Академия искусств

Пенни подскочила от того, что прямо над ухом заиграла труба. Девушка резко распахнула глаза и нечаянно заехала Катерин в лоб кулаком, рефлекторно вставая в боевую стойку. — Эй, ты чего? Я же не Пеппер! — Ой, прости. Рефлексы. Что за труба? — Нас всегда так будят. Вон колонка. — Катерин указала пальцем в угол комнаты. Колонка осталась незамеченной из-за цвета: такая же персиковая, как и всё вокруг. — Одевайся и вперёд. У нас сегодня трудный день. Понедельник, однако. — Катерин рассмеялась. Она уже была в форме, которая ей совсем не шла. Волосы брюнетка стянула в шишковатый, из-за кучи колтунов, хвост, отчего её волосы казались ещё грязнее и сверкали жирным блеском. Линн опять куда-то запропастилась, но Пенни было не до неё. Она принялась натягивать на себя форму, даже не умывшись. Вчера она узнала, что ванна у них была общая ещё с толпой девочек, и находилась в правом крыле этого коридора. Здесь было около дюжины комнат, по три-четыре девочки в каждой. Так что пробиться на помывку было непросто. И сейчас Пенни не стала утруждать себя утренними процедурами. Просто оделась. Она потянулась к волосам, решая, что с ними делать. Видимо, с длинной всё-таки был перебор. Они тянулись до пояса. — Заплести? Я неплохо натренировалась на Линн, — предложила Катерин. — Давай. Сейчас, резинку найду… — Пенни полезла было в шкаф, но брюнетка быстро сказала: — Мелкие вещи лежат в тумбочке. И правда. Резинки, заколки, невидимки и прочая ерунда обнаружились в отдельной шкатулке, лежащей на полочке тумбочки. Пенни вытащила одну, что поприличнее, и протянула Катерин, вместе с расчёской. — Так, я осторожно… — И вдруг Пенни вспомнила, что говорил профессор. Нельзя, чтобы к её волосам прикасались! Он же перестанут чувствоваться! Девушка шарахнулась от Катерин. — Я… это… Сама! — Вчера в душе она об этом не думала, но мылись девушки в отдельных закрытых кабинках. А сейчас… — Как знаешь, — Катерин прищурилась. Видимо, поведение Пенни показалось ей подозрительным. Та же немедленно полезла в тумбочку, ища свои перчатки. С каждой перевёрнутой вещью, внутри словно накапливался студень. Нет… Нету… Нет… Кодекс пропал! Перчатки исчезли! Кто-то их украл… Зато она нашла другие перчатки. Сиреневые, в тон форме. Она натянула их. Катерин удивлённо наблюдала за её попытками что-то отыскать. Но как только новая соседка поднялась, то сделала вид, что не рассматривала её. Чёрт, кто она? Агенты, разумеется, умеют прикидываться, но зачем? От дел Кати давно отошла. И ничего за ней не числится. Пенни посмотрела на кольцо и тихонько шепнула: — Заплети меня! Она понимала, что это просто глупо, но колечко послушалось. Волосы стянула резинка, собрав их в хвост. Катерин ничего не заметила, только подивилась, как Адель удалось так быстро завязать волосы. — Ну что, идём? — усмехнулась она, подхватывая сумку. — А где Линн? — Она всегда встаёт спозаранку. И уже ушла в класс. Мы учимся на художественном факультете, я на втором, ты на первом курсе. Есть ещё театральный, музыкальный, танцевальный и «фигуральный». На последнем учат лепить всякие безделушки, создают фигурки и т.д. Странно, что тебя именно сюда засунули. — Это ещё почему? — Ты рисовать не умеешь. И петь тоже. А ещё ты во сне разговариваешь. — Оу… Правда? — Ага. Всё просила Брейна присмотреть за дядей. Что за Брейн? — Это… ммм… мой двоюродный брат. У моих родителей у обоих братья, и Брейн — родной папин племянник. Мой дядя, мамин брат, он болен, моим родителям некогда, а Брейн — будущий медик и он ставит дяде уколы. Но дядя частенько забывается, он не в себе, и всё пытается сбежать. Раньше я за ним приглядывала, в свободное время, а теперь не могу. А Брейн… — Стой, стой! Всё в кучу свалила, я никак не разберусь! — Дядя — болен, Брейн — мой двоюродный брат, медик, я просила его внимательно присматривать за дядей, чтобы тот не сбежал. — Нифига у вас там страсти. — А с чего ты взяла, что я рисовать не умею? — Так это же очевидно. Мы с Линн пропадаем в