« Несомненно, из всех даров провидения самый милосердный и драгоценный — это наше незнание того, что нас ждёт впереди. »
Кисельные сумерки подземелья разрезало напряженное гудение алого клинка. Кровавый росчерк изогнулся дугой, рассекая вязкую тьму. Снова промах. Фехтовальщик зашипел змеей, силясь разглядеть во мраке своего противника, что уже второй час водил его по лабиринтам Храма, не вступая в бой. Холодные стены подземелья прекрасно отражали звук, но неизвестный умудрялся передвигаться почти неслышно, опережая своего нерадивого соперника на несколько шагов, завлекая его всё глубже и глубже, и по мере продвижения его враг всё больше терял самообладание и совершал всё больше ошибок… которые оставались безнаказанными. Адепт замер, стараясь вычленить любой подозрительный звук, но гудение клинка заглушало даже его неуверенные шаркающие шаги. Закопошились потревоженные светом пещерные сколопендры, заставив человека испуганно обернуться, подставляя спину черному зеву очередного прохода. Но вновь – ничего. Неизвестный мог убить его уже не одну сотню раз, но продолжал играть в прятки, виртуозно уклоняясь от любых попыток обнаружить его с помощью Силы. Сам же адепт таким умением похвастаться не мог – сорвавшись после первого часа этого забега, он начал швыряться толчками и телекинезом направо и налево, чем вызвал обвал, отрезавший ему единственный путь к спасению. Его резерв был пуст, а сил хватало только на поддержание изрядно уставшего тела. Скованные и неуверенные движения человека не могли укрыться от неизвестного. Он всегда ошивался рядом, напоминая о себе нервирующим скрежетом по камням или приглушенным рычанием всего в паре метров, призраком проскальзывая в складках теней. – Ну где же ты?! Эхо послушно повторило его реплику и заплясало по пещере, отражаясь от стен и затихая в бездонной глубине этого мрачного могильника. Словно в насмешку, из самого дальнего угла под ноги опешившему мужчине, издевательски постукивая, выкатился камешек, замерев всего в метре от него. На долю секунды он занял всё внимание уставшего воина, и это стало ещё одной ошибкой. На этот раз – последней. Человек не заметил, как серая тень прошмыгнула над его головой и, бесшумно опустившись за его спиной, замерла на мгновенье. Неразличимый взмах – и голова с влажным хрустом отрывается от тела одним выверенным движением когтистой лапы. Обезглавленный нелепо дернулся и тут же кулем свалился на пол, залив холодный каменный пол кровью. Убийца осторожно обошёл ещё агонизирующее тело и, придирчиво осмотрев чудовищный разрыв на шее, повернулся к отрубленной голове, с натугой прошипев: – Неплохо, а? Голова молчала, вылупившись стеклянным взглядом куда-то в сторону. С раздражением отбросив свой пугающий трофей, дрэтос занялся клинком, вырвав его вместе с кистью. Брезгливо поморщившись, когда кровь низшего существа запачкала его шкуру, дрэтос аккуратно выдернул еще теплую рукоять из цепких пальцев мертвеца, стараясь не деактивировать клинок. Алый луч затрепетал, ощущая силу своего нового хозяина. Невольно дрэтос потянулся к синткристаллу, искупавшись в жарких волнах чужой боли и ощущая пугающее чувство наполненности и силы, но, опомнившись, тут же разорвал связь, отторгнув ту иллюзию могущества, которой пытался совратить проклятый клинок. Под внимательным взглядом стальных глаз клинок резко взмыл в воздух и, ярко полыхнув, рассыпался облачком алых искр, вновь погружая подземелье во мрак. Гулко звякнула пустая оболочка, упав на залитый кровью пол, выпустив незаметное облачко дыма – всё, что осталось от одного из самых мощных артефактов Тёмной стороны. С чувством выполненного долга дрэтос спокойно направился к темному провалу прохода, оставляя труп на радость местной живности. Впервые за пятьдесят лет обучения ему не придётся бегать по этим лабиринтам, спасая или добивая неудачников. Все сто сорок участников испытания ничем не отличались от того, чье тело сейчас наверняка гложут жадные до мяса твари за его спиной. Дрэтос с наслаждением втянул чуть затхлый воздух, стараясь не поддаться бушующим в его душе эмоциям. Впервые за тысячу лет существования Лабиринтов Хеша отсюда выйдет только один. Впервые все цели испытания были достигнуты. Пусть ему пришлось потянуть с тем одержимым придурком проформы ради, но теперь никто не смеет сказать ему, что он ни на что не годный маньяк.***
