Сдерживая выдох.

Лидия редко когда напивалась. Точнее, в последний раз она была в стельку пьяной еще в старшей школе. Обычно она пила лишь вино, красное, полусухое, но сегодня жуткая апатия взяла над ней верх, и, не удержавшись, рыжеволосая выпила пару рюмок текилы, заедая ее кислым лаймом. Желания остановиться у нее не было никакого, поэтому она продолжала пить и пить, слизывая соль с руки до и посасывая дольки лайма после горького напитка, при этом громко включив музыку на всю квартиру и танцуя в одном лишь нижнем кружевном белье. Эд Ширан пел о домике из лего и холодном кофе, и маленькая клубнично-блондинистая красавица едва слышно подпевала ему, приоткрывая пухлые губы. В груди почему-то неприятно щемило, словно что-то там внутри разбилось на тысячные осколки, которые царапали ее изнутри, и это чувство не давало ей покоя. А выпив, Лидия перестала что-либо соображать. Она продолжала танцевать, переступая босыми ногами с одного места на другое, плавно двигая сексуальными бедрами и то поднимая, то опуская худые руки в движениях, идеально подходящих под стиль британского певца. Обессилено упав рядом с барной стойкой на кухне после нескольких часов танцев под пластинку Ширана, она вдруг заливисто засмеялась. В голову пришла очень глупая идея, и Лидия старалась всеми силами перебороть себя и перестать думать об этом. Но как бы она ни старалась, сколько бы ни кусала свои руки и губы - не смогла. Она буквально поползла к телефону в спальной комнате, а затем, набрав нужный номер, который отпечатался в ее мозгу уже много-много лет назад, стала ожидать ответа на другом конце телефонной линии. Гудки были слишком надоедливые и резали ее слух. Она все морщилась и тяжело дышала, стоя на коленях и опираясь руками о расстеленную кровать, на которой пуховое одеяло и подушки были свернуты в один ком под воздействием текилы. - Стайлз! – радостно крикнула она в трубку, стараясь перекричать музыку, что играла слишком громко, как только он ответил на ее звонок. Она даже не позволила сказать ему что-либо, сразу принявшись за своедело. – Стайлз, приходи ко мне, пожалуйста, - заплетающимся языком повторяла девушка, где-то в глубине сознания понимая, что это очень, очень и очень плохая идея. Она знала, что не нужно, знала, что не стоит этого делать, но никак не могла остановиться. У нее горели руки и губы, зудели пальцы и ныло все тело. Она слишком в нем нуждается, чтобы не делать этого. - Лидия, ты пьяна? – спрашивает он наконец сонным голосом, сразу же, как только клубничная блондинка замолчала. Уж кого-кого, но точно не Лидию он ожидал услышать в это время суток. Он слышал на другом конце телефона ее осипший голос и то, как она тяжело дышала. И, мать твою, Лидия, что ты несешь? - Ну, так ты приедешь? Мне так тебя не хватает сейчас, Стайлз, ты мне так нужен, - умоляющим голосом просила Лидия, ощущая, как ее глаза начинают слипаться. Голова гудела и просто шла кругом. Она знала, что совершала дикую ошибку, но не могла остановиться. – Пожалуйста… - ее голос, отдававший хрипотцой, сорвался, и она лишь продолжала тяжело дышать, ожидая его ответа. - Лидия, сейчас три утра, и ты должна лечь спать, - сонным голосом продолжал говорить Стайлз, пытаясь сосредоточиться на том, что говорит рыжеволосая женщина на другом конце города. Он был готов приехать к ней. Он мог запросто сделать это, но он знал, что потом Лидия будет ненавидеть его за этот поступок. Она бы ни за что не позвонила ему, будь она в трезвом состоянии. Ее язык заплетается, и имя его она произнесла с совершенно другой интонацией, нежели чем обычно. Трезвая Лидия никогда бы не позволила себе просить его прийти. - Стайлз, ты просто мудак, - подытожила девушка и сразу же сбросила вызов, поджимая пухлые искусанные губы. Песня Ширана про холодный кофе все еще стояла на повторе, и Лидия никак не могла наслушаться ею. Она не знала, сколько раз эта песня проигрывалась в ее плеере за сегодняшний вечер, она сбилась со счета после шестого раза, но после каждого исполнения она словно влюблялась в нее все больше и больше. Она словно пила воду большими глотками и никак не могла напиться. Едва ли поднявшись на ноги и выпив еще одну рюмку текилы, Лидия с новыми силами принялась танцевать. Она прыгала, пытаясь достать чуть ли не до потолка, кричала и визжала, получая чуть ли не оргазм от прослушивания этой песни, она скидывала с книжных полок книги, со столиков сбрасывала журналы, и на полу уже практически не было места, где был бы виден начищенный