without exit

Время не идёт, оно бежит, как люди которые пытаются поймать нужную маршрутку или влезть в вагон поезда, как дети, которые бегут в школу, к знаниям, как люди которые бегут, чтобы прожить свою глупую, никчемную жизнь, не понимая, что торопиться им уже некуда и незачем. Так и жизнь Сонхвы, кажется, она уже обречена. Внутри него всё также много «почему» и «зачем», что путаются в нём, как клубки с нитками. Ему 18, ответов на свои вопросы Ли так и не нашёл, да и не пытается уже, у него даже нет необходимости это делать — нет смысла. Кто-то мечтает закончить учёбу, поступить в высшее учебное заведение, прожить лучшие студенческие годы там, встретить кого-то, кто зовется любовью (для Сонхвы она была бы первой) и вроде как радоваться жизни. Люди так сильно спешат жить, что упускают лучшие мгновения своей жизни, оставляя их незамеченными. Может это и правильно, ведь как много всего хочется сделать, да побыстрее, потому что кажется, что потом уж шанса не будет никакого. Сонхва не такой, он не вписывается не в один из перечисленных пунктов — он уникальный. Он не спешит жить, потому что его жизнь внезапно превратилась в самую бесполезную штуку в этом мире, у него нет друзей, а для учёбы не хватало знаний, хотя в детстве он так хотел поступить в высшее учебное заведение, что бы заниматься тем, что ему действительно интересно — писать музыку, накладывать на неё слова, затрагивать сердца слушателей. Ведь он так обещал своей маме. Все мечты канули в бездну и сгорели, оставляя после себя горечь догоревшего пепла. Спешить ему незачем, никто не ждёт, идти не к кому, нет никого, идти некуда. Это замкнутый круг, это как чёрная дыра, которая заставляет забыться и уйти глубоко на дно, где всё то же одиночество, длинной в бесконечность. У него и правда нет никаких шансов, да он больше и не борется. Он уверен, мама уж точно не гордится своим сыном, только негодует и переживает очень, как и все мамы на свете. Сонхва отдал бы всё, чтоб услышать её родной голос, попросить совета и встать с колен, чтобы продолжить свой путь, чтоб в конце-концов выстоять и выгрызти место в этом мире для себя; по-другому никак. Сонхва всей душой не хочет сдаваться, он бы даже хотел жить, вот только смысла уже не видит, и это мешает, более того усложняет всё в 100 крат. На улице ноябрь, холодная осень, которую совсем скоро сменит не более холодная суровая зима. Температура воздуха -5 по Цельсию, и парню холодно очень, ведь на нём чёрные джинсы, местами изодранные и поношенные, вязанный свитер цвета морской волны, лёгкое пальто, которое не согревает вообще и старые кеды, которые промокли давно уже: на улице неделю шли  непрекращающиеся дожди. Сонхва пытается согреться, но всё четно, кажется и тут ему уже никто не поможет, он на это лишь усмехается. Ли полностью промерз, кончики его пальцев заледенели, но тот упрямо сжимает их в кулаки, чтобы не быть слабым хотя бы сейчас. На ресницах застыли капельки воды, которые периодически капают с неба, а щеки жжет от пронизывающего ноябрьского ветра, ему мокро, грязно и противно, в первую очередь за себя, за то, что такой слабый, и что обещаний не держит, да и вряд ли уже сможет. Ему 18, он больше не живёт в том месте, что называется детдомом, который он никогда бы и не назвал домом, ни при каких условиях. Когда он достиг этого самого возраста, воспитательницы в попыхах вручили ему этот самый свитер и несколько тысяч вон, как бы на личные расходы и еду, помахали ручкой, желая успехов в личной жизни, и дверь этого прогнившего места со скрипом закрылась за его спиной навсегда. Ли больше не вернется сюда, и эта мысль заставила поднять уголки губ в какой-то обреченно-счастливой улыбке. Теперь он свободен от этого всего, только вот счастлив он не был совсем. Свитер тёплый, вот только носить его не приятно, но Ли не такой уж принципиальный и гордый, он больше не такой. Жизнь переучила, заставляя учиться заново. Что делать дальше Сонхва не знал, денег хватило только на проезд до ближайшего города, которым и был Сеул, его родной и любимый, где и было всё его детство, где была вся его жизнь, тогда была. Выйдя с поезда, Ли первым делом пошёл домой туда, где были прожиты его лучшие года. Сонхва долго ходил вокруг дома, осматривался, вспоминал и пытался прочувствовать всё вновь, проводя кончиками пальцев