Пау'ан чуть поморщился, глядя на триумфальную походку своего ученика. Пусть морда дрэтоса не выражала ничего, кроме презрения, за этой холодной маской тлел огонек самодовольства. Как же – единственный и безоговорочный чемпион, перебивший как скот чуть менее сотни всех участников голыми руками и без помощи Силы. А ведь он там был, прямо скажем, лишний, что уже не добавляло ему очков. Что касается унизительной смерти одного из главных претендентов на титул победителя, так тут всё ещё печальнее: поведение дрэтоса было со скрипом признано приемлемым, но чрезвычайно жестоким. Все в один голос утверждали, что участники с самого начала были обречены. Возможно, у них были бы шансы, окажись противниками такие же, как они, разумные, а не существо, наделенное способностью отрывать конечности небольшим усилием мышц. Но что могли участники Испытания Хеша противопоставить хищнику с Дрэтана, где только ленивый не жует таких вот чужаков на завтрак? И ведь самое забавное, что Коллегия сама инициировала участие дрэтоса в этих играх, напрочь позабыв, как пятьдесят лет назад в припадке бешенства он чуть не угробил себя и полтысячи одаренных. А сейчас эти мудрые кретины судачат, что делать с победителем, и предложения одного другого хуже. Меодир не вмешивался в эту демагогию, прекрасно зная, что последнее слово окажется за Арбитром, которому не смеет приказывать даже гранд-магистр. Однако за вердикт он не волновался. В конце концов, не зря же его считали чуть ли не венцом справедливости. Кел'дор, хмуро окинув взглядом подошедшего победителя, жестом приказал залу замолчать. Вот уже восьмое столетие он занимал должность Арбитра, но за это время испытывал сомнение лишь дважды – когда соглашался с ученичеством дрэтоса и когда признавал право Паладина взять себе ученика под поручительство хатта. Увы, теперь старику приходилось сделать ещё один нелегкий выбор. Признать испытание пройденным – и Паладин получит полный контроль над этим маньяком, а с ним и огромную базу для дальнейшего превращения в живую машину смерти. Откажет – и величайший дар сгинет в призрачных стенах Небытия, навеки запятнав репутацию Арбитра как образчик беспристрастного суда. Пауза затянулась, заставив кел'дора чуть встрепенуться от повисшей тишины. Арбитр внимательно смерил взглядом чуть сутулую фигуру пришельца и, глубоко вздохнув, произнес: – Твои навыки, чемпион… не подлежат как сомнению, так порицанию. Ты доказал, что можешь контролировать Темную сторону, что ты сильнее своего альтер-эго и что равных в убийстве тебе нет. Ты показал превосходные навыки владения рукопашным боем, разведки, скрытного преследования и устранения. Но… Голос Арбитра стал жестче, а в глазах дрэтоса зажегся огонек угрозы: – Ничего более. Уничтожение многих твоих соперников не принесло тебе ни очков, ни выгоды – они просто попали под руку в пылу схватки. Ты убиваешь так же легко, как дышишь, не останавливаясь ни перед чем. Ни тени эмоции, ни намека на сожаление – убийство ради убийства... Это неприемлемо, – Кэл'дор перевёл дыхание и продолжил спокойнее, – Потому я считаю целесообразным… продолжить твоё обучение у Меодира Кеовелла, с той оговоркой, что он научит тебя всем духовным аспектам своего звания, и ты подтвердишь, что достоин его носить. На секунду в Зале воцарилось молчание. Молчал и дрэтос, судорожно вспоминая отрывки боя и, не найдя серьезных промахов, бросил многозначительный взгляд на своего учителя. Молчание затянулось ненадолго - как только до остальных дошел смысл сказанного, оппоненты Меодира один за другим демонстративно и шумно покидали Зал, порой бросая короткие обвиняющие фразы или пытаясь доказать неверность вынесенного вердикта. Лицо пау'ана застыло в серой маске полного безразличия и отрешенности. Будто говорили не о судьбе его ученика, а о чём-то далёком, не имеющем к нему никакого отношения. Могло даже показаться, что за полуприкрытыми глазами плещется скука и лишь внимательно присмотревшись, можно было заметить, как в красноватых глазах горит негодование. Меодир был склонен согласится с Арбитром. По крайней мере, до того момента, когда старый кел'дор начал говорить про жалость. Какое сострадание может быть у оружия, чье единственное назначение убивать в любом месте, в любых количествах, любым способом? Есть ли смысл клинку испытывать эмоции, каяться или сожалеть? Обременять себя совестью или серьезными обязательствами? Разумеется, нет. Увы, Арбитр