Уравнитель: приказано уничтожить

«Мой Конец — это мое Начало Мое Возвращение — мой Исход Я — единство противоположностей, Ибо я несу смерть во имя жизни, И лелею её, предавая смерти». Мантра Паладинов, отражающая философию их владыки.       Организация.       Безжалостно и неотвратимо детище существа, которому в равной степени поклонялись и которого боялись все без исключения, кому не повезло узнать истинный порядок вещей, а затем ценой собственной судьбы и, порой, совести, соблюдать его. Денно и нощно наблюдать, как умирают миллионы, или самому отправлять их на смерть. Порой лично, порой направляя события так, как того желал ОН.       Никто не знал, какие цели ОН преследует и что скрывается за ширмой Организации. Те, кого судьба решила погубить самым изощренным способом, случалось, находили ответы на эти вопросы. Чтобы никогда не рассказать о них.       Меодиру не повезло дважды, а потому и бежал сюда, спасаясь от таких же, как он. Паладинов Вечного Змея.       До появления его последнего ученика пять столетий смешались в один неясный липкий кошмар, размытую тень на грани восприятия, но, тем не менее, куда более зловещую, чем вся Падшая Семья. Нечто настолько огромное, что сознание отказывалось его воспринимать, следило и незаметно управляло им с самого начала, навязывая "правильный" ход мыслей и подталкивая к решениям, которые в итоге и привели его в Эдор'даи. И было ли намерение взять в ученики полоумного зверя продиктовано только его волей?       Сейчас, глядя, как изрядно подросший отпрыск Эрани увлеченно разбрасывает в стороны големов-Стражей, Меодир с затаенной тоской думал, что, даже невзирая на сильнейший дар, он всё же продолжает оставаться марионеткой Силы. Он давно уже научился мириться с этим, но вот его ученик до сих пор не желал признавать очевидное, с упрямством банты считая, что лишь тот владеет своей судьбой, кто имеет достаточно для этого сил. Слова, как это часто бывает, с делом у него не расходились.       Последние месяцы перед испытанием тот проводил в изнуряющих марафонах со смертью, а этот день побил все рекорды: прыжок с высоты в пару километров без каких либо страховок или парашюта. А ведь только вчера он искупался в лаве, сорвавшись с неустойчивого утеса. И хотя формовщик называл это случайностью, зная честолюбие этого паршивца, можно было с уверенностью сказать, что тот принял "горячую ванну" просто для того, чтобы утвердиться в своих возможностях. И как ни старались инструктора, выбить из Эрани тщеславие оказалось почти непосильной задачей: за что бы тот ни брался – стремление доводить всё до совершенства и потребность подтверждения собственного превосходства прочно засела у него в крови, тормозя развитие. И если приставленных к нему учителей он поначалу как-никак уважал, то стоило ему в чём-то превзойти их, как сомнению подвергалось чуть ли не каждое второе слово. И тем более было унизительно для него оказаться неправым, или, спаси Сила, допустить серьезную ошибку на том поприще, где он уже не имел права совершать её.       Отчасти Меодир чувствовал себя виноватым: сказанные детенышу слова, принятые буквально, прочно укоренились в его сознании: "У нас нет права на ошибку. Каждый промах или недочёт – это шаг к поражению". Вбитая в голову мысль стала для дрэтоса кредо, которому он следовал с пугающей неотступностью фанатика. И она же мешала ему развиваться.       Почти сто шестьдесят лет учёбы – срок более чем достаточный для того чтобы в равной степени обучиться не только убивать тысячу и одним способом, но и кардинально изменить взгляд на некоторые вещи. Увы, развороченная грудь голема лишний раз подтверждала горькую правду: к следующему этапу обучения Эрани не готов.       – Слишком увлекаешься боем, – холодно заметил пау'ан, когда дрэтос закончил бешеную пляску со смертью привычной стойкой смирения. – Напомни мне правило, с которым паладин вступает в бой.       