Самая яркая звезда

      Теона сидела в изящном деревянном кресле, держа на коленях квадратные пяльца на невысокой стойке. Ее комната была, пожалуй, самым светлым местом во всