Скоростной Зверь

Левони не решается войти, мнется у двери и пару раз порывается уйти, но, когда слышит голос Джека Китчена, встает у двери штыком, словно бы проткнутая вдоль позвоночника насквозь. — Ну кто там, черт возьми, скребется под дверью, как мышь?! — у Джека веселый, но раздраженный голос, будто секунду назад он рассказывал шутку старому другу, а сейчас вынужден прерваться ради очередной фанатки. Левони готова упасть в обморок, дрожащими руками тянется к дверной ручке и осторожно обхватывает ее влажной от пота ладонью. Кровь стынет в венах, Левони прощается с жизнью и карьерой писателя, закрывает глаза, считает до трех — дверь, кажется, открывается мучительно долго: слышен скрип этих смазанных на сто раз петель, шелест ветра шуршит в ушах, ноздри раздуваются, и в них бьет аромат мужского парфюма и виски. Левони делает шаг вперед, внутрь, и замирает на пороге, во все глаза смотря на Джека, как на произведение искусства. Джек Китчен: он высок, и даже сидячее положение не может упрятать исполинского роста, его плечи широки, а бородка на скулах и под носом и вправду очаровательна — Левони убирает руки в карманы и дышит так часто, что ей кажется, будто стекла очков сейчас напрочь запотеют, став белыми, как мука. — Левони? Левони Тэйтон? — Джек привстает, и Левони беглым взглядом пытается оценить обстановку в кабинете: это лишь малая часть — дальше идет какой-то архив, стеллажи с документами и разноцветными папками стоят рядами, не видно, что находится за ними. Левони осматривает стол — на нем лежит "Скоростной зверь", и теперь уже не до шуток — дыхание реально сбито к чертям, Тэйтон и рада, и хочет удавиться одновременно. Джек протягивает ей руку: — Очень рад, миссис Тэйтон, очень рад! — Мисс, — не сразу, но, спохватившись, поправляет его Левони. Джек заразительно раскатисто смеется. — Тогда просто Тэйтон, ты не против? Чудно! — он падает обратно в кресло и жестом руки приглашает Левони присесть напротив, что она и делает, с горем пополам переставляя ноги. Тело каменеет, становится каким-то безжизненным, и даже харизма Джека не способна разрядить обстановку. — О чем Вы хотели поговорить, мистер Китчен? — почтительно спрашивает она, даже не пытаясь закинуть ногу на ногу для удобства: сидит Левони с прямой спиной, сложа руки на коленях, как монахиня, и тихо-мирно плачет внутри от несгибаемого мандража, бьющего в кровь снова и снова. — О, не стоит, Тэйтон, просто Джек, просто Джек, — он достает из ящика два бокала и разливает по ним виски. Пахнет алкоголем, Левони непроизвольно морщится, но Китчен этого не замечает: подставляет один стакан к ней и смотрит прямо в глаза. Левони не понимает, чего от нее хотят, и, когда Джек, кивнув на стакан, снова смотрит в ее глаза, держа в руках свой, спохватывается: — Ох, ох, простите! Я... Отвлеклась!.. Она неуверенно берет стакан и подносит его к губам. — Да ничего, я понимаю, ты волнуешься, и все такое... Стой, не пей залпом! — но Левони опрокидывает стопку виски в себя, как будто это виноградный сок, и понимает, что горло начинает драть. Левони не любитель алкоголя, разве что женского, абсолютно легкого — мохито, шампанское, вино... Виски, коньяк, эль — все это с совершеннолетия для Левони закрыто в черном ящике, где и валяется сейчас бывший муж: нельзя, значит — нельзя. И сейчас у Тэйтон все в горле жжется, глаза лезут на лоб от крепости виски, и кажется, что печень разъедает изнутри от этого горячего ядовитого алкоголя. Джек снова смеется. — У Вас не найдется... — Левони тяжело дышит, глаза ее слезятся, и она понимает, что выглядит, как полная дура, которая даже не умеет пить. — Стакана воды?.. — она обмахивается веером пальцев, пока Джек смеется, а затем он, посерьезнев на секунду, громко зовет кого-то, обернувшись назад, к стеллажам: — Коли-и-ин, плесни водички старому другу! Левони держится за горло, а Джек попутно пытается начать разговор: — Ты не волнуйся так, Тэйт, неужели впервые пьешь виски? — Левони закатывает глаза с кивком. Джек снова смеется, и его усишки смеются вместе с ним. — Так и знал, видно сразу! А почему не пьешь? Не любишь? Или ты только по части вин и котов? — Левони даже становится обидно, и она пучит глаза с оскорбленностью, но Джек примирительно поднимает руки, хохоча. — Я пошутил, пошутил... Левони задыхается, жжение в горле и не думает спадать, а жар по телу расползается так стремительно, что Левони начинает беспокоиться за свою адекватность. — Вот вода, Джеки, — на стол прямо перед Левони ставят прозрачный длинный стакан, доверху, до краев наполненный водой — Левони плевать, кто принес, почему и зачем, она просто опустошает бедный стакан залпом и, блаженно тяжело дыша, откидывается на спинку стула и вытирает влажные губы рукой. На нее, разинув глаза, смотрят от изумления. — Я же просил не называть меня так, — притворно сердито говорит Джек и обращается к Левони. — Тэйтон, тебе полегче? Прости, что с порога залил виски: думал, что ты не прочь выпить... — Я не прочь... — прочищая горло кашлем и не открывая глаз, говорит Левони. Ее дыхание тяжело и забавно, она даже успевает хрипеть. — Но с утра обычно не пью... — А когда пьете? — Левони уже хочет ответить на вопрос, как вдруг понимает, что это не голос Джека. Она с подозрением выпрямляется, потихоньку открывает глаза, но не может их сдержать — лезут на лоб от удивления, шока и изумления: за спиной Китчена стоит он, высокий и по-ирландски обаятельный — его брови сдвинуты на лбу, а недельная щетина переливается на солнце. Левони хочет перекреститься, но потом думает, что не стоит усугублять свой провал. Колин улыбается приветливо, кажется, он рад новому знакомому, и Левони в неловкой паузе мнется, не решаясь спросить или дать ответ. — Тэйтон? — Джек хлопает в ладони перед ее лицом, и только тогда она отмирает: и ее горящий глаз замечает не только сам Фаррелл, Китчен коварно сверкает глазами. — Вот об этом я и хотел поговорить, — он разворачивается к Колину лицом на стуле и окидывает его свободным жестом руки. — Как тебе? — на полном серьезе спрашивает он. Левони теряется, не знает, что сказать, и все слова у нее сейчас застревают в глотке, как кость от рыбы, а к ушам подкатывает краска, ровно так же, как и к щекам. Тэйтон волнуется, и это видно невооруженным глазом — что можно сказать о мужчине, который идеален? Левони, конечно, не фанатка Фаррелла от слова "совсем", но пару фильмов с его участием видела, и героя "Скоростного зверя", Дэцела Фоуна, писала именно с его внешности. Джек с интригой в глазах наблюдает за тем, как Левони отводит взгляд и пытается что-то побыстрее придумать для ответа, а затем переглядывается с Фарреллом. — Все так плохо? — с улыбкой тянет Колин, и Левони впадает в окончательный ступор: что говорить, куда смотреть, сейчас очки запотеют, ой, умру молодой и с котами!.. Джек и Фаррелл смеются над ней в голос, как истинные мужчины, но Левони даже и не думает обижаться, потому что выпадает из реальности — она хочет знать, откуда выплыл этот идеальный мужик и что он тут, в конце концов, мог забыть? В кабинете Джека Китчена? Режиссера? А если пораскинуть мозгами? А? А?! Левони со вздохом поднимает глаза и сталкивается с лукавым взглядом Джека: — Все прекрасно, Колин, все прекрасно... — заговорщически тянет он, и внутри у Левони все холодеет в предвкушении. В кармане пищит телефон, и, пока Колин и Джек, не стесняясь, обсуждают Левони, она судорожно пытается ответить на звонок: — Да? — это Авраам, и голос у него звучит насмешливо, а вот Левони не до смеха. — Как все проходит? — спрашивает он, а краем уха Левони слышит голос Колина: — Я думал, она будет старше... — Ага, и с уймой котов в сумке! — поддакивает Джек, и они дружно смеются. Левони закрывает второе ухо рукой, чтобы лучше слышать Авраама: — Нормально, весело, просто прекрасно! — но голос у нее дрожит, а Авраам смеется. — Оно слышно, — кажется, он ведет машину. И Левони сейчас очень хочет провалиться сквозь землю и оказаться в этой машине вместе с Авраамом. Пусть с тем, кто относится к тебе предвзято и с долей критики, но с кем-то очень хорошо знакомым, чем в окружении двух неизвестных мужчин, которые смеются над тобой, совершенно игнорируя твое присутствие. Авраам тяжело вздыхает, слышно, как останавливается машина. — Звонил Мэттью Хэвингол, сказал, что через тридцать минут ждет тебя на Уолбер-стрит, — говорит Авраам, и Левони облегченно вздыхает. — Ясно, спасибо, — она кладет трубку и убирает телефон, Колин и Джек все еще шушукаются за столом, неприлично громко и весело смеясь. — Джентльмены, — Левони знает, что голос ее звучит немного неуверенно. Она складывает руки замком на коленях, краснота глаз потихоньку начинает проходить, а виски ударяет в голову легким кружением. — Приступим к обсуждению вашего вопроса, и я ухожу: время поджимает, — Колин и Джек даже не слышат, продолжают разговаривать, игнорируя Левони. И она мнется в нерешительности. — Джентльмены? — ...А пиджак — ну просто шик, — говорит, смеясь, Колин, и Тэйтон с фырканьем прикрывается рукой, чувствуя себя крайне неловко. — А мне брючки понравились, — смеется Джек, и Тэйтон вспыхивает: — Черт возьми! Вы! Они разом оборачиваются на нее, и Левони замирает так, как сидит, с ужасно глупым выражением лица. Голос садится, хрипит и не хочет звучать нормально. Колин и Джек снова переглядываются и синхронно заливаются хохотом, Левони закатывает глаза и резко встает: — Если разговор закончен, я пойду, — холодно бросает она, направляясь к двери. — Подождите, миссис Тэйтон, — смеясь, просит Колин. — Мисс, — в голос поправляют его Джек и Левони, и Колин замолкает с каким-то довольно хитрым видочком. Джек чешет затылок, теперь неловко и ему, и Колину, а Левони стоит у двери, уже держась за ручку. — Подожди, Тэйтон, подожди, — говорит он, остужаясь от веселья. Колин наблюдательным взглядом изучает Левони. — Я хотел поговорить о покупке прав на твою историю, — но это больше не радует Левони: она чувствует себя опозоренной, и это, пожалуй, ее самый большой кошмар наяву. Она все еще порывается искрометно уйти, хлопнув дверью, и даже слова Джека не действуют медом в этой водке, она хмурится. Джек не может сдержать смешка от вида ее сдвинутых черных бровей. — Классно! — с сарказменной экспрессией выдыхает она и открывает дверь. — Обсудите это с Фарреллом, мне кажется, он будет рад. — Прости, Тэйтон, ну, прости, — она чувствует, что ситуация накаляется, а Фаррелл подозрительно долго молчит. — Куда Вы торопитесь? — спрашивает он, смотря в ее глаза. И Левони прошибает стрелой. Нет, не купидоновой, стрелой желчи и раздражения. Она не может держать себя в руках, пока в ней сидит алкоголь. Джек переводит непонятливый взгляд на Колина, и тот кивает на Тэйтон: мол, давай послушаем, вдруг пригодится. — На презентацию книги, — спесиво выплевывает Левони. Глаза Колина загораются. — Будете читать для публики? — с оживлением спрашивает он, выходя из-за стола, и сейчас Левони может рассмотреть его со всех сторон: в брюках и черной водолазке, черные волосы зализаны назад, виски изредка поблескивают сединой, руки напряжены. — Да, — помявшись, говорит Тэйтон, и Колин хлопком в ладоши словно разряжает обстановку. — Я хотел бы взглянуть! — Но мы еще не получили согласие на покупку прав, — задумчиво останавливает его Джек вразумительным голосом. Левони теряется, смущается и бегает глазами по своим рукам. — А мы посмотрим на автора и решим — продаст она нам права или... — все напрягаются. — Останется в обществе сорока кошек! — и Джек с Колином снова смеются, Левони фыркает и выходит за дверь, напоследок бросая: — Уолбер-стрит, книжный магазин Мэттью Хэвингола. Если вам угодно...