это понимал, но отказывался принимать как должное. Единственное, что не могло не радовать, так это признание каких-никаких успехов дрэтоса как на поприще самоконтроля, так и боевых искусств. И пусть до подлинного мастера ему было далеко, за пятьдесят лет успехи были более чем значительны. А ведь поначалу он сам не особо верил в успех. Пау'ан повернулся к ученику, ощутив, как тот буравит его взглядом, стараясь не сорваться на телепатию. Ещё один козырь в богатом арсенале дрэтоса – сильнейший ментальный голос, способный превратить неподготовленного разумного в истекающий слюной овощ. В лучшем случае, разумеется, ведь, как показала печальная практика, у обычных людей мозги в буквальном смысле спекаются. Одна неприятность такого мощного приема – между собеседниками устанавливается некая пси-эмоциональная связь, а потому эффект обоюден, хоть для дрэтоса и без летального исхода. В храме было чуть менее сотни разумных, способных выдерживать "голос" дрэтоса, да и то весьма непродолжительное время, а учитывая его манеру ковыряться в чужом сознании, найти ему собеседника было более чем проблематично. Про темперамент выходца из Неизведанных Регионов говорить вообще не приходилось. Терпения дрэтоса хватило ненадолго. Наплевав на царившую в Зале суету, он послал крохотный импульс просьбы своему учителю. Ответ пришел лишь спустя несколько минут в виде раздраженно-снисходительной волны разрешения. Дрэтос чуть сжался, стараясь не искалечить никого из окружающих и предельно аккуратно установив связь, осторожно спросил: – Учитель? – Придется ждать, пока закончится этот балаган. Вердикт вынесен, но обжаловать его хотят слишком многие – тебя стали боятся ещё больше, чем при твоём первом появлении. Что касается испытания… ты меня несколько разочаровал. Дрэтос вздрогнул, едва не потеряв концентрацию, стараясь понять слова учителя. К счастью для него, магистр сам всё объяснил: – Ты действовал эффектно, но не эффективно. Нам дадут только сто лет, чтобы сделать из тебя нечто более стоящее, чем просто потешного бойца, разрывающего противников на радость кровожадной публике. И поверь, в следующий раз требования к тебе будут непомерными, так что постарайся быть более прилежным. С сегодняшнего дня мы покидаем Великое Крыло, а твоим обучением займусь уже не только я. Дрэтос хотел было уже возмутиться, но не успел на долю секунды – старательно выверенная связь лопнула, заставив нескольких храмовников чуть пошатнуться. Тихо выматерившись себе под зубы, дрэтос до окончания слушанья его дела являл собой образец невозмутимости и сдержанности, безмолвно проклиная хилых кавани и их тупость. Вопреки опасениям дрэтоса и ожиданиям Меодира, процесс принятия первого в полноценного зилота не затянулся. Уже к вечеру разрешение покинуть Великое Крыло было получено, к вящему неудовольствию грана, главного мейстра-алхимика Храма. В отличие от всех остальных, не считая, разумеется, Меодира, он был посвящен в одну из тайн могущества дрэтоса, которую учитель и ученик старательно скрывали. Однако, несмотря на все старания и увещевания, он остался не услышан и теперь выполнял роль одного из наставников столь ненавистного ему чужака. По злой иронии, именно он теперь должен был обучать дрэтоса таинствам алхимии и всего, что хоть как-то её касалось. И как бы ни была сильна обида и ненависть на детеныша ушедших легенд, любовь к своему ремеслу поборола даже её, тем более, что ученик был пугающе собран и старателен. Подобно многим храмовникам, чей срок жизни давно измерялся столетиями вне зависимости от расы, гран редко когда встречал столь целеустремленного и прилежного ученика, и пускай алхимию Паладины Вечного Змея изучали скорее как альтернативное средство решения проблем – начиная от устранения препятствий и заканчивая поднятием на ноги трупов, подчас в прямом смысле слова. Что касается его подопечного, которого магистр Кеовелл буквально сбагрил ему в тот же вечер, дрэтос был выше всяких похвал. Умудрившись побороть свою личную неприязнь к трёхглазому, он запоминал всё, чем посчитал нужным поделиться гран, подчас вылазя из шкуры в попытках понять мозголомные формулы или затейливые объяснения. Гран же испытывал смешанные чувства. С одной стороны, такой нездоровый интерес к его предмету, которому он посвятил всю свою жизнь, не мог не вызывать симпатии, а с другой, – он боялся сделать этого монстра