по детской горке, где когда-то разбил лоб, после чего мама долго успокаивала мальчишку, говоря, что настоящие мужчины не плачут. Сейчас Сонхва улыбается, все ещё храня тёплые воспоминания в своей памяти. Далее, медленной походкой приближается к карусели, большой и синей, на которой они когда-то катались все вместе: он, мама и папа. Наверно он был бы готов провести остаток своей жизни, как бы доживая своё прошлое здесь, в том месте, где и было всё самое лучшее, связанное с ним и его семьёй. И Ли никогда не признается даже себе, что весь день проторчал в этом самом месте, разъяренно утирая рукавом своего пальто обжигающие слёзы, что жгли кожу неимоверно, вот только болели не только щёки, но и грудную клетку жгло не меньше. Подняться на свой этаж он так и не сумел, да и не смог, везде стоит охрана, так что ему даже повезло, что он хотя бы смог пробраться на закрытую территорию. На улице холодный декабрь, а в наушниках Сонхвы грустные песни, что сменяют друг друга, ему холодно, а ещё он безумно хочет есть. На улицах уже поздняя ночь, и улицы опустели, время близится к полуночи, лишь изредка ходят практически пустые автобусы, давая возможность ночным трудягам попасть домой. Сонхве никуда не надо, да и дома у него нет, лишь маленькая комнатка, которую он снимает у безумно приятной тетушки. Ли думает, что с ней ему уж точно повезло, потому что она его приютила без всяких документов, таким несчастным, потрепанным жизнью, наверно ничего не стоящим, она приняла его, и Сонхва слишком благодарен ей. Сегодня ему не надо домой, по-крайней мере пока, сейчас ему надо в клуб на работу. Парень не то, чтобы любит думать, он пожалуй ненавидит это больше всего, но потоки мыслей никогда не останавливаются, они будто сковали горло, и Ли задыхается. Он и правда не может дышать, сделать вдох полной грудью. Каждый день проходит в страхе умереть вот так вот по-глупому и сойти с ума окончательно. Он устал от этого. Вывеска клуба горит яркой неоновой вывеской, привлекая людей своей яркостью и изящностью, особенно тех, кто в ночное время любит хорошенько поразвлечься. Сам Ли к таким не относится, хотя бы потому что интерес к жизни отбит напрочь, это для него лишь заработок, ничего личного. Работа не для стеснительных, для тех кому нужны деньги быстро и много, платили прилично, парень не жаловался. Всё, что надо было делать это танцевать, часто и в его работу входило также удовлетворение клиентов, но он был не готов к такому и, к счастью, всё играло ему на руку. Его ещё никогда не заказывали, и он рад. Работа точно не для него, Сонхва знает, но живёт по принципу «хочешь жить, умей вертеться». Только кажется, что Сонхва только и делает, что прогибается под этот мир, а не живёт по своему устоявшемуся принципу. Врать себе тоже входит в его обязанности.  Перед танцем, он всегда выпивает бокал крепкого  коньяка, чтобы заглушить всё: стыд, стеснение, грусть и депрессию, чтобы вообще не чувствовать. Алкоголь спасает, нет, он не пьянеет, он забывается, отсчитывая буквально секунды до конца выступления, чтобы приползти домой на рассвете, смыть с себя весь этот позор и лечь на свою постель, уткнувшись носом в подушку, и забыться снова, только вот не от алкоголя больше, а от ужасной усталости и недосыпа. Сегодня Сонхва ничего не ел, но сегодня он слишком смелый, раз уж пьет две стопки виски подряд, ничем не закусывая, а потом берет открытую бутылку шампанского, оставленную кем-то в гримерке и пьёт с горла, теряясь где-то в своих мыслях снова. В глазах темнеет, а голова начинает идти кругом, но Ли держится, держится изо всех сил, цепляясь пальцами за ближайший стол с большим разнообразием косметики, стараясь удержать равновесие и не упасть окончательно — получается неплохо. Через несколько минут его отпускает, и он дышит глубоко, краем уха чувствуя, как всё трясется от громких битов музыки, и ждёт свою очередь и заработанные деньги. Во время своего выступления его жутко тошнит и он даже знает почему, зато страха нет, вот только чей-то взгляд он отчётливо чувствует на себе. Сонхва думает показалось и продолжает танцевать, вот только, повернув голову вправо, он сталкивается взглядом, с ним. Ли мило улыбается ему, думая, что показалось, ведь не верит в судьбу, да и алкоголь знатно даёт о себе знать. Его шатает немного, но зрители завороженно