Дрэтоса передернуло, но он тут же взял себя в руки, ответив как можно более бесстрастно: – Холодный разум и пустое сердце. – Именно. Кровавый раж, в который срываются многие последователи темный стороны, трудно контролировать, а уж выйти с незамутненным сознанием – подавно.       Ощутив невольно выпущенный импульс негодования, Меодир поспешил успокоить своего ученика: – Я не призываю тебя отказываться от эмоций. Лишь контролировать и направлять в нужное русло – не более. И запомни, наконец: чем дольше ты сражаешься с противником, тем меньше у тебя шансов победить.       Эрани молчал, а паладин перевел дух. Он говорил это после каждого боя, но тот всё равно срывался в самое пекло битвы, игнорируя любые предосторожности, чувствуя себя неуязвимым и непобедимым. И каждый раз Меодир заканчивал душеспасительную беседу словами: – Пойми же, чугунная твоя башка: нет неуязвимых и непобедимых. Всегда есть слабое место, а у тебя аномально сильный дар. Сорвешься – и он завладеет тобой. Увлечешься или ослабишь контроль – и ты вновь падешь. – Приму к сведению, учитель.       Пау'ан махнул рукой, заканчивая занятие, и дрэтос понуро направился в пыточный зал математического корпуса к гивинам. Порой Меодиру казалось, что впихивать такие массивы информации в его ученика было лишним, но стоило вспомнить, что тот творил от скуки, как всякие мысли о его досуге мигом развеивались. Чтобы там ни говорили, правда неприятна: Эрани – существо крайне жестокое и злопамятное, а мощь его дара превращает даже "невинную" шалость в пытку с летальным исходом.       Погрузиться в невеселые мысли Меодиру не дал сухой треск ломающихся кустов за спиной, а затем нечто грузное плюхнулось на твердую землю тренировочного круга. – Скучаешь, мыслитель? – Опять "пижамку" напялил? – не поворачиваясь, спросил Меодир, заодно прикидывая, под каким предлогом выпнуть дрэтоса в Свободную Академию и переговорить с его учителями с глазу на глаз. – Без этой моей "пижамки" твой ученичок запросто осуществит задуманное и вырвет хребет из моей глотки. Кажется, так он говорил. Да и после всех тех событий, - хатт демонстративно махнул назад, напомнив о залоге, - количество желающих прибить меня резко возросло. К слову, в ближайшее время тебе тоже стоит проявить осторожность, а то тут шепотки пошли всякие… – Горга, говори, какого демона происходит, и не виляй.       Хатт злобно зыркнул в спину пау'на, при помощи Силы чинившего павших големов, и устало произнес: – Скоро война. Это раз. И второе: на континенте "спалился" Клэймор, а агенты Феруса видели эмиссаров Организации…Змей нашёл тебя, Мео. ***       Дрэтос ненавидел людей в той же мере, в какой и презирал. Сколько раз ему приходилось возиться с этими медленными и дохлыми существами, не ведает, наверное, даже сама Сила. И тем отвратительнее было углубляться в их культуру, познавать привычки, пристрастия и прочие психологически тонкости, которые могут помочь ему в дальнейшем.       Он не понимал, почему Учитель, которого он уважал и перед чьим могуществом преклонялся, смотрит на людей с каким-то восхищением. Ничем, кроме жуткой плодовитости (да и то спорно), эти лысые ублюдки обезьян не выделяются из массы остальных рас.       Однако, куда ни плюнь, попадешь в этого выродка. Даже сейчас на лекции по прикладной психологии рас не менее трети всех присутствующих – люди. Эрани от злости чуть было не заерзал на месте, но вовремя сдержался, не позволив проскользнуть даже намеку на раздражение.       Люди, вечно отстающие, постоянно спешащие и неизменно опаздывающие, умудрялись часто обходить другие расы даже в тех отраслях, где, казалось, у тех были огромные преимущества. Хуже того, люди, в силу своей фанатичной настойчивости паразита, загадили собой большую часть планеты и принялись усердно грызть друг другу глотки. Однако стоит пройти полусотне лет - и давние враги будут с радостью жать руки и заверять в вечной дружбе. Тому он уже был свидетелем.       