Серёжа и Дима бодро поднимаются по школьной лестнице, весело переговариваясь. Они оба сильно ждали этот понедельник из-за начала репетиций, и им не терпелось показать всем сценарий концерта, который, к их общему удивлению, получился что ни на есть шикарным.
Парни с громким смехом буквально вваливаются в шумный коридор школы. Вокруг снуют ученики, слышны разговоры и смех. Но в общем хаосе Серёжа замечает тонкую поникшую фигурку, сидящую на подоконнике.
Матвиенко сразу же срывается с места, оставляя Диму говорить с пустотой. Он очень надеется, что ему просто показалось, но чем ближе он подходит к девушке, тем отчетливее видит вздрагивающие плечи.
— Эй, Маш, ты чего? — спрашивает Серёжа, подходя вплотную к подруге.
Маша же только поднимает зарёванные синие глаза и начинает быстро вытирать мокрые щеки.
— Ты куда пропал?! Я тебя из виду на секунду по… — недоговаривает Дима, увидев заплаканную девушку. — Маш, что случилось?
— Всё нормально, — сухо говорит Бендыч, шмыгая носом.
— Ну, и кого ты обманываешь? — мягко спрашивает Матвиенко, кладет руку на плечо девушки и заглядывает ей в глаза.
Маша какое-то время колеблется, но, словно переступая через себя, опускает голову и говорит:
— Арсений Сергеевич прислал результат пробного по русскому и, в общем… — у девушки начинают дрожать губы и по щекам опять текут слезы.
— Это ты из-за этого так расстроилась?!— с доброй улыбкой возмущается Дима. — У тебя же наверняка не меньше семидесяти!
Маша после этих слов только сильнее вздрагивает, начиная уже буквально рыдать.
— Спасибо, друг, помог, — шипит Матвиенко так, чтобы только Дима его услышал.
— Да не может быть… — мямлит Позов, доставая телефон из заднего кармана джинс. — Арсений Сергеевич же на почту прислал?
Маша, пытаясь успокоиться, находит силы только на утвердительный кивок.
Дима быстро находит на экране приложение и открывает первое письмо, пришедшее от учителя примерно полчаса назад.
Сережа становится рядом с другом и заглядывает в телефон. От увиденного у Матвиенко глаза на лоб лезут. Результаты всех ребят что ни на есть огорчающие. Самый большой балл был семьдесят, и тот у Димы, лицо которого аж перекосило.
— Я, конечно, извиняюсь, — бубнит Серёжа, переводя взгляд с Маши на Позова и обратно, — но вы уверены, что у вас именно Антон Андреевич преподает?
— Абсолютно, — продолжая сверлить телефон взглядом, твёрдо говорит Дима.
— Но это невозможно, ребят, он с нами каждый раз чуть ли не в личном порядке работы разбирает, указывает на ошибки, подолгу всё объясняет. Мы можем одну тему или произведение мусолить недели две! Это просто невозможно, точно не у Шастуна!
— Это он с вами так... — грустно улыбаясь, говорит Маша, — Нам он задает кучу всевозможных работ, мы их делаем, сдаём и спустя какое-то время получаем обратно с… так себе оценками. Никаких объяснений, никакого разбора.
— Мы будто о разных людях говорим… — произносит Серёжа, и его телефон вибрирует, уведомляя о пришедшем на почту сообщении.
— От Антона Андреевича? — заглядывая в телефон, спрашивает Дима.
— Ага… — протягивает Сережа, не решаясь открыть сообщение.
Это абсолютно точно были результаты за один из пробных экзаменов, и Матвиенко за то короткое время, что общался с друзьями, растерял всю надежду о нормальных баллах.
Но, как говорится, перед смертью не надышишься. Серёжа, скрепя сердце, открывает почту.
— Ребята, высылаю вам результаты прошедшего пробника по русскому и математике,— зачитывает вслух сообщение учителя Матвиенко. — Ваши результаты за русский очень даже порадовали.
Парень нажимает на первый прикреплённый документ с баллами по русскому.
— Девяносто, охренеть, — протягивает Дима, заглядывая в телефон к другу. — Поздравляю! Ты прям как будто и не армянин вовсе, — смеётся друг, легонько толкая улыбающегося Матвиенко в плечо.
— Поздравляю, Серёж! — широко улыбаясь, говорит Маша.