мастикой паркет. Она не могла остановиться, в ней словно отказали тормоза. Лидия продолжала бегать лишь в трусах и лифчике по всей квартире, изредка плавно двигаясь в такт музыке и попивая текилу, разбивая фарфоровые тарелки и роняя свечи, выбрасывая подушки с софы и ломая светильники. После часа сокрушения квартиры она устало присела на диван, решив дать себе пятиминутную передышку, и запустила дрожащие руки в копну спутанных клубничных волос. Девушка тяжело дышала, стараясь прийти в себя изо всех сил, но выходило из рук вон плохо. Ей больше не хотелось быть пьяной, и она пыталась протрезветь хоть как-нибудь. Стоит ли говорить, что все было напрасно? Голова была все такой же легкой, и все вокруг кружилось все в ту же сторону по часовой стрелке. И вдруг неожиданно она засмеялась. Засмеялась так громко и заливисто, сама не зная из-за чего. Никто ее не смешил, никто не был с ней в квартире. Она была одна. Совсем одна. И это одиночество душило ее. Оно перекрывало кислород. Не давало ему добраться до ее легких, и Лидия задыхалась. Задыхалась, чувствуя что некому ее спасти. - И сколько же ты выпила? – его голос полоснул затянувшуюся рану где-то в области груди. Она вздрогнула от неожиданности и обернулась назад. Он стоял, оперевшись одной рукой о дверной косяк и внимательно смотрел на нее, держа в свободной руке темно-серое драповое пальто. Его губы были поджаты в беспокойстве за нее, а вокруг глаз залегли темные мешки от недосыпа. - Не так уж много, раз все еще могу танцевать под Ширана, - произнесла она хрипящим голосом и тут же поднялась на ноги. Лидия стала вновь танцевать, прикрыв глаза и слегка покачивая головой из стороны в сторону. Она хотела показать ему, что она все еще трезвая и может соображать, что она не только может стоять на ногах, но и даже танцевать. Ноги прилипали к глянцевым журналам, раскиданным по полу, отчего некоторые порвались, но ей было абсолютно на это все равно. Она скользила по разбросанным на полу предметам, словно она была на коньках и рассекала корт. Она выглядела удивительно, и дыхание Стайлза прервалось, пока он продолжал смотреть на нее из дверного проема. - Почему ты вдруг решила напиться? – спрашивает он, тяжело вздыхает, проходит в темную комнату, и садиться на диван, ровно на то место, где пару секунд назад сидела Лидия. Он смотрел на ее стройное подтянутое тело, то, как она плавно двигалась, стойко держась на ногах, как она на цыпочках передвигалась по осколкам посуды и книгам, как ее маленькие ножки наступали на разбросанные подушки и листы бумаги. Ее широко распахнутые изумрудно-зеленые глаза отражали лунный свет, и от этого они казались ему затянутыми поволокой. И она была такой волшебной в этот момент, что Стилински готов был смотреть на нее вечно, лишь бы она не останавливалась танцевать. - Не хочешь потанцевать со мной совсем немного? – спрашивает она уставшим пьяным голосом, опускаясь с цыпочек на всю стопу и устало склонив голову набок. Некоторые пряди ее клубнично-блондинистых волос спадают ей на лицо, покрытое испариной, и она начинает широко улыбаться, обнажая белоснежные зубы в ожидании его ответа. – Давай, Стайлз, пошли. Когда я тебя приглашала тебя на танец в последний раз? - Никогда, - отвечает он и безразлично пожимает плечами, все так же смотря на нее, а затем откладывает в сторону свое пальто, поднимается с мягкого дивана и осторожно подходит к ней. Она словно вся сжимается и становится еще меньше, чем была несколько секунд назад. Ее дыхание прерывается и становится неравномерным, как только он оказывается рядом с ней. Она смотрит на него внимательным изумрудным взглядом и ждет. Он знает, чего она хочет – слегка нагнувшись к ней, Стайлз осторожно убирает длинными пальцами пряди спавших на ее лицо волос за маленькое ушко. Лидия лишь прикрывает глаза и прикусывает нижнюю губу, стараясь держать себя в руках, насколько это было возможно в ее пьяном состоянии. - Ширан просит любви, - произносит она едва слышно, делая шаг к нему навстречу, а затем утыкается маленьким носиком в его плечо, вдыхая до боли родной аромат полной грудью. Она чувствует, как в носу начинает неприятно щипать, и как раздетые ноги начинают подкашиваться от нахлынувших чувств, и Лидия резко хватается двумя руками за его плечи, крепко стягивая в руках его серый свитер, сминая приятную ткань между длинных пальцев и приближаясь к нему еще ближе насколько это было возможно. Его руки обвивают ее оголенную талию, притягивают ее к себе, словно между ними еще есть