смотрят, похотливыми взглядами буквально пожирая черноволосого парня, Ли давит в себе порыв. Вот только он запомнил тот взгляд, абсолютно нечитаемых, казалось бы равнодушных глаз, вот только в том самом взгляде Сонхва не видел презрения, секунды хватило на то, чтоб разглядеть жалость, жалость именно к нему. Кажется, Сонхва где-то видел это уже. «Мы обязательно встретимся вновь». Музыка заканчивает играть, но по телу всё ещё пульсация, а в висках отдается бешенное сердцебиение, именно сейчас он забывается. Парень сбегает со сцены и мчится по длинному к чёрному выходу, чтоб вдохнуть спасительного воздуха. Иначе он умрет по-глупому так, как ему часто снится. Железная дверь поддаётся не сразу, но после того, как закрывается, Сонхва падает коленями на землю и заходится в жутком приступе, его выворачивает несколько раз, а слёзы сами стекают по лицу, полностью застилая глаза. Он дрожит от холода и дышит через рот. Ему плевать, ведь он сидит весь в своей блевотине, его спина полностью мокрая, а костяшки разбиты, ведь от злости на себя, он несколько раз, со всей силы ударил в кирпичную стену. Сейчас просто хочется покурить, но у Сонхвы нет сигарет, да и больше он экспериментировать не желает. Желудок разрывает жгучей болью, и сейчас умереть вот так вот не кажется ему глупым. Даже если Ли не выявляет никакого желания к жизни, если его голова полна лишь депрессивными мыслями и даже, если он не знает, что ему делать сейчас, дальше — Сонхва всё ещё хочет жить. Он хотел бы этого очень сильно, а больше всего парень хотел забыть всё и начать заново, по-новому. Спустя несколько минут Ли начинает истерично смеяться, подтянув колени к себе, а потом успокаивается и шепчет в пустоту короткое «за что» с тяжелым выдохом. Сонхва как безжизненная кукла, его глаза пустые, там нет жизни, там нет ничего, они лишь смотрят куда-то туда, вдаль, а руки и ноги его не слушаются. Он пытается встать раз за разом, вот только все попытки не венчаются успехом, он падает вновь и вновь. Ли думает, что если ему будет дан ещё один шанс, чтобы выжить, то все тело завтра будет болеть. Единственное, что он знает точно, себе он шанса не даст больше никогда. Колени жгут, а ветер холодными, пронизывающими потоками окутывает и так неживое тело. Сонхва поднимает глаза в небо и смотрит, долго подбирает слова, а когда решается заговорить, на его щеку падает одинокая капелька воды, наверно дождь пойдет, думает он. — Мам, знаешь, — он собирается с мыслями, вытаскивая всё наружу, — Пап, а я вас люблю. — Сонхва улыбается, но снова надломано, и маска трещит по швам, показывая настоящее, истинное лицо парня. — Мне правда очень жаль, что я не смог. Простите меня, — голос дрожит, но он не позволяет себе заплакать, больно впиваясь отросшими ногтями в кожу, закусывая губу. — Я вот по вам очень скучаю, а вы? — Он срывается на всхлип и закрывает глаза, чувствуя как силы постепенно покидают его. — Вы уж сильно не разочаровывайтесь во мне, я, — он молчит просто так, слушая своё сердцебиение, — скоро буду дома, с вами. Только дождитесь меня, ладно? Ли открывает глаза, и теперь ему не холодно, он уже как-то привык, ему всё ещё режет грудную клетку, будто там горит пожар и сейчас он сожжёт все на своем пути. Сонхву тошнит вновь, и от этого боль проходит по всему телу, он больше не плачет, а издаёт тихие и приглушённые звуки, похожие на хрип. Ли чувствует чьи-то тёплые руки на своих плечах, а секундами позже тёплую куртку. Он думает, что ему показалось вновь, но случайности отнюдь не случайны. Кто-то притягивает его к себе, даря частичку своего тепла, и это так трогательно, что у Сонхвы щемит сердце, и он рыдает навзрыд, будто всё, что он держал в себе за эти несколько лет, сейчас выльется наружу. Этот кто-то нежно гладит по спине и говорит успокаивающее слова, но Сонхве ничего не слышит. На улице по прежнему холодный декабрь, и Сонхва тихо шепчет: — Я вновь испачкал твои вещи, да? — чтобы секундой позже сказать «прости» и закрыть глаза. Сонхва помнит, что в этот раз его улыбка была настоящая и теплая, впервые за всё время их встреч. Тогда, Кисок слышал практически всё, и тогда он плакал тоже, вместе с Сонхвой и зимним, совсем не свойственным этой поре года, дождем. Чон Кисок знает наперёд, что в третий раз Сонхву он уж точно не отпустит, он найдет его везде.