...И ярче тысячи светил клинок его сверкал, Разящей яростью небес врагов он повергал, Но где теперь его звезда? Былого тени шепчут нам: Ушла с небес его звезда, Погибла и изнемогла Во тьме, что Вечности Чертоги облегла.
Песня о последнем защитнике Эрани, павшим во время восстания дрэтосов. — Мы на месте. Надеюсь. – Пробормотал невысокий приземистый человек, старательно кутаясь в потрепанный серый плащ. Холодный пронзительный ветер тут же поспешил заткнуть рот наглецу пригорошней жёсткого колючего снега, дабы человечишко не нарушал его многовекового монотонного завывания. — Это уж точно... Только и осталось, что надеяться. – Из-под закрытой дыхательной маски донеслось обреченное ворчание. – Мы вторые сутки подряд наматываем круги в этом холодном аду. А толку? За это время только потеряли Хеспера с Проспером. Последнюю фразу он произнёс почти неслышно, скороговоркой выплюнув имена своих товарищей. Мёртвых товарищей. Стоявший на краю ледяного обрыва резко повернулся к своему спутнику и угрожающе шагнул в его сторону, злобно процедив: — Пог и Элек выжили бы, не прояви они малодушия. Они поддались слабости — и стали добычей собственной глупости. — А мы станем добычей нашей самонадеянности. Хатт, Трэвин, с чего ты вообще взял, что та летающая рухлядь ещё на ходу и вообще заявится сюда? Осмотрись! – Он беспомощно развел руками в стороны, указывая на безжизненные ледяные пустоши, над которыми хищно возвышались зубцы древних ледников, и продолжил тихо: – Здесь нет разума, только смерть... Да, Смерть. Названный Трэвином приглушенно зарычал и одним скачком оказался возле его отчаявшегося спутника, залепив тому тяжелую пощечину и прошипев: — Не распускай сопли. Забыл три основных правила? Забыл?! – Трэвин влепил ещё одну оплеуху уже посильнее и хотел было отвесить третью, но боль сделала своё дело – его товарищ таки пришёл в себя, отскочив от своего разъяренного спутника на добрых два шага. — Угомонись, психопат. Не забыл я твои правила: не искать тепла, не останавливаться и не отчаиваться. — Вот и отлично, Адан Роустони. – Примирительно поднял руки Трэвин, демонстративно отступив на шаг назад. И продолжил спокойно, резко сменив тон на вкрадчиво-ласковый. – А помнишь почему? Адан сцепил зубы и зажмурился, стараясь унять бившую его дрожь. Вот только не холод был тому виной. Семь суток назад экспериментальный корабль "Искатель" вырвало из гипера, и он ни с того ни с сего рухнул на планету красного спектра пригодности после резкого скачка в энергосистемах. Хотя биолог мог поклясться, что тот перепад, почти выжегший всю аппаратуру, был вовсе не случайностью или дефектом систем. Так или иначе, сила притяжения заарканила полудохлый кораблик, и тот, едва не перемолотый в крошево жуткими бурями в атмосфере, совершил очень жёсткую посадку где-то на скованном льдом экваторе. Из двадцати двух членов экипажа выжило только семеро, хотя Адан и это считал чудом, благодаря Силу даже за такой исход. Однако радоваться долго не пришлось – пока выжившие старались приспособиться к повышенной гравитации и жуткому холоду, на планету упали как минимум ещё четыре корабля, в одном из которых он без труда опознал трандошанское судно, а во втором – мандалорский рейдер. Тогда это посчитали чуть ли не концом для всех них – ведь мандалорцы умудрились сохранить свой корабль почти в целости и сохранности, а значит, не могли отказать себе в удовольствии разжиться нужными деталями и инструментами у собратьев по несчастью. Стоит ли говорить о предпочитаемых методах переговоров бескароголовой братии? Потому, едва выжившие оклемались, было решено тут же двинуться в путь, к ближайшему крупному судну – подальше от головорезов и трандошанских садистов. Пожалуй, именно благородный порыв оказать помощь потерпевшим спас ему жизнь – не захвати он запасов стимуляторов и фитогормонов, он разделил бы судьбу тех многих, что попались на глаза местной фауне. Адан содрогнулся всем телом, ощущая, как позвоночник лизнул холодный страх смерти, и будто вновь переживая те жуткие моменты бойни и бешеные забеги со смертью. Смерть. Биолог прикрыл глаза, стараясь унять мечущиеся стайкой испуганных голубей мысли. Смерть – синоним всего живого, что обитало на этой земле. Она была повсюду. И хуже того, она была разумна. За свою жизнь Адан сталкивался с разными хищниками, и все они, как правило, подчинялись только своим базовым инстинктам, так что их поведение можно было предсказать. Здесь же всё было по-другому. Хитрые, осторожные, рациональные. Что ещё хуже, они были умны. И учились. Изучали врага, его привычки и слабости, пристрастия и предпочтения. И никогда не уставали. Когда его группа достигла поверженного транспортника-контейнеровоза, их глазам предстало омерзительное зрелище – множество трупов, разбросанных на многие десятки, если не сотни, метров. Единственное, что заставляло теплиться надежду на спасение хотя бы пары человек – неровная цепочка кровавых следов, ведущая в холодную мертвую пустошь, где одиноко маячил чёрный столб дыма. Это и было первой ловушкой. Забрак, отправившийся по следам, не вернулся. Когда же стало ясно, что разведчик погиб, группа сделала всё возможное, чтобы обезопасить себя. Но на деле они совершили вторую ошибку – показали свою зависимость от огня и тепла. Разведя несколько сигнальных костров, они закрылись в отсеках потерпевшего корабля, начав активно использовать топливные ячейки. Ту ночь он не забудет никогда. Поняв, что жертвы забились в угол, хищники устроили настоящую бойню – как оказалось, обшивка корабля им не была помехой, они просто ждали удобного случая. Ему повезло – пока две твари охотились за насмерть перепуганными людьми, он сбежал, впихнув в себя убойную дозу стимуляторов, подгоняемый страхом и криками несчастных. Удивительно, но он не повстречал ни одного монстра – то ли все они собрались на кровавое пиршество, то ли человек пока их не интересовал. Он сутки слонялся как неприкаянный, пока не набрёл на злого как демон Трэвина. После короткого матерного диалога выяснилось, что тот работал техником и обслуживал гипердвигатель на другом корабле, пока скачок энергии не превратил его подопечного в груду летающего металлолома, а сам он со своей сменой не спасся в капсулах. Трэвин ему и поведал, что напавшие на его команду твари — не вершина пищевой цепочки, так как есть некий Жук¹ – ползучая насекомоподобная образина, жрущая всё, кроме себе подобных. Гончие же, по словам техника, когда поняли, что теперь в открытую много не поймаешь, принялись вырывать пещеры, создавая там вполне терпимые условия. По его словам, именно так погибли трандошане – скрывшись в заботливо выгрызенную пещерку, они неплохо пополнили рацион парочки предприимчивых тварей. Вскоре остальные переняли новшество, предпочитая не мозолить глаза Жуку, которому на людей, в качестве разнообразия, было, в общем-то, плевать. Он не особо обращал внимания на двуногих, если те сами не привлекали лишнего интереса громкими воплями или резкими движениями, хотя порой использовал их в качестве приманки для гончих. Адан понятия не имел, почему он пошёл за этим человеком, как верный пёс. Не знали этого и двое примкнувших рабов, спасшихся от трандошан после крушения – те самые Хеспер и Проспер, служившие когда-то пилотами. Было в Трэвине что-то дьявольски притягательное. Он умел держать людей в железном кулаке, не давая окончательно отчаяться и вселяя уверенность своим фантастическим упрямством и стремлением выжить. Скорее всего, именно благодаря ему они протянули так долго – пока они бегали от любого намёка на опасность, глотая стимуляторы пачками, другие безуспешно пытались отстоять титул царя природы. А он был тут столь же бесполезен, как и человеческое оружие. Трэвин следовал негласному правилу: пока двигаешься – ты жив. Промедление было равно смерти. Быстрой, но отнюдь не самой лёгкой. Но так или иначе, они были обречены. Однообразие пейзажей, вечный страх и накатывающая усталость подтачивали дух людей. Они почти не спали, передвигая окоченевшие ноги на автомате – из чистого человеческого упрямства. У них не было цели – каждый из них знал, что им конец. Но ни один не высказал это вслух, боясь очевидной истины — они живые покойники. Однако люди — не дроиды, и постепенно с ними стало происходить то неизбежное, что