миллиметры хоть какого-то расстояния. «Какая глупость», - одновременно думают они и прикрывают на мгновение глаза. Они дышат друг другом, и от этого никуда не уйти. Сейчас уже просто невозможно отступить назад. - Какая же ты все-таки глупая, Лидия, - он качает своей головой, а затем его ловкие пальцы, утопают в ее пышных клубничных волосах, и он вдыхает их аромат и закрывает глаза. Он чувствует, как она дрожит от его прикосновений. Чувствует, как сильно, учащенно бьется ее сердце. И, наверное, Эд Ширан прав, прося ее любви. Стайлзу она тоже необходима. Они слегка покачиваются из одной стороны в другую, осторожно перешагивая с одного места на другое. Он осторожно ведет ее за собой, и она послушно следует за каждым его шагом, вторит каждому его движению, и все так же крепко сжимает его плечи, словно боясь, что если она отпустит его, он исчезнет. - Стайлз, ты… - она прервалась, не найдя в себе силы продолжить, не отстраняясь от него. – Я… - она хотела что-то сказать, но словно не знала как. Он хорошо знал это чувство и потому лишь только погладил ее по голове, целуя в горячий лоб. Спустя пару минут, когда пластинка закончилась, он осторожно усадил ее на диван, укрыл пледом, который нашел в углу комнаты, а затем принес горячий чай с лимоном. Свет был выключен, из огромных окон начинало показываться солнце, едва освещая кухню. Лидия сидела на диване, поджав под себя замерзшие, босые ноги. Она тяжело дышала и совсем не моргала, смотря в одну точку куда-то впереди себя. Девушка словно находилась в ступоре какое-то время, а потом перевела уставший взгляд на Стилински, что сидел на другом конце дивана, и тяжело вздохнула, будто бы подавая ему сигнал, что готова говорить с ним. - Лидия, не пей больше, - тихо попросил он ее, взглянув на нее. Она моргнула, словно соглашаясь с ним, а затем посмотрела на свою чашку с чаем в руках. - Стайлз, ты не представляешь, как мне тяжело находиться в этой квартире, - тяжело выдохнула она, прикрыв глаза, стараясь сдержать жгучие соленые слезы, что так резко подкатили к глазам. – Ты не представляешь, как все в этом месте давит на меня, - она откладывает чашку на кофейный столик, а затем тепло обнимает свои колени, внимательно вглядываясь в мужчину напротив. - Зачем мы разводимся? – произносит он и, словно вторя ей, откладывает чашку в сторону. Воздух в гостиной становится невыносимо спертым. Он поднимается с дивана и медленно направляется к окну, чтобы открыть форточку. Сердце колотиться внутри. Надежда на то, что все еще может измениться, не покидает его. Он не хочет ее терять. - За тем, что тебе больше не придется прятать всех своих любовниц, - вздыхает она, не шевелясь и не моргая, продолжая впиваться в него своими застеклиневшими изумрудными глазами. - Лидия… - Стайлз, не надо. Так слишком больно, - она все-таки прикрывает глаза, и жмуриться на секунду, а затем снова смотрит на него. – Я любила тебя. Я так любила тебя, что сейчас моя жизнь потеряла весь смысл. Я так любила тебя, что позволила себе затеряться в тебе. Я так тебя любила, Стайлз, что каждый мой вздох без тебя перестал иметь значение. Именно поэтому мы разводимся, Стилински. Потому что я не смогу находиться с тобой и ощущать себя такой уязвимой, - она старалась держаться изо всех сил. Она была сильной и не позволяла своему голосу дрожать все это время, но такие горькие слезы стали вдруг так предательски скатываться по ее щекам, спадая с подбородка на тяжело вздымающуюся в грудь в черном лифе. А затем она совсем сдалась бороться со своими эмоциями и задрожала в истерике, которая накрыла ее. - Лидия, не плачь, - он тут же присел рядом с ней, и крепко прижал к себе, стараясь успокоить и привести в чувство. Он знал, что Лидия не должна сломаться, иначе она не сможет справиться со всем остальным. Прекрасно знал, что если завтра она увидит его, то она не сможет контролировать себя, потому что потеряла рассудок этой ночью. Он не мог позволить случиться этому. - Да, что ты знаешь, Стайлз? Что ты знаешь о том, что я чувствую? Ты думаешь, так легко быть сильной? Я так старалась, я старалась изо всех сил, что есть во мне. Но посмотри на меня, - она вскочила на ноги, грубо вырываясь из его объятий, и повернулась к нему лицом. – Посмотри на меня, Стайлз, разве я выгляжу как сильная женщина? Я жалкая, и мне больше нечего к этому добавить. Я бы хотела злиться на тебя, потому что это ты сделал меня такой зависимой от тебя, но я не могу, потому я сама позволила этому случиться. Это моя ошибка, - ее