другу жить. Видишь ли, я очень хочу детей. Поэтому от тебя я буду держаться на возможно длинном расстоянии. Ты вольна встречаться с кем хочешь, спать с кем хочешь, как и я, но (!), и твое, и мое имя должны остаться до развода незапятнанными. Поэтому… ты всегда можешь мне сказать, чтобы я задержался где-нибудь подольше и привести в свою комнату кого тебе вздумается. Я тоже могу попросить тебя задержаться на пару часиков. Надеюсь, что это тебя не обидит.       — Андрей! Не надо так. Пожалуйста, не надо. Я… я… я… Ты мне очень нужен.       — Браво! Екатерина Валерьевна, позвольте к ручке приложиться. Вы гениальная актриса, подумайте о смене профессии, уверяю, вас ждет успех. Я даже перед маменькой могу о вас похлопотать, пусть устроит вам прослушивание. Вот только «на бис» не надо! Хватит и того, что я за сутки влюбился в девочку, которой нет. Нет и не было. Я никогда тебе не прощу, что ты украла у меня Катеньку. Спокойной ночи.       POV Катя Пушкарева.       Я раньше думала, что живу в аду. Я ошибалась. Что такое ад я поняла когда Андрей выплюнул мне, что он в меня влюбился, но больше не хочет ни знать меня, ни видеть. Я готова была принять, что он меня не простит, но принять, что он меня любит и не простит, я не была готова. От одного этого можно было сойти с ума, а уж осознать я сама виновна в своих бедах… Здравствуй, ад!       — Кать, что у вас случилось? — в кухню вошел Зорькин.       — Колька, принеси мою сумку из прихожей и не спрашивай меня ни о чем, слышишь? Мне и так выть хочется, а если начну рассказывать, то ничего не смогу сделать, буду реветь без перерыва.       Первым делом я позвонила дяде Славе, это папин брат. Он в московском военном округе отвечает за призывников, в том числе и тех, кто отлынивает от армии. Он сказал, что с удовольствием выполнит мою просьбу, его любовь к «уклонистам» была хорошо известна, но мне нужны были Сашкины данные, а я их не знала. Их знал только Андрей, пришлось его побеспокоить.       — Андрей, — постучала я о косяк. — Ты не спишь? Мне нужны полные данные Воропаева, вместе с адресом. Тогда его сегодня же заберут вначале в военкомат, оттуда на призывной пункт, да там на недельку и закроют. — никакого ответа. Я чуть чуть приоткрыла дверь. — Андрей, ты слышишь меня?       В комнате было темно, наверное Андрей уже спал, я совсем было собралась затворить двери и поискать Сашкины данные в сети, но в это время в глубине комнаты раздался тихий стон.       — Андрей! Что с тобой? Андрюша! — я уже кричала, но никто мне не отвечал, только стон повторялся. — Коля, — заорала я, что было силы.       — Кать, ты чего? — прибежал Зорькин.       — Коленька, зайди к Андрею. Я кричу ему, кричу, а он не отвечает, только стонет. Колька, я сильно ударила его в пах! Может что случилось?       — Он что, приставал к тебе? — вызверился Зорькин.       — Да ничего он ко мне не приставал. Иди уже!       За те три минуты, что Колька провел в комнате Андрея, я успела зайти на сайт «Zimaletto», взять данные Сашки и позвонить дяде Славе. Хорошо, что у меня было занятие, иначе бы я за это время поседела. Лучше бы я поседела… Зорькин выскочил из комнаты, как ошпаренный и сразу бросился к телефону.       — Скорая? Примите, пожалуйста, вызов. Жданов Андрей Павлович… Да… Удар в пах… Да… Все опухло, высокая температура. И это, его утром еще и ошпарили… Ага, там же… Нет, не играли… Катька, на, — Зорькин дал мне трубку, — продиктуй адрес. — я продиктовала и передала ему трубку снова. — Да, хорошо, ждем.       — Коленька, что с ним, — жалобно спросила я, стараясь не расплакаться.       — Ты дура, да? С такой силой даже защищая свою жизнь не бьют. Мне в скорой сказали, что записывают, как срочный вызов, с возможными необратимыми последствиями. Что ты стоишь? — вдруг заорал он, видя, что я готова грохнуться в обморок. — Неси лед, быстрее. И градусник поищи.       Скорая приехала, и правда, очень быстро, зато врач и сестричка долго не выходили из спальни Андрея. А когда вышли…       — Вы кто больному будете? — спросил меня врач.       — Жена, — машинально ответила я.       — Дети есть?       — Нет.       — Это плохо. Но надеюсь, что все обойдется. Ваш муж ни за что не согласен на госпитализацию, поговорите с ним, может удастся его убедить? Понимаете, есть вероятность получения посттравматического орхита, а возможно, что понадобится и хирургическое вмешательство. И ожог! Мне очень не нравится ожог. Почему вы сразу не обратились к врачу? Как он вообще мог ходить с такими болями целый день? Поговорите, голубушка, мы подождем.       Я побежала к Андрею. Господи, он весь горел, не очень-то узнавал меня, может, поэтому и не прогнал, но в больницу ехать отказался очень твердо и категорично.       — Он отказывается от госпитализации, доктор.       — Что я могу сказать? Это глупо. Тогда вот что, вы молодой человек бегом в аптеку, вот рецепт. А вы, дорогуша… Вы уколы когда-нибудь делали? — я кивнула. — Это хорошо. Каждые четыре часа его нужно будет колоть. А пиявки когда-нибудь ставили? — я помотала головой. — А вот это плохо. Но вам в аптеке все объяснят — это не сложно. Если температура к утру не снизится, будем госпитализировать.       Врач с сестричкой ушли, Колька побежал в аптеку, а я полезла в интернет, чтобы посмотреть, что же я натворила.       «Не говоря о таком обязательном последствии от удара в пах, как психологическая травма, физические повреждения могут не только нивелировать половую жизнь мужчины, но и вызвать необходимость в ампута…», — больше я ничего не видела. Всевышний сжалился надо мной, я закачалась, как на качелях и, слава Богу, потеряла сознание…