Такая двуличность выводила Эрани из себя, поскольку не далее как неделю назад магистрат, свято заверявший в неприкосновенности Храма, сам инициировал провокацию с подрывом, благо диверсию удалось предотвратить. И стоит ли говорить, кто сидел в магистрате и кем были диверсанты?       Сам он был далек от политики, но вынужден в ней всё же хоть как-то разбираться в силу специфики обучения. И то, что происходило, пахло отвратительно. Торговое эмбарго, наложенное на острова архипелага, постоянные террористические акты на континенте, медленное, но уверенное наращивание военного потенциала обеих сторон - всё это кричало о том, что в скором времени привычный мир отправится в тартарары вместе с десятками, если не сотнями тысяч разумных.       И если проблемы глобального масштаба его волновали весьма слабо, то обучение у магистра занимало едва ли не все мысли даже в немногие свободные минуты. Пускай для остальных храмовников пау'ан казался невозмутимым высокомерным говнюком, дрэтос явственно ощущал беспокойство. А ещё ему вечно чудился потусторонний взгляд, стоило покинуть Храм хотя бы на день. Когда он попытался поговорить об этом со своим ментором, тот затеял весьма странный беседу.       Меодир несколько раз пытался рассказать своему ученику про Вечного Змея и Организацию, но всякий раз натыкался на железобетонную стену непонимания. В последнее время магистр все больше времени уделял каким-то экспериментам с Силой и кристаллом Храма, совершенно игнорируя все намеки ученика о создании личного оружия. У дрэтоса складывалось ощущение, что он нарочно оттягивает испытания или попросту не хочет, чтобы тот обзавелся действительно стоящим оружием, а не каким-то ванн-шеном, которых он сконструировал уже штук десять.       Что бы ни говорил магистр Меодир о всестороннем образовании и умении обращаться почти с любым оружием, для дрэтоса обладание "Затмением" было сродни апофеозу могущества и признания его таланта. Да и зачем, казалось бы, использовать ущербную материю, если есть возможность уничтожать не только тело, но и…Силу. Клинку паладина было все равно, что резать и с чем сталкиваться, – немногие световые мечи и материалы могли выдерживать длительный контакт с ним, а уж мандалорское железо он резал как воду.        Но…       Дрэтос видел этот клинок только раз, в свое столетие, да и то мельком, но с тех пор его пленила равнодушная пустота черного клинка. Казалось, не было ничего совершеннее его прямых линий, его холодной простоты и функциональности. Тоже касалось и техник Силы, убивавших на месте десятками, если не сотнями. Их пау'ан избегал, старательно вбивая в голову ученика диаметрально противоположные практики , не забывая, однако, сгонять с него седьмой пот на уроках рукопашного боя, фехтования и стрельбы.       Тяжелый метал доспеха жалобно заскрипел под напором вырвавшегося дара, приведя невзрачного соседа дрэтоса в замешательство. Чадра-фан успел что-то тоненько пискнуть, после чего кулем свалился на пол, звонко стукнувшись лбом о каменный пол.       Не помня себя от ярости, юный Эрани опрометью бросился вон из зала, на ходу подобрав безвольное тельце своей жертвы, придумывая оправдания поубедительнее: "Я не виноват, что они мрут от любого всплеска Силы!". Учитель ясно дал понять, что не потерпит, чтобы от его неуравновешенности страдали другие, а что касалось изощренных наказаний, то дрэтос на собственном опыте убедился, что возможности даже его организма имеют пределы.       Бешеный забег по извилистым коридорам академии чуть не закончился для чадра-фана фатально, когда дрэтос, не желая терять времени на спуск, просто швырнул несчастного в окно, прыгнув следом, заодно прибавив хлопот местным уборщикам. Падение было далеким от идеала, по крайней мере, опять-таки для жертвы его несдержанности, так как бедолага умудрился зацепиться за колючий куст, повиснув на одной из его веток. Впрочем, на такие мелочи дрэтос внимания не обратил, поскольку существовали проблемы серьезнее.       