Сердце грифона

"Неужели я никогда больше не услышу, как он смеется? Этот смех для меня — точно родник в пустыне."

Когда стон камней стал слишком пугающим, а стены рушились все чаще, уцелевшие звери перебрались на еще прочное внешнее «кольцо». Но без укрытий для гнезд там было негде скрыться от ветра и самой сильной за последние годы, иссушающей жары, из-за которой еще живые родники остались только в опасных глубинах лабиринта. И вскоре они начали сбиваться в маленькую стаю, собираясь навсегда улетать из руин. Бежать-бежать-бежать... Но в его снах до сих пор иногда звенел серебристый человеческий смех, и двое совершенно разных существ – маленькое и огромное - барахтались в чистой горной воде на одном из широких козырьков древнего замка, ловили рыбу, гонялись за бабочками и спасали друг друга. Но теперь к нему почему-то вернулась старая тревога. Полузабытая, идущая из самого нутра, сжимающая чей-то жесткий клюв на его горле. Та, что заставляла его драться с призраками и карабкаться по шатким камням с бескрылым человеческим птенцом, вцепившимся в перья. Возможно, это была сводящая с ума даже крылатых зверей засуха, выжигающая реки, высушивающая леса, заставляющая хищников и оленей пить на одном водопое. А может, что-то еще было не так. Нечто, все еще удерживающее его в этих краях. Подлетая ближе к людским землям, он теперь часто слышал странные, будоражащие звуки горна, что звали ответить, разъяряли его, словно вызывая на бой – и одновременно пугали, завораживая, как яркие глаза-витражи, и от них хотелось... Бежать-бежать-бежать... Он ревел, клекотал в ответ, забывая об охоте, и перья снова становились дыбом на его теле, а тревога жгла нутро искрами, заставляя разгораться глаза и сильно биться сердце. И каждый раз он мотал головой, стряхивая морок и, сделав широкий круг, принуждал себя лететь обратно к гнезду. Бежать-бежать-бежать...