love is a battlefield

      К тому времени как Тони разрешают выписку, он готов от скуки лезть на стены палаты. Ему настолько надоел этот тусклый больничный свет. Так надоел, впитавшийся в кожу, кажется даже, проникший под нее до самого нутра, запах медикаментов и спирта, что Старк готов выть волком. А может и биться головой об изголовье кровати.       Тони скучно. До омерзения. До одури. До сумасшествия скучно.       Фактически, он здоров. После перезапуска Экстремис работает без сбоев, а чувствует он себя хорошенько отдохнувшим, готовым к новым подвигам, изобретениям, проектам. Но гения держат в Трискелионе ещё неделю. Бесконечную, долгую неделю. И, казалось бы, какое ему дело до исследований ЩИТа или чего-то такого? Тони, определённо, больше не Директор ЩИТа. Ему плевать, что будет с этой организацией, он туда больше ни ногой. «Так какого черта ты всё ещё здесь?» — сам у себя спрашивает Старк. И сам же себе отвечает.       Роджерс.       Льдистые глаза, наполненные нежностью и обожанием. Мягкие прикосновения подушечек пальцев к его смуглому запястью, пускающие мурашки по всему телу, заставляющие жмуриться, словно от летнего солнца. Словно Стив — его солнце.       Разве Старк может бороться с этим?       Разве может проигнорировать просьбу или желание любимого?       Не после того, как думал, что потерял его.       Нет.       И вот гений, изо дня в день, словно в каком-то пансионате: ходит на процедуры, терпит обследования, иногда всё-таки отвечает на глупые, по его мнению, вопросы Смита, читает книги, принесённые Пеппер. Общается с детьми, конечно. И со Стивом, обязательно.       Только это всё не то же самое, что быть дома.       Поэтому, когда Смит подтверждает выписку миллиардера, тот чувствует себя заключённым, которому сказали, что он свободен. Сказали, что может собирать свои манатки и катиться на все четыре стороны. Это Тони и делает, благо вещей у него не так много. Или не благо. Ведь справляется Старк минут за пятнадцать, а ждать Роджерса приходится ещё полчаса.       И что он так волнуется? Самому не понятно. Что-то щекочет нервы. И это не то, чтобы неприятно. Просто странно. А Старк не верит в странности. Если что-то непонятно, значит нужно разобраться.       Ведь это его любимый мужчина. Его обожаемые дети. Его дом.       Что ж миллиардера потряхивает так, будто он новичок и готовится к первому сражению.       Потряхивает только от одной мысли, что придётся вернутся в башню Мстителей. Туда, где он свыкся с мыслью, что придётся жить без Стива. Без его прикосновений и шёпота. Без уюта, который он творит вокруг себя. Без порывистых, но таких трепетных поцелуев. Без извечно сдерживаемой страсти и безграничной заботы. И, конечно, без совершенно волшебных блинчиков. Без Стива.       Придётся вернуться туда, где всё будет напоминать о неделях без любимого. Мастерская, разрушенная до основания в гневе на Дэнверс. Спальня, об двери которой он ломал ногти, давясь слезами и водкой. Деревянное полотно, наверняка, ещё хранит эти глубокие царапины оставшиеся от ночных истерик и панических атак. Гладкая поверхность стен душевой, об которую он мечтал разбить свою голову. Только, чтобы забыть. Только, чтобы перестать чувствовать эту неимоверную, всепоглощающую боль несравнимую ни с чем, что он перенёс в этой жизни. А это много. Очень много.       — Детка, — голос Стива вырывает из мучительных размышлений, — наконец-то домой, — всё волнение вымывает из головы потоком тепла, и Тони понимает, что он не хочет думать, как всё будет хорошо. Потому, что уже хорошо. Он слышит родной голос. Чувствует до боли знакомые руки на спине. Запах, от которого мозг просто не соображает. Губы…       — Колючий, — еле слышно выдыхает Тони. От восторга, сжимающего горло, тяжело говорить, тяжело дышать. Поэтому он даёт себе мгновенье на передышку. Проводит пальцами по светлой, жесткой щетине, — так и не побрился.       — Если тебе не нравится… — будто не замечая блеск в глазах цвета виски, тут же тараторит Капитан.       — С ума сошёл? — Тони самому тошно от того, насколько он ведёт себя как подросток. Насколько чувствует себя влюблённым по уши юнцом. В свои да-какая-кому-разница-сколько лет, он всё равно ничего не может с собой поделать.       — Нравится, значит?       — Слишком, — почувствовав трепетный поцелуй в висок. — Поехали уже.       — Да, конечно, — подхватив полупустую спортивную сумку, они широкими шагами движутся на выход. Будто кто-то может их остановить.       — Где мальчишки? — с рождественским предвкушением спрашивает Тони.       — В школе.       — Отправил детей в школу, изверг?       — Нат отправила.       — Я всегда знал, что Мисс Романофф садистка, — фыркнув, — или уже Миссис?       — Не до этого им было, — Стив смотрит на него серьёзно. И Тони понимает, действительно. Играть свадьбу, когда семьи рушатся, а друзья и вчерашние соратники идут против друг друга… Каждый Мститель независимо от стороны, выбранной в войне, ощущается семьей, про Пеппер даже говорить не приходится. И если он не стал бы праздновать в такое время, то эти двое…       Они выходят на парковку и Стив садится за руль. Трогает. И всё в тишине.       — Если хочешь, мы можем забрать Джека и Тома из школы и устроить семейный день.       — Я думаю нам надо переехать из башни, — кивает гений, оглядывая небо по которому очень соскучился, — а ещё мы должны организовать им свадьбу.       — Они ещё маленькие. И, если честно, я думаю что… — теряется Кэп.       — Боже, Стив! Я про Пеппер и Романофф!       — А ну да. Конечно, — улыбнувшись облегчённо.       Заметив это облегчение, на уже было вытянувшемся лице Кэпа, Тони смеётся. Заливисто так. Громко. Как давно не смеялся. Он не думает, что всё будет хорошо. Потому, что уже. Всё уже хорошо. А если нет, то они разберутся с этим. Вместе.