Людям свойственно завидовать чужому успеху, но Маша и Дима действительно искренне радовались за друга, за что Матвиенко был им очень благодарен.
— Спасибо, ребят! — улыбаясь, говорит парень, но его улыбка быстро сходит с лица, потому что математику он так же хорошо совершенно точно не написал.
У Димы и Маши одновременно вибрируют телефоны. Ребята сразу же отвлекаются, смотря на экраны смартфонов.
— Результаты за математику пришли, — говорит Позов. — Давайте одновременно откроем?
— Давай, на счёт три, — кажется, настроение Маши немного улучшилось, потому что девушка начала ёрзать на подоконнике в нетерпении.
— Ра-а-з, — протягивает Дима.
— Мне кажется, это плохая идея, — тараторит Серёжа - ему совершенно не хотелось знать свой результат.
— Два-а-а, — уже вместе тянут Позов и Маша.
— Ну, вы-то точно хорошо написали! Сжальтесь!
— Три! — выкрикивают ребята и одновременно нажимают на присланный документ.
— Ха! — восклицает Дима, зажимает в руках телефон и поднимает его в верх. — Восемьдесят!
— Лох, — сквозь смех говорит Маша, разворачивая к парням экран телефона. — Восемьдесят два!
— Ой, ну и ладно, — Позов делает вид, что расстроился, скрещивая руки на груди и оттопыривая губу.
— Серёж, ты чего завис? — спрашивает Маша, моментально прекращая улыбаться.
Матвиенко же тем временем часто моргал, надеясь, что в какой-то момент его результат изменится. Хотя, чего он хотел? Он ни черта не смыслил в математике, порог прошел и на том спасибо.
— Ничего, — сухо говорит парень, убирая телефон в задний карман. — Звонок скоро, я пойду.
— Серёж, подожди! — Дима пытается схватить друга за руку, но тот ловко уворачивается и быстро направляется в нужный кабинет.
Позов хочет догнать сильно расстроившегося друга, но его останавливает Маша, преграждая путь.
— Он сам расскажет, когда посчитает нужным, Дим, — упираясь руками в грудь Позова, говорит Маша. — Пойдём в класс.
Парень ещё какое-то время смотрит в спину уходящего друга. Ему хочется догнать и успокоить его, но Бендыч права.
Всегда сложно признаться в каких-то своих промахах. Тем более близким друзьям и родным. Тебе кажется, что они разочаруются в тебе и сфабрикуют неправильное мнение.
— Ладно, пойдём, — грустно улыбаясь Маше, говорит Дима, закидывает руку на плечо подруги, и они медленно плетутся на урок.
***
Павел Алексеевич не был зол, он был в бешенстве.
Директор стоит перед двумя сидящими напротив него учителями и пытается хоть немного успокоиться, чтобы начать говорить.
Арсений прекрасно знает, за что Добровольский вызвал их с Антоном к себе, и был уверен, что живыми из кабинета они вряд ли выйдут.
Попов отрывается от изучения своих сложенных в замок рук и поднимает взгляд на Шастуна. Тот сидит с самым подавленным видом, сведя брови к переносице.
В какой-то момент Павел Алексеевич кладёт перед мужчинами два листка, на которых были изображены таблицы с баллами за прошедшие пробные экзамены.
— Это что такое? — слишком спокойно спрашивает директор, отчего по телу Арсения разбегаются мурашки.
Два учителя лишь тупо уставляются на бумагу, не в силах что-либо сказать.
Они наломали таких дров, что и не разгрести.
— Я вам зачем классы дал? — всё так же спокойно спрашивает Добровольский, переводя взгляд с Антона на Арсения и обратно. — Может, вы забыли? Я вас просил их натаскать, чтобы они экзамены сдали на высокие баллы, а это что?! — указывая на таблицы, спрашивает директор.
С каждым словом громкость голоса Павла Алексеевича увеличивается, а учителям становится всё больше не по себе.
— Вы вообще понимаете, что творите?! — Добровольский вскакивает со своего места и начинает ходить туда-сюда перед мужчинами. — Я, конечно, знал, что вы дебилы, но не настолько?! Ваша война зашла уже слишком далеко! Вы, по-моему забыли, что она только между вами и только в ваших головах! — для пущей убедительности директор тычет себе пальцем в висок.