Поминая всех демонов и свою несдержанность, Эрани очень скоро оказался среди благоуханного цветочного сада. Нисколько не заботясь о сохранности красоты, бросил тельце мелкого на растущий из пня огромный цветок, от которого разило гремучей смесью тухлятины и патоки. И лишь когда виновник убедился в целостности своей жертвы, он принялся восстанавливать Силовую оболочку несчастного, заодно проверяя, не решил ли тот преждевременно отправиться в Силу. И когда уже Эрани начал подумывать об убийстве бедняги в виду возникших осложнений, резкий окрик разом разрушил его планы: – А ну, стой!       Дрэтос, мгновенно расширив сферу восприятия, уловил огонек негодования метрах в пятистах от себя, где-то в районе старой вышки, служившей в Свободной академии местом свиданий и просто уютным уголком, с которого открывался весьма живописный, а главное, безопасный вид на роскошь этого ботанического ужаса. В своё время его учителю стоило немалых трудов прописать в академии своего ученика, дабы тот дал храмовникам отдохнуть, а заодно поближе познакомиться с остальными расами и их психологией. Однако, несмотря на огромные успехи в стенах довольно-таки известного заведения, Эрани его ненавидел, как и всё то, что было связано с людьми.       И предмет патологической неприязни выходца с Дрэтана сейчас направлялся к нему с угрожающей целеустремленностью, пока тот решал, как поступить с человечкой: розорвать сразу или подождать. Вариант пси-воздействия он даже не рассматривал, поскольку за использование любых техник, направленных на разум кого бы то ни было, полагалась строгое наказание. Равно как и за любые силовые приемы. Исключение составляли критические ситуации, в которых его жизни угрожала реальная опасность, давая ему право расправляться с угрозой любым методом.       И очень скоро обстоятельства грозили принять именно такой оборот, поскольку боевая человечка определенно вознамерилась во чтобы то ни стало восстановить справедливость, имея вполне весомый аргумент, – двенадцатизарядный игольник, который она удерживала двумя руками. При выяснении отношений на повышенных тонах это оружие остужало самые горячие головы и являясь весьма надежной опорой в любых спорах. К несчастью для Сав Тосс, она сильно просчиталась.       Она давно подозревала этого молчаливого ксеноса в самых разнообразных грехах, старательно следя за каждым его шагом и не понимая, как он умудрялся ускользать от неё всякий раз, пересекая арку второго входа или просто скрываясь за углом. Холодная сдержанность вкупе с абсолютной бесстрастностью не добавляли ему популярности. Да и он не стремился к ней, исчезая в тени всякий раз, стоило кому-то из кадетов или студентов появиться на пути, а уж если случалось заговорить с ним, тот отделывался односложными фразами, стараясь избавиться от собеседника как можно скорее. Безликий чудак очень скоро всем позабылся, кроме Комитета Десяти, в который она вошла чуть ли не первой и чье задание выполняла.       Когда Сав добралась до места преступления, сам виновный не сдвинулся ни на дюйм, даже когда ему в грудь нацелилось дуло игольника, способного заставить понервничать молодого ранкора. Ещё одной пугающей способностью этого сутулого урода было превращаться в статую, которую неоднократно замечали не только кадеты корпуса разведки, но и несколько наставников, с кем непонятный субъект вынужден был контактировать чаще обычного.       Лучший стрелок академии осторожно приближалась к застывшему истуканом дрэтосу, силясь прочитать хотя бы малейший намек на агрессию. Но мешковатые складки одежды и дурацкий доспех полностью скрывали его тело, и Сав была уверена, что даже её опыт не поможет "прочитать" это чудовище.       Когда между ними оставались чуть менее пятнадцати метров, девушка набралась духу, и выпалила одним махом: – Стой, где стоишь, и не дергайся. Отвечай кратко и по существу. Понял?       