голос предательски дрожал, а крупные соленые слезы все так же исчезали в чашечках черного бюстгальтера, оставляя мокрые дорожки на ее щеках и груди. - Не говори глупости, Лидия, - он быстрыми шагами подошел к ней и снова прижал к себе, на этот раз не давая возможности вырваться. - Я люблю тебя, Стайлз. И ты сломал меня, - подытожила девушка, громко всхлипнув, уставившись на него, а потом уткнулась в его плечо, дрожа в его руках. Она плакала навзрыд очень долгое время. Что-то говорила еще о том, какой он отвратительный и гадкий, но он не слушал, лишь гладил ее по голове и пытался успокоить. – Я так тебя ненавижу, - наконец выдохнула девушка, после получасовой истерики. - Нет, ты не ненавидишь меня, - он качает головой, гладя ее по спине. Ему хочется улыбаться, потому что Лидия любит его, потому что у него есть шанс вернуть все на свои места. Он сможет это сделать, если она ему позволит. Она должна. - Нет, не ненавижу, - тихо выдыхает она, видимо слишком уставшая, чтобы спорить с ним, и снова содрогается от слез на его плече. Стайлз садиться на холодный пол и тянет за собой Лидию, усаживая ее к себе на колени. Она сжимается в маленький комочек в его объятиях, удобно устраиваясь не его плече. – От тебя все так же пахнет дыней, Стайлз, - шепчет она, проведя носом по его щеке и обжигая ее своим горячим дыханием. Она держит одной рукой его лицо и вдыхает его, и он умирает от переизбытка такой близости. Никогда. Никто. Не сможет. Сделать. Подобное. С. Ним. - Лидия, - едва слышно произносит он ей на ухо, чувствуя, как его эмоции начинают набирать обороты - еще немного и он совсем перестанет себя контролировать. - Просто поцелуй меня, пожалуйста, - вздыхает она, почти касаясь его губ своими, опаляя их нежную кожу своим выдохом. - Завтра ты возненавидишь меня за это, а я этого не хочу, - он сопротивляется до последнего. Он делает все возможное, чтобы остановить ее. - Пожалуйста, Стайлз… А затем, он просто целует ее, крепко вцепившись сильными руками в ее худенькую талию. Чувствуя под своими пальцами ее горячую нежную кожу. Ощущая, как ее соленые слезы падают ему на лицо: сначала на веки, потом на щеки и нос. Она плакала, и в этот момент его сердце разрывалось на части. Он схватил ее за упругие ягодицы, поднялся на ноги и не отрываясь от нее, прошел в спальню, где уложил на кровать, нависая над ней и продолжая целовать. Она была такой родной, что у него дрожали руки, что он не мог контролировать себя, свое поведение рядом с ней. Она была настолько родной, что дыхание прерывалось, а каждое ее прикосновение отпечатывалось на его коже наиприятнейшим жжением. Она была такой теплой и податливой. Он скучал за каждым ее прикосновением, за каждым ее вдохом и выдохом. Он скучал за ней. И жизнь без нее была невозможна. Он не мог позволить ей уйти. - Лидия… - Стайлз, чшш!... – прошептала она, останавливая его на полуслове, приложив свой указательный палец к его губам. – Просто сделай это, - она посмотрела на него внимательными зелеными глазами, затем прикрыла их и потерлась носом о его нос, а после снова позволила его губам поцеловать себя. Она таяла, и это была самая спокойная ночь за весь прошедший месяц. Когда их одежда лежала на полу у кровати, а они были обернуты теплым одеялом, солнце уже встало и освещало просторную спальню. Было около шести часов утра, и они лежали в одной постели - обнаженные и держащиеся за руки под. Такого не было очень давно. У Лидии на глаза снова навернулись слезы, которые она не смогла сдержать. - Знаешь, что самое страшное, Стайлз? – спрашивает Лидия едва слышно, внимательно всматриваясь в его лицо. Она очень медленно дышит, и словно изучает каждую родинку на его лице. Она невероятно скучает по нему. - Что? – так же тихо спрашивает он, стирая слезы, которые собрались в уголке у глаза и стекали по ее носу на подушку. - Самое страшное то, что ты снова лишь плод моего сумасшедшего воображения, которое очень скучает по тебе. Ты просто не можешь быть здесь сейчас. Ты никогда не бывал со мной здесь, Стайлз. Я опять одна, как и весь прошлый месяц. И ты снова мне мерещишься… - одинокая слеза снова скатывается у нее по носу на подушку, и она ухмыляется, поджимая свои пухлые губы и прикрывая глаза. - Лидия, просто поспи, - тихо выдыхает Стайлз, и прижимает к себе клубничную блондинку за плечи. Она утыкается носом в его оголенное плечо, вновь обжигая горячим дыханием чувствительную кожу, а после все-таки закрывает глаза. – Просто поспи, - едва слышно повторяет Стилински.