Взгляды Арсения и Антона встречаются, выражая всю смесь эмоций, которая сейчас бушевала в их душах. Им было обидно за собственных учеников и стыдно за свою безответственность.
Они оба поступили, как маленькие дети. Ведь, когда ребёнку дают игрушку, которая ему не нравится, он не обращает на неё внимания или попросту ломает.
Так же поступили два (с виду) взрослых образованных человека. Им дали классы для того, чтобы они научили их своему предмету, в итоге они поставили личностный фактор выше собственного долга и профессии.
— У вас есть два месяца, — Павел Алексеевич упирается руками в деревянный стол. — Два месяца до следующего пробного. Делайте, что хотите! Назначайте ученикам дополнительные уроки, давайте частные занятия, работайте в собственные выходные! Но через два месяца я должен увидеть результат, в разы превышающий этот! — чеканит директор, уничтожая взглядом учителей.
— Если вы снова меня подведёте, я клянусь, я сделаю всё, чтобы вы не смогли устроиться даже в самую примитивную сельскую школу, — сквозь зубы говорит Добровольский. — Глаза б мои вас не видели! Уходите! — директор почти что выплёвывает эти слова в лица мужчин, и они, не проронив ни слова, уходят из кабинета.
***
Одиннадцатые «А» и «Б» классы сидят в актовом зале, ожидая преподавателей. Все ребята были подавлены из-за результатов, которые они получили. Но, несмотря на это, оба класса сидят вместе, переговариваясь.
Старшеклассники обсуждали сложившуюся ситуацию и пришли к выводу, что это всё крайне странно. Арсений Сергеевич и Антон Андреевич всегда были ответственными учителями и даже к самым трудным ученикам могли найти подход. Да и свою работу они всегда выполняли профессионально, об этом говорили пришедшие результаты по профильным предметам.
— Просто они заигрались, — пожимая плечами, говорит Дима и встречает утвердительные кивки других ребят.
— Что нам делать-то теперь? — спрашивает Илья, одноклассник Позова.
— Расходиться по домам, — мрачно говорит Серёжа, заходя в зал.
— В смысле?! — спрашивает Позов и вскакивает со своего места.
— Пока шёл сюда, встретил в коридоре Антона Андреевича и Арсения Сергеевича, — говорит Матвиенко, скидывает рюкзак и садится на сцену. — Они оба были, мягко говоря, подавленные. Сказали, чтобы я передал вам об отмене репетиции.
Все ребята начинают недовольно переговариваться.
— Но ведь мы можем репетировать и без них, — говорит Маша, и все разом замолкают. — Сценарий у нас есть, зал есть, не вижу особых проблем…
— Я согласен, — коротко говорит Серёжа.
— Я с вами, — произносит Дима и запрыгивает на сцену, садясь рядом с Матвиенко.
В итоге все ребята сходятся на том, что готовы самостоятельно начать репетиции, независимо от учителей.
Это очень взбодрило Машу, Диму и Серёжу, и они начали в красках описывать то, как они видят концерт.
***
Антон, казалось, уже пару часов сидел неподвижно. В голове творился настоящий хаос, эмоций было слишком много. Это сжирало мужчину и не давало возможности даже нормально дышать. Каждый вдох давался с неимоверным усилием, словно на его груди лежал булыжник.
Антону было стыдно, безумно стыдно за свой поступок. Даже от того факта, что Попов поступил с его классом так же, не становилось легче. Он не мог злиться на коллегу, ибо это была моментальная кара им обоим. Зуб за зуб, как говорится.
Но Шастун понимает, что совершённые ошибки надо исправлять. Надо отвечать за свои поступки, поскольку это касается не только его, но и людей, за которых он несёт ответственность.
Любая война — это жертвы. Чаще всего это невинные люди. Так и сейчас глупая вражда между учителями переросла во что-то большее, затягивая в этот хаос ни в чём не повинных учеников.
Но, как бы все ни было трагично, ситуацию можно было исправить. Безусловно, им придётся ещё помотать нервы, но если два учителя начнут работать сообща, то смогут вытащить детей и себя из этого омута.
Антон резко вскакивает и направляется к выходу из кабинета. Когда он открывает дверь, то сразу натыкается на пронзительный взгляд голубых глаз.
— Надо поговорить...
