starboy.

За всю последующую неделю мы подготовились, довольно-таки, сносно. Я кое-как привыкла к язвительной манере Германа. Уже не было какого-то недопонимания между нами. Он приглашал меня пару раз в кафе и там мы понемногу узнавали друг о друге. Получилось так, что мы проводили вместе весь день и даже вечером, перед тем, как лечь спать, я по привычке что-то бубнила под нос… В день выступления я выпила шесть таблеток слабо действующего успокоительного. Знаю, что нельзя, но при малейшем упоминании о шоу я начинала трястись. За весь путь на троллейбусе к концертному залу меня спросили о моём самочувствии раз десять. И это меня действительно пугало… Я надела бордовое короткое платье с большим V-образным вырезом спереди. Пока над моим лицом и волосами орудовали стилисты, я просто закрыла глаза и уснула. Если бы не надо было красить ресницы — так бы и осталась тут до вечера. Я ещё не отошла ото сна, а меня уже выгнали с насиженного места. Я зевала во весь рот, перед глазами плыло. И тут, как по взмаху волшебной палочки, рядом возник мой друг и протянул пластиковый стаканчик. — Все в порядке? — он рассматривал меня с нескрываемым волнением. — Нет. Жду нашего номера и уезжаю домой. — Эй, мы же договаривались, что если останемся в шоу — пойдём выпить. — О Боже… Все ты помнишь. Давай сюда кофе. — я сделала глоток и сморщилась. — Куда ты сахар дел? В себя? — Зачем он мне, я итак сладенький. — Жаль, что нельзя кусочек оторвать и в этот горький кофе бросить. — Можешь… — Томероса перебил редактор. — Ребят, Вы скоро выступаете. Будьте готовы и ждите за кулисами. Мы оставили стаканчики и пошли ближе к сцене. Герман, по дороге, все зеркала собрал. Только убедившись в том, что он хорошо выглядит в рубашке нараспашку и в зауженных джинсах, потащил меня к самой сцене. — Как тебе мои слипоны? — он притопнул. — Больно, наверно. — слипоны, отделанные чёрной кожей были одеты на голую ногу. Я бы давно тут по полу каталась от кровавых мозолей. — Стерплю.- подмигнул и мы услышали наши фамилии. Он попрощался и пошёл на другой конец сцены. Свет на сцене потух и включился через пару мгновений. Чуть позже заиграла наша мелодия. Мы идём медленно с разных концов сцены навстречу друг другу. Не спеша, прожигая друг друга взглядом. Встречаемся, но я встаю к нему спиной. Парень медленно, но властно кладет ладонь мне на бедро и ведёт рукой вверх, задирая рюши. Когда его ладонь доходит до талии — обхватывает меня второй рукой и крутит. Я поднимаю руки вверх, образуя кистями букву О. Перемещаю одну руку ему на плечо, вторую он берет в свою ладонь и ведёт в танце. Разворачиваюсь и он подсаживает меня к себе на бедро согнутой ноги. Легко соскальзываю, а он, очертив мою талию рукой, склоняется передо мною на колено. Приподнимаю его за подбородок и снова мы сливаемся в танце. В прямом смысле. Я чувствую, как он повторяет мои движения. Только сзади, на расстоянии не более пяти сантиметров. Я чувствую его горячее дыхание затылком и набираю в грудь побольше воздуха. Наклоняюсь, чувствуя его ладонь, которая ощупывает каждый позвонок. Этот парень никогда не гладит против шерсти. Снова крутит и ловит меня за запястье, прижимая к себе. Нагибается к полу вместе со мной, заставляя прогнуться в спине и возвращает в привычное положение. Я смотрю ему в глаза доли секунды и про себя усмехаюсь. Он не на шутку разгорячился. Скольжу ладонью по его шее и медленно, но чётко веду руку вниз, по его торсу, животу. До середины бедра и тут же прочерчиваю обратный путь, задирая белую майку. Его глаза в этот момент были как самая тёмная северная ночь. Он прижал меня к себе за затылок, чуть оттягивая копну волос и повёл дальше. Сложные комбинации. Сложные для ватных ног. Снова поворот и Герман опять усаживает меня на согнутое колено, лицом к нему. Я выгибаюсь, а парень зарывается лицом в моё солнечное сплетение, распространяя эту магическую пыльцу вокруг нас. Вздрагиваю и тут же выпрямляюсь, встаю на ноги. Разворачиваю его спиной к себе и рву эту ненавистную майку. Он бережно обхватывает мою талию и одной рукой медленно опускает мое податливое тело на пол. Я играю ножками, поочередно их сгибая, призывно разглядывая его. Парень встаёт надо мной, снимая порванную вещь и рубашку, сразу бросает их на пол. Подаёт мне руку, помогая встать. Тут же отпускает и манит пальцем к себе, а я как завороженная иду. Оглаживаю его плечо, наши лица так близко и мы почти касаемся губами, но музыка заканчивается. Парень все еще смотрит на меня. Глаза в глаза. От его взгляда мне стало не по себе. Мурашки атаковали тело и если бы эти камеры были для макросъемки — они бы запечатлели моё фиаско на фоне этих игрищ. В самую пору выйти на середину поля, отозвать свою армию феминисток и мужененавистниц, достать из-за спины палку, накинуть на неё свои белые трусики и размахивать ею из стороны в сторону. В знак капитуляции, разумеется. Вот, жюри высказывают своё мнение, а я снова смотрю на своего партнёра, который стоит совсем рядом. Его словно подменили. Все тот же надменный тип. Когда Франко, один из членов жюри, сказал, что это было горячо и ему необходим перекур, я взглянула на Германа, чтобы увидеть его реакцию и встретилась с ним взглядом. Зрачки на пару мгновений заполнили собой все пространство, он подмигнул мне и отвернулся к судьям. Что же заставляет человека так быстро меняться? Прицел камер или внутренняя червоточина?