На её тираду, вздорность которой она сама осознала через мгновенье, ксенос ответил равнодушно-шаблонным:       – Да.       Сав еще раз окинула фигуру пришельца, силясь вспомнить кого-нибудь похожего на этого ксеноса, и невольно сделала шаг назад, крепче сжав игольник, когда уродец на глазах стал преображаться в чудовище. Вечно сутулая фигура распрямилась, приобретя угрожающие очертания хищника. Мягкий свет осени мутными пятнами застыл на матовой поверхности как бы невзначай выпущенных когтей, а из-под глухой маски послышался сдержанный рык.       Против воли разведчица сглотнула. Такими "царапками" вспороть человеку глотку или брюхо было плевым делом, а в том, что ксенос сильнее неё, сомневаться теперь не приходилось. Порыв ветра едва не сорвал видавшую виды накидку, обнажив серовато-золотистую поверхность полного доспеха.       Тосс видала всякое, в том числе и латы самой разной степени замшелой архаичности, и была уверена, что заковывать себя в них – удел фанатиков и традиционалистов, ведь ни один такой доспех не гарантирует полной защиты, тем более от относительно современного оружия. И теперь, держа дрэтоса на мушке игольника, она лично убедилась в том, что "сидит как влитой" - не просто красивое выражение. На безупречном монолите металлического доспеха не было ни одного стыка, ни намека на зазор, – тот облегал его как резиновый, не давая противнику шанса воспользоваться слабостью конструкции.       Затянувшуюся тишину нарушил ровный, чуть хрипловатый голос Эрани: – Я слушаю тебя, человек.       Сав мотнула головой, прогнав наваждение и частично возвратив былую решимость, рявкнула, вложив в реплику всю накопленную за эти годы злость: – Ты какого демона здесь натворил, падаль!? Отвечай, выродок, пока не...       У девушки перехватило дыхание, когда вместо ответа он сделал крохотный шажок, бесшумно преодолев почти всё разделявшее их расстояния. В равнодушной стали его глаз мелькнула тень снисходительного презрения, когда непослушные пальцы тщетно пытались надавить на спуск.       Эрани внимательно смотрел на лучшего разведчика академии, позволив вырваться довольному урчанию. Как ни старалась эта рыжеволосая человечка казаться бравым скаутом, он чувствовал её страх, ощущал неуверенность, слышал, как гулко бьющееся сердце разносит по телу горячую от адреналина кровь, и чувствовал, как первобытный ужас вонзил свои когти в её мерзкую душонку. Всего одно движение - и блеклая голубизна её глаз померкнет навсегда, а молодое тело будут бить предсмертные конвульсии. Всего одно усилие - и от личности бравой разведчицы останется отвратительное животное, живущее только для удовлетворения его нужд, пускай ему и достанется позднее.       Мысль о всевластии змеем вилась в его голове, оттеснив на задний план несчастного чадра-фана, и даже предстоящая расправа за вопиющее нарушение устава Храма исчезла в нахлынувшей волне сладостного могущества.       Он долго терпел, вытравливая в себе самого себя, с хрустом ломая своё "Я", укладываясь в рамки новых реалий в угоду мести. Он долго тушил её огонь, унижаясь перед кавани, изображал урода и изгоя, становясь объектом то насмешек, то подозрений, сносил плевки в свой адрес и злобные шепотки храмовников за спиной. Он учился запирать свой жуткий дар в клетку, чтобы почти ничем не отличаться от остальных, учился обуздывать свой нрав, схватывая всё, с чем посчитали нужным поделиться его наставники, и доводя до безупречности каждый прием.       Тренировки выбили из него его истинную сущность, почти вытравили в нём одного из тех, кого остальные с содроганием называли владыками звезд. Тысячелетиями никто из низших не смел открывать свою пасть и даже думать о том, чтобы оскорбить божество. И теперь полуобезьяна решилась требовать от него ответа, угрожая расправой. Её следовало уничтожить, стереть в порошок, убить самым мучительным способом.       Но он не ощутил в себе той звериной ярости, что вела его почти все эти годы. Бушующий океан эмоций замер, сжавшись в один неразборчивый комок, в котором яростно клокотал невыпущенный гнев, теперь контролируемый почти без усилий. Эрани смотрел на мелко дрожащего человечка и не мог понять, как у него хватило глупости злиться на это неразумное создание, едва переступившего порог зрелости и даже не понимавшего, кому он дерзил. Стоило ли это ничтожество хоть тени испытанных чувств? Определенно нет. Но понести кару за свою дерзость кавани была обязана.       Словно загипнотизированная, Сав смотрела, как медленно тает металлическая маска на вытянутой морде урода, обнажая хищные очертания самой смерти. Из-под блеклых струек металла выступила широкая безгубая пасть, застывшей в вечно злобном оскале, а две тоненькие щелочки ноздрей лишь добавляли сходства с голым черепом. Разведчица пыталась отшатнуться от надвигающегося ужаса, но налитое свинцом тело не повиновалось. Весь мир превратился в размытую акварель, тон которой задавали два ярких светила, разгорающихся всё ярче и ярче.       Резкая ослепительная вспышка уничтожила привычный для Сав мир, погрузив его во тьму. А с ним - и её саму.       Человечка попыталась закричать от разрывающей мозг боли, но изо рта доносилось лишь сдавленное сипение. Чужая воля взорвалась в ней огненной пыткой, лишая сознания и уничтожая сущность. Мгновенье Сав пыталась сопротивляться, противопоставив чужому разуму свою гордость и волю, но дрэтос даже не заметил её попыток, одним усилием воли поставив точку в неравном поединке, в мгновенье ока сломав в ней всё то, что делало человека человеком.       Жалобно звякнул выпущенный из ватных рук игольник, глухо стукнувшись о землю. То, что некоторое время назад было Сав Тосс, плюхнулось на колени перед угрюмо стоящим Эрани, и, вперившись невидящим взглядом куда-то сквозь него, пролепетало, роняя слюни: – Приказывай...повелитель...       Дрэтос не ответил. Не видел смысла отвечать созданию, чья жизнь теперь сводилась только для удовлетворения любых его прихотей, существа, для которого признанием рабом было бы апогеем счастья.       Эрани отвернулся, оставив своего миньона в мучительном неведенье, закрыв свой разум от всего окружающего мира. Месть была свершена, накопившаяся злоба нашла выход, но облегчения не последовало. Напротив, появившаяся опустошенность и странное ощущение чьего-то удовлетворения этим безобразным (и он это признавал!) актом полностью испортили и без того паршивое настроения сына богов.       Дрэтос отбросил в сторону оплавленную маску, проведя ладонью по гладкой коже лица в поисках ожога и не найдя даже намека на рану, молча направился к чадра-фану, неподвижным комом валявшегося уже на земле.       Тот был мертв. Манипуляции с сознанием Тосс задели и несчастного, вырвав его душу в процессе ломки чужой воли. За подобное в Храме его могут попросту убить, если об этом прознают, в этом он даже не сомневался, – в Силе он полыхал не хуже сверхновой, так что и идиоту будет ясно, кого и где искать. Возможно, смерть двух разумных и затерялась в том океане бушующей мощи, но храмовники наверняка облазят здесь каждый миллиметр, да и скрыть следы преступления от Ищеек почти невозможно.       Бежать? Прятаться? Пытаться замести следы?       Пустынную рощу сотряс плохо сдерживаемый булькающий рык, заменявший Эрани смех, прервавшийся также быстро, как и начался. Как бы то ни было, кое-что полезное он всё же узнал. Точнее – вырвал из погибающего разума его миньона, сейчас тихо ожидавшего своего часа.       Эрани давно заметил слежку за собой, правда, не придавал этому особого значения. Так называемый Комитет Десяти, слушки о котором варьировались от гнусных до паршивых, занимался слежкой за представителями нечеловеческих рас, а учитывая репутацию странного и нелюдимого субъекта, было бы удивительно, если бы люди не приставили к нему соглядатая. К подобной дискриминации, обошедшей разве что тви'леков и зелтронов, все уже привыкли, да и доказать никто ничего не пытался, а деятельность Комитета не выходила за рамки дозволенного.       