ещё могущественнее. Сколько раз он клялся, что ни под каким предлогом не поделится очередным секретом своего искусства, и столько же раз преступал её, видя молчаливое послушание и чудовищную исполнительность при выполнении экспериментов. Однако даже не способность дрэтоса без единого слова вытягивать из него нужную информацию так пугала мейстра. Чудовище не уставало. Гран с момента их первой встречи после испытания Хеша не спускал с него глаз и всё больше ужасался его организму. За месяц тот не притронулся ни к пище, ни к воде, напрочь игнорируя сон и продолжая изматывать себя фехтованием, рукопашным боем эчани и всем тем, что заботливо пихали в него учителя и инструкторы, нанятые Меодиром. Словно заговоренный, он сносил сильнейшие удары палиц Стражей, с легкостью дробившие даже камень, умудрялся довольно резво двигаться в доспехе из нейраниума, голыми руками разрывать металлических големов, поднятых с помощью той же алхимии. Однако магистр-паладин был вечно недоволен. Пау'ан умудрялся находить ошибки в технике, движениях или стиле даже тогда, когда сами учителя считали его исполнение близким к безукоризненному. Наказание было всегда одно – бой с мастером, после которого дрэтоса едва ли не собирали по кускам. Дело осложнялось еще и тем, что сам дрэтос не желал чужой помощи, принимая её за собственную слабость, а жестокость своего учителя – как честь. Потому целители часто лишь беспомощно разводили руками, когда тот, переломанный с головы до ног, продолжал своё обучение, отдавая свой разум на растерзание математике и биологии. Втайне гран даже восторгался дрэтосом и его учителем. За полсотни лет тот превратил придурковатого маньяка в довольно адекватное создание. И ему было с чем сравнивать. Вспомнить хотя бы тот же Трибунал, когда взбесившийся ублюдок едва не прикончил всех присутствующих и как одно резкая фраза, брошенная полупридушеннным хаттом, мгновенно остудила его пыл. Пышущее яростью и мощью существо вдруг преобразилось, и перед потрясенными храмовниками, готовыми уже четвертовать чужака, предстал коленопреклонный дрэтос, над которым зловещей бордовой тенью возвышался Меодир, принимавший клятву верности. Собственно, это был единственный случай проявления такой покорности на публике – и учитель, и ученик старались демонстрировать полное равнодушие друг к другу. Но каждый, кто хоть немного был посвящен в тайну того происшествия, прекрасно знал, что стоит Меодиру приказать – и дрэтос выполнит приказ любой ценой, не сомневаясь ни на мгновение в его правильности. Сам он поступал не всегда рационально и корректно, с точки зрения обстоятельств, порой давая своему зверю сорваться с цепи, как это уже было не раз и не два… но всё же шаг за шагом дисциплина начала брать верх. Гран со смешанным чувством страха и восхищения наблюдал, как прежде яростный берсерк, готовый рвать всё, что шевелится и дышит, постепенно перековывался в осторожного, но в то же время хладнокровного и безжалостного убийцу. Высокомерное презрение, читающееся в каждом движении или взгляде, стало уступать отточенной постановке мимики и телодвижений. В силу своей нелегкой биологии отпрыск Эрани вынужден был почти всё время проводить в утяжеленной броне с нейраниумом, дабы затормозить свой рост и приблизить организм к условиям, идентичным Дрэтану. Однако даже непосильная, по меркам обычных разумных, ноша не стала для чудовища чем-то серьезным. Напротив, нагрузка постепенно увеличивалась, а с ней и сложность выполнения приемов и техник, порой требовавших не только ловкости и скорости, но и превосходной координации движений и бесшумности исполнения, что в доспехе было достичь практически невозможно. И тем не менее дрэтос упорно бил рекорды по обучаемости. Взять хотя бы школы матукай и зейсон ша, которую ему преподавал не только пау'ан, но и лучшие представители этих течений, здорово разнообразивших своё искусство привнесенными в Храме новшествами – ни один из них не испытывал даже намека на чувства к дрэтосу, но учил так, как редко кто удостаивался. Подоплека всего этого ускользала от всех, кроме истинного мастера детеныша Эрани. Слова кел'дора сильно зацепили Меодира, и он стал больше времени уделять именно психологической подготовке ученика, не постеснявшись спросить совета у лучших менталистов, а заодно заинтересовать их в обучении дрэтоса. Не сказать, чтобы те согласились сразу – лишь по прошествии десяти лет они только намекнули на согласие просто взглянуть на феноменального ученика. Но с того момента дело пошло куда быстрее, пусть и не без его личного вмешательства в учебный процесс. Увы, помпезные успехи на военном поприще меркли на фоне его научных достижений. Изобретательность дрэтоса не находила себе места в точных науках, не считая алхимии, а уж про постановку речи и какого-никакого гуманитарного образования речи даже не шло – детеныш Эрани воспринимал только практические знания, вбиваемые на изнуряющих занятиях. Даже терпеливый хатт, посвящавший серокожего чужака в хитросплетения криминальных интриг и финансовых махинаций, не выдерживал шаблонности мышления, а порой и просто "тупости" ученика. То же касалось и древних формовщиков Кро-вара, занесенных волей Храма на архипелаг чуть более четырехсот лет назад. Несмотря на жесткость и даже жестокость обучения, "природная магия" давалась дрэтосу с трудом, в особенности та, что требовала значительной концентрации и отсутствия напористости и агрессивности. Стоило ему сорваться, как по острову начинали расходиться чудовищные бури или землетрясения, перемежающиеся огненными ураганами или цунами. После нескольких таких инцидентов, чьи последствия ликвидировались с огромным трудом силами всего корпуса Стражей и Дозорных, дрэтос был вынужден покинуть Храм для обучения "магии" формовщиков в соответствующих климатических условиях. Тогда же он показал ещё одну грань своей звериной сущности. Обучение формовщиков всегда включало в себя навыки выживания и охоты на самых опасных представителей фауны в регионе и нередко заканчивалось травмами и увечьями. И хотя целитель из дрэтоса был, по меркам Храма, весьма посредственным, вернуть оторванную конечность назад ему все же было под силу. Тренировки же техник матукай также дали свои результаты, сделав из него ещё более опасного хищника, для которого, казалось, не существовало ран. И именно он показал свою сущность в охоте на тёмного ранкора, попавшего на безлюдный остров вдалеке от цивилизации и от… пищи. Голодный монстр судорожно рыскал в поисках добычи, пока не наткнулся на дрэтоса. И тут их роли поменялись. Эрани, для которого доказывать свое превосходство и силу было жизненно необходимым минимумом, атаковал, казалось бы, бездумно – с ходу бросившись на чудовище, рвавшее даже бескар как паршивые тряпки. У дрэтоса не было ничего, кроме собственных когтей и чуть менее ста лет жестоких тренировок. Как выяснилось, этого было даже более чем достаточно. Лишенный своей тяжеленной брони и удушающего корсета барьера Силы, дрэтос наглядно продемонстрировал, чему обучился за свою относительно короткую жизнь. Свидетели, коих было только двое, лишь сокрушенно вздыхали, глядя как дрэтос полосует несчастное создание своими когтями и обрушивает едва ли не весь арсенал выученных техник вместо того, чтобы закончить схватку несколькими движениями. Впрочем, досталось и дрэтосу, слишком увлекшемуся избиением противника – коготь, напитанный Силой, таки вскользь прошелся по прочной шкуре Эрани, вспоров её до кости. Несмотря на ранение, его противник не приостановил свою пляску, продолжая играть в "кошки-мышки", пока формовщик, с молчаливого согласия Меодира, не прекратил это безобразие, изжарив истекающего кровью ранкора до угольков. После того памятного события дрэтос еще серьезнее взялся за изучение искусства формовщиков, хоть и без особого "огонька". Заодно пригодились и навыки исцеления и алхимии – ранение Тёмной Стороной не проходит бесследно ни для кого. В случае с Эрани серьезных последствий удалось избежать, хоть и не без помощи кристалла, который, за исключением этого случая, не проявлял себя, тщетно притворяясь бесхозным куском камня. И если бы хоть кто-то, кроме Меодира и фоллинца, задумался над этим, то относился бы к успехам дрэтоса куда более настороженно, а их дотошность не вызывала бы раздраженного непонимания окружающих. И пусть эти двое сильно недолюбливали друг друга, в успехе подрастающего чудовища каждый видел ключ к достижению своих целей и, чем Сила не шутит, спасения. Ведь оба знали то, чего простым смертным знать совсем не полагалось. Их коснулась Пустота. Не тьма или мрак, которых небезосновательно боятся почти все разумные виды, а именно всепоглощающая пустота, за чьей вуалью пряталось хтоническое Нечто, голодным зверем притаившиеся далеко за гранью теней.