мастерской, особенно она, потому что художник должен совершенствоваться постоянно. А ты только и делаешь, что озираешься и словно всё глазами фотографируешь. — У тебя… хм… очень меткий глаз. — В летящую монетку из пистолета попадаю, — похвасталась Катерин, ожесточённо лохматя волосы на макушке, растрепав весь хвост. — Ты бы их помыла, — осторожно заметила Пенни, боясь, что рано или поздно у черноволосой заведутся вши. — Редко хожу в ванную. Стараюсь на глаза людям не попадаться. Они шли по коридору, мимо них сновали школьники, что-то бормоча, один раз даже пронёсся парень с небольшим вытянутым футляром прямоугольной формы. Он так спешил, что чуть не рассыпал кучку нотных листов, один из которых всё-таки вылетел и Пенни, довольно ловко, его поймала. Паренёк даже не поблагодарил. Он вообще не заметил, что потерял страницу, а найти его в прибывающем потоке людей не представлялось возможным. Пенни решила, что отдаст листочек позже и, аккуратно сложив его, засунула в сумку. В столовке было шумно и торопливо. Кто-то на кого-то рявкал, некоторые спали, многие что-то черкали в тетрадках, неторопливо поедая кашу. Пенни её терпеть не могла и брезгливо морщилась, глядя на эту… массу. Но в данной обстановке выбирать не приходилось. Это не дядюшкина кухня, где можно приготовить почти любую вкусняшку. Но смотря на то, с каким аппетитом уплетает завтрак Кати… Пенни стало просто стыдно за свои капризы. Вряд ли в «ПСИХ» была сладкая жизнь. Катерин наверняка безумно рада, что свалила оттуда. Но интересно… Сколько на её совести сломанных судеб? С виду совсем юная, непорочная, пусть и усталая девушка. Пенни прониклась к ней сочувствием. — Адель, ты чего это? Сейчас разревёшься и кашу пересолишь. Ешь давай. У тебя сложный день. Сложный. Это было мягко сказано. Первый урок-пара был полностью посвящён истории импрессионизма. Уже на первых же десяти минутах, Пенни хотелось выть. Больше она никогда не скажет, что у художников всё легко и просто! И жаловаться на свою шпионскую жизнь — тоже! А ведь это ещё и конспектировать надо. Эх, был бы здесь кодекс, она бы всё на диктофон записывала. А так пишешь, пока руки не отвалятся и так полтора часа. Следующей парой было черчение. Руки, привыкшие бить злодеев, обезвреживать бомбы и драться с Талоном, никак не могли нормально начертить какую-то несложную деталь. К тому же Пенни путалась в размерной сетке, циркуль всё время соскальзывал, и рисовалось всё на мольбертах. Как же она завидовала сидящим здесь ребятам! Их всех отобрали из-за их способностей и, хотя они и были первокурсниками, у них всё получалось ловко и красиво. Как жаль, что Катерин и Линн учатся на втором курсе! Пенни это совсем не понравилось, но к чёрту прикрытие, если она попытается сидеть на парах не со своим курсом! Её же с треском выгонят. В общем, спустя час и двадцать минут, Пенни сдала кривую работу, с плохо стертыми лишними линиями. Кое-кто из курса, мельком взглянув на неё, гаденько захихикал, остальные просто посматривали с высокомерием. Пенни выдохнула. Если бы они встретились на «ковре», то она бы всех этих художничков уложила баиньки! И гаденько бы смеялась. На следующей паре спрашивали домашнее задание. И Пенни получила двойку, хотя и была новенькой. Она вдрызг поругалась с учителем — бородатым и худощавым — и была удалена из аудитории. Это её не собо расстроило. Она побежала искать аудиторию, в которой находились её «подопечные». Но тем было не до неё. У них был урок пейзажа, проходящий в парке, а Пенни просто не выпустили из здания, вежливо посоветовав не прогуливать. Девушка поняла, насколько сегодня всё безнадёжно и посмотрела расписание, висящее на втором этаже в холле. Следующая её пара — практика! Будут что-то рисовать. Ой плохо. Очень плохо! Лучше бы её на лепку отдали! Или на танцы! Это же почти как битвы. Ну или на худой конец в хор! Какая разница, курсы-то всё равно разные! И приглядывать за ребятами постоянно она не в силах. От безысходности и собственного бессилия, Пенни прислонилась лбом к расписанию, медленно уезжая на туфельках назад. В какой-то момент, девушка не рассчитала, когда надо встать на ноги и полетела вниз лицом. Не успев ничего придумать, Пенни оказалась пойманной. Кто-то подложил руку ей под живот и она рухнула на неё. Было довольно больно. Рука осторожно подняла её. — Ну, я конечно красавчик, но падать ниц передо мной не стоит. Насколько знаком ей этот самоуверенный голос! Пенни резко отскочила, готовая сильно ударить Талона… Вот только это был не он. Белокурый, голубоглазый, с ослепительной улыбкой, белой, слегка загорелой кожей, и чемоданом. Пенни остыла и слегка растерялась. — Коль уж ты мне встретилась, не проводишь к директору? — ещё ослепительнее улыбнулся парень. — Охранник не совсем понятно объяснил. — Что? Ах, да, конечно. Кажется… сюда? Пенни замерла. Она точно знала, что кабинет директора на третьем этаже, а вот где точно… Но, как ни странно, на довольно скоро нашла нужную дверь, из которой совсем недавно вышла сама. — О, премного благодарен! Тебя как зовут-то? — Меня?! Ой. Адель. Меня зовут Адель МакЛейн. — А я Роджер Уолесс. До встречи, крошка. Он отсалютовал и вошёл в кабинет. А щёчки Пенни залил предательский румянец. Какой же Роджер… обходительный! Милый и помог ей, не то, что Талон, который сам подставит подножку ещё и посмеётся. Ух, бесячее создание! Почти до звонка Пенни искала аудиторию, в которой пройдёт следующее занятие. Со звонком, оттуда не высыпала горсть учеников, а наоборот, донеслись стоны и крики, что он не успел. Из-за двери пахло краской, холстами и чем-то ещё. Персиками, что ли? Возможно, в красе были какие-то ароматизаторы. Ученики вышли почти со звонком на следующую пару. Взволнованные, о чём-то стенающие, или наоборот, жутко собой довольные. Среди них, Пенни заметила ссорящихся вчера близняшек. Те, едва её завидев, поспешили укрыться в потоке учеников. На лбу у обеих красовались небольшие шишки, тщетно замазанные тоналкой и покрытые чудовищным слоем пудры. Зайдя, Пенни немало удивилась. Комната представляла собой большое помещение, полностью заляпанное краской. В воздухе витали различные запахи, от которых болела голова. Из-за школьной доски показалась чья-то голова в противогазе. Учитывая количество ароматов, Пенни тоже очень захотелось его надеть. Но учитель пооткрывал окна и глухо, всё также не снимая противогаза, рявкнул: — Костюмы надеть! Краски взять! За моль-берты! — именно раздельно. — Новенькой место и костюм выдать! Как по-военному! Пенни даже понравилось. Она вытянулась в струнку и шутливо отдала честь. Было непонятно, нахмурился или улыбнулся учитель, противогаз не позволял. Однокурсники смотрели, как на дуру, девушка даже смутилась, и принялась запихиваться в широченный хлопковый комбинезон, застёгивающийся на животе. Когда-то персиковый и целый, теперь на нём была дыра на подмышке, и естественный цвет почти полностью скрылся за пятнами, разводами, и мазками красок. На руки все надели перчатки, волосы собрали под шапочки, а на лицо надели медицинские маски. Пенни почувствовала себя врачом перед операцией. — Рисуем что хотим! Раз-два, начали! Художники, рассевшиеся за мольберты, тут же похватали карандаши. Кто-то сразу что-то начал легко выводить на холсте, некоторые грызли карандаши сквозь маски, а кто-то мечтательно уставился в окно. Пенни смотрела на холст, карандаш в своих руках, и едва сдерживала обречённый вздох. Эх, не выйдет из неё художника. «Да тебе и не надо им быть! Главное, не вылететь отсюда и защищать ребят по мере возможностей!» Девушка выдохнула и принялась несмело рисовать. К концу дня она была настолько измотана, настолько болели руки, что она даже не пошла на ужин. Катерин принесла ей булочку и яблоко, даже кусок мясного рулета стащила. Пенни покидала в себя все вкусняхи, переоделась, сонно поблагодарила Катерин за всё и отрубилась. Кто бы мог подумать, что у художников такая сложная жизнь! Подумав, что это только первый день, у Пенни даже во сне навернулись слёзы отчаяния.