Однако дрэтосу не давал покоя странный мужчина в воспоминаниях Тосс. Виденья, связанные с ним, были отрывочны и нечетки – слишком многое он повредил, разрушая её личность, но и эти фрагменты понемногу вызывали в нём всё больше опасений. Даже обрывочных сведений Сав было достаточно, чтобы понять, что человек этот явно не от мира сего и место ему в каком-нибудь доме с желтыми стенами, а не в известном учебном заведении Архипелага, и тем более не на занимаемой им должности.       Вспыльчивый и несдержанный, он то и дело сыпал ругательствами на незнакомо языке, от чего-то проклиная всё время тупых ксеносов и планету в частности. Словно одержимый, он грезил о какой-то Империи, которую поминал чуть ли не на каждом заседании, убеждая, что, когда наступит час, воспитанники корпуса разведчиков и рэйнджеров должны сделать всё возможное, что бы воцарился новый порядок, в котором ключевую роль будут играть люди.       Впрочем, настораживало не только это. Помимо ярой ксенофобии и расизма, распространяемой и поощряемой Комитетом, его агенты убивали тех, кто, по их мнению, нарушал "моральную чистоту человеческой сущности", и всячески усложняли жизнь ксеносам. – Вот только зачем? – отчего-то вслух пробормотал он. Не верил он, чтобы этот Патриарх, как он себя величал, затеял всё это просто из-за жгучей ненависти к нелюдям. Да и учитывая, что истинную сущность Комитета пока не раскрыли, он был умён, причём достаточно, чтобы не попадаться ему на глаза.       Всхлип за его спиной заставил дрэтоса обернуться, с тоской подумав, что он сам усложнил себе жизнь, лишившись лучшего из возможных агентов. Увы, процесс уничтожения личности необратим, так что Сав Тосс теперь будет полезна разве что в качестве расходного материала. С другой стороны, за информацию по деятельности Комитета храмовники могут отсрочить наказание, стоит ему упомянуть ему о том, что тот втайне от Храма нелегально переправляет одаренных людей на континент. Осталось только доказать, что в закромах разума его миньона осталось хоть что-то ценное.       Глубоко втянув в себя пряный воздух ещё цветущего сада, дрэтос процедил сквозь зубы: – Отправляйся в Храм Эдор'даи. Не разговаривай и спрячь лицо. Старайся не попадаться на глаза людям. Спроси Магистра Меодира. Теперь иди.       Получив приказ, экс-разведчица, пошатываясь, накинула капюшон комбеза, и, пригнувшись, исчезла в чаще. Эрани облегченно перевел дух – навыки человечки никуда не делись, а значит, есть все шансы, что она доберется туда без приключений. В конце концов, день пути – это не так уж и много.       Взгляд скользнул по брошенному игольнику, одиноко блестевшему под нежарким солнцем ранней осени. Недолго думая, дрэтос осторожно подцепил его телекинезом и, подтянув тельце мелкого почти под дуло игольника, Силой нажал на спуск.       Голова исчезла в кровавой вспышке, расколовшись, точно переспевший гранат. Тело грузно осело на траву, щедро окрасив её в бордовые тона. Где-то испуганно прокричали птицы, потревоженные выстрелом, затонувшим в просторах рощи.       Дрэтос поднял голову к посеревшему небу, даже не ощущая, как теплый ветерок превратился в порывистую холодную рапиру, норовившую сорвать порванную накидку. С минуту он просто смотрел, как некогда легкомысленные белые облачка наливаются свинцом постепенно становятся пугающим монолитом.       Бросив последний взгляд на изуродованное тело чадра-фана, он с усмешкой подумал, что тот выстрел всё же имеет некое сакральное значение. Ведь в любой войне рано или поздно приходится сделать выстрел, знаменующий её активную фазу. Решение было принято окончательно и бесповоротно. "Патриарх умрет".