всегда сопровождает вечный страх, бессоницу и одиночество. Отчаяние. Первым не выдержал Хеспер. Когда они в очередной раз разминулись с Жуком, который меланхоличный хрустел останками какого-то бедолаги, пилот, минуту наблюдавший эту уже обыденную сцену, просто сел на ледяной пригорок и перестал реагировать на окружающих. Никто не задавал вопросов. Никто не пытался отговорить его. Они просто забрали те скудные припасы, что были у Хеспера, и ушли, пожелав тому замерзнуть раньше, чем он достанется гончим. Не умереть – он уже был мёртв. Вскоре сломался и Проспер. Угодив в буран, они, ясное дело, заблудились. Как ни старался Трэвин, он был не в силах вывести группу из снежного урагана. Они выбивались из сил, залезая на скользкие скаты ледяных глыб, надеясь разглядеть в этом кошмаре хотя бы намек на укрытие. Вдобавок температура, что уже второй день с пугающей быстротой преодолела отметку в минус сорок, теперь и вовсе решила доконать людей, издевательски медленно приближаясь к шестидесяти градусам ниже нуля. К концу третьего дня, когда стихия таки соизволила унять свой холодный пыл, а температура остановила свой забег, второй пилот скончался. Тихо, незаметно, с пугающей безумной улыбкой на губах и перекошенным от счастья лицом – как впоследствии выяснилось, улучив удобный момент, Проспер продырявил себя где-то подобранной заточкой, чтобы раз и навсегда избавится от этого вечного кошмара. Его психика и так желала оставлять лучшего – почти всю дорогу он неразборчиво бормотал что-то про высокие тени, странные голоса в голове, то и дело повторяя Draet-Draet. Двое его товарищей не особо обращали на это внимания, списав всё на галлюцинации и переутомление, пока во время очередного привала Адан сам не заметил подозрительное движение в метрах ста от себя. Будь то гончая – он был бы уже мертв, Жук был слишком крупен, чтобы передвигаться так тихо, а другие формы жизни ему пока не встречались. Да и не горел он желанием расширять своё знакомство с местной фауной. Пока биолог терзался мыслями, что же это могло быть (проверить, что да как, смелости ему не хватило), его напарник вернулся из своего разведывательного рейда, сообщив весьма интересные новости. По его словам, он обнаружил следы чей-то стоянки, покинутой менее шести-семи часов назад. Однако это было не главное. Чуть поодаль от закопанных останков людей он обнаружил недоеденную гончую, причём если людей скорее как-никак похоронили, то с тварью обошлись как с третьесортной жратвой – выбросили за ненадобностью, как только представилась возможность. Но даже это не шло ни в какое сравнение со следующей новостью – Трэвин клялся, что видел нечто, похожее на дрона где-то на востоке от их стоянки, причём оный аппарат не делал никаких попыток скрыться, нагло маяча чёрным пятнышком около огромного ледника. Того самого, на котором они стояли почти сутки. Порыв ветра едва не сбросил биолога со скользкого уступа, моментально вернув в реальность. Адан мотнул головой, окончательно прогоняя наваждение: — Я помню, Трэвин. Всё помню. Помню эти хаттовы правила, помню почему их нужно соблюдать... Но, ситх подери, зачем? Зачем мы торчим на этом сраном куске льда, ожидая непонятно чего?! А!? Биолог ещё минуту захлебывался криком, но вскоре охрип и лишь беспомощно шипел в маску, перемежая кашель с матом. Трэвин, однако, никак не отреагировал на этот выпад и лишь равнодушно развернулся, вглядываясь в тусклую синюю мглу. Он ждал истинных хозяев этого кромешного ада. И они не подвели его.***
Талаш, в отличии от большинства иерархов, славился не только своей силой и свирепостью, но и пугающей проницательностью. Когда корабли кавани¹ рухнули на Дрэтан, он сразу же призвал иерархов отправить спасательную экспедицию. Сначала это вызвало недоумение и даже злость, однако тут уже сказалась репутация самого мудрого вождя, и сотня лучших охотников отправилась в Ледяной Край по первому его зову. В отличии от кавани, с которыми Талаш уже сталкивался не раз, дрэтосы не задают вопросов и не спорят со своим лидером ни при каких обстоятельствах – каким бы ужасным ни казался приказ, неповиновение будет иметь куда более страшные последствия. Ведь тот, кто избегает вызова, когда в состоянии принять его – слаб. А слабых нужно уничтожать. До места крушения они добрались менее чем за неделю одним безумным изнуряющим рывком, без сна и отдыха, огибая опасные гнездовья, спеша что есть мочи. Но они опоздали. Корабли, пораженные древним оружием Эрани, оказались пусты. Следы когтей на стенах обшивки яснее прочего говорили, что здесь произошло – те, кто выжил при крушении, вскоре погиб от лап кхатаи, а те, что избежали этой участи, долго протянуть не могли. Талашу пришлось использовать последний козырь – старых дронов, ещё со времён войн Эрани с мандо'аде и теми, кто называли себя ситхами. И пускай таких реликтов осталось немного, они ещё неплохо служили, позволяя вести разведку там, куда дрэтосы предпочитали не соваться. Когда стало ясно, что даже знаменитые следопыты Талат'ри не в состоянии вычислить местонахождение выживших, иерарх скомандовал привал, разместившись в разрушенном мандалорском судне – во время бурана было легко угодить в ловушку тхары, а терять своих воинов ему не хотелось. Сейчас с ним был всего лишь десяток охотников – остальные рассеялись по пустошам ещё при обыске самого первого корабля, но в каждом из них Талаш был уверен как в себе. Он знал – что бы ни случилось, они не ослушаются его приказа и не навредят кавани, ведь если повезёт, некоторые тайны трофейных технологий станут им вновь доступны. А сейчас им осталось только ждать и мерзнуть в проклятом металлическом гробу. И хоть бы какие новости. Талаш раздражённо клацнул челюстями – какими бы стойкими они ни были, холод дрэтосы переносили хуже, чем жар, и рано или поздно Край поглотит и их. Вопрос лишь в том, смогут ли они осуществить задуманное. — Иерарх! – Охотник влетел в прикрытый шкурой разлом, принеся с собой колючий запах снежной бури и моментально словив на себе недобрые взгляды присутствующих. Сидящий рядом с Талашем воин только разочарованно фыркнул, – те малые крохи тепла, что удалось сберечь, исчезли в ненасытной глотке жестокого мороза. Осознав, что натворил, охотник мгновенно припал коленом к полу, опустив голову – жест высочайшей покорности и смирения. — Говори. – В отличии от остальных, Талаш давно смирился с тем, что юный Каль'эд порой глупит, а потому воспринял его промах с досадным пониманием – тот никогда не станет великим охотником. — Дрон засек кавани к северу от нашего лагеря. Их всего двое. Унылость как рукой сняло. Воины подскочили, готовые хоть сейчас же броситься на поиски, и выжидательно посмотрели на своего командира. Талаш остался невозмутим, хоть и далось это нелегко: — Тал'эт находится ближе, пусть ими и займётся. Дайте ему знать. Остальные пусть сворачивают поиски – мы выдвинемся, как только стихнет буря. Пусть честь быть первыми, кто спасёт кавани, достанется не ему – своей цели они почти добились, и вскоре отвергнутые Эрани вновь смогут вернуться. Сколько его народ ждал этого момента? Сколько крови было пролито, пока не пришло понимание того, что всему техническому и научному прогрессу они были обязаны им? Неразумные дети! Они набросились на тех, кто постоянно отводил их от пропасти; тех, кто заставил трепетать даже напыщенных жирных червей и безумных воинов Йуджаня, разрушив их миры. И где они теперь? Перебиваются остатками того, что осталось с предыдущих войн, не в силах что-либо восстановить. Да, многое изменилось, ведь даже умирающие кавани могут знать нечто полезное – но даже вырвав разум из тела, нельзя полностью овладеть знаниями. Им нужны учителя, чтобы суметь хоть ненадолго покинуть Дрэтан. Талаш слушал вой бури, но мысли его были далеки от царившего за стенами ненастья. Он грезил, как Эрани вновь вернуться, осеняя раскаявшихся детей своим величием, и, как в былые времена, поведут их за собой, сияя подобно ярчайшим звездам. И тогда мир вновь содрогнется, услышав их боевой клич. Слова, с которыми умирали те, кто до последнего был им верен. Кредо, что станет для его народа священными в своем искуплении – Жизнь за Эрани.***
Трэвин даже не заметил, как они окружили их. Ещё мгновенье назад в мрачных сумерках носился лишь снег, да тоскливо выл ветер, а теперь их взяли в кольцо неясные высокие фигуры. Адан лишь растерянно переводил взгляд с одного воина на другого, так, видимо, до конца и не осознав, что произошло. Минуты безмолвия тянулись невыносимо долго - ни одна из сторон не знала, как следует начать диалог. Талаш много раз представлял, как произойдет их первая встреча. Да, телепатия могла облегчить общение, но человеческий разум был слишком слаб, чтобы выдерживать их присутствие. Пускай он знал несколько фраз на их языке, но пересилить отвращение к кавани оказалось куда тяжелее, чем он ожидал. С другой стороны, один неверный шаг, и столько усилий насмарку. Он довольно долго изучал поведение кавани, и потому прекрасно понимал, что какова бы ни была ситуация, в которой окажутся чужаки, презрение или агрессия, высказанная даже случайно, могут сильно помешать сотрудничеству. Увы, ни их вид, ни поведение не отличались какими-либо располагающими чертами, а пренебрежение к кавани, взращиваемое с детства, могло ой как аукнуться. Однако, если что-то менять, то менять немедленно и начав с себя, сбросиить груз старых пережитков. Испокон-веков для его народа заговорить с кавани первым — обесчестить себя, но теперь выбирать не приходилось. Трэвин завороженно смотрел, как из сумерек, словно призрак, вынырнул ксенос, закутанный в какое-то подобие меховой накидки, и направился к нему. Осторожно ступая по хрустящему снегу, дрэтос приблизился вплотную к человеку и безмолвно застыл, буравя техника холодным взглядом серебристых глаз. Трэвин окинул нависшего над ним воина оценивающим взглядом: короткое копье в когтистых лапах резко контрастировало с винтовкой за его спиной, и тем более гротескно выглядела тряпица на его серой морде. Чего ждать невольному и столь нежданному гостю от не очень дружелюбного хозяина? Едва ли они заинтересованы в его смерти или рабстве. И почему он так пялится на него, словно пытается убедить себя не сожрать его? Что ему нужно от ослабевшего от недосыпа и вечных забегов со смертью человека? Ксенос словно ждал подобного вопроса - резкая режущая боль в затылке едва не выдернула разум из тела, заставив согнуться пополам. Трэвин хотел было закричать, но сил его хватило только на сиплое мычание. Он не так хотел умереть - безвольно пуская слюни, задыхаясь от невидимых тисков чужой воли. Не так бесславно и глупо. Боль исчезла так же внезапно, как и ударила, но теперь, и Трэвин это явственно ощущал, нечто кроме жуткого холода и непонимания роднило его и этого жуткого ксеноса. Ошеломленно поднимаясь, он растерянно посмотрел на своего не то собеседника, не то мучителя, ожидая повторного удара. Но его не последовало - тот, внимательно взглянув ему в глаза медленно произнес: — En Anuir Tarʼadal, kawani. Kair um Aradi. Трэвин тряхнул головой, силясь различить ускользающий от него смысл сказанного. Путь фраза и не звучала тарабарщиной, понять до конца он её не смог. Одно ясно - они не причинят вреда, но вот что дальше? Сознание вновь обожгло огнем, но на этот раз боль была терпимей и тягучая речь ксеноса наконец обрела смысл, пусть и каждое слово отдавало в затылке неприятным звоном: — Идем, чужак. Бери своего напарника, пока он не свихнулся, и в путь. Теперь, когда ты меня понимаешь, запомни простое правило: не обращайся ни к кому первым. Это для твоего же блага. Бросив короткий взгляд на ополоумевшего Адана, Трэвину всё же хватило дерзости спросить: — Зачем мы вам? Зачем спасать нас? Дрэтос на мгновенье задумался и ответил лаконично: — Эрани ждут. И, видя, что человек пытается ещё что-то спросить, тут же добавил: — Когда поешь и доберешься до КатʼИталь, тогда и поговорим. Иди, или ты замерзнешь, чинн. Трэвин раскрыл было рот, но тут же стушевался под взглядом дрэтоса и молча повиновался, следуя за своими спасителями. Он оглянулся лишь раз, силясь различить в темноте отставшего Талаша. Иерарх смотрел на прояснившееся небо, беззвучно шепча равнодушным холодным светилам: — Эрани... Звездные алькор. Я знаю, вы слышите нас. Чувствуете то же, что и мы. Нашу боль, отчаянье. И раскаяние. Наш союз был разорван, но, клянусь, сталью и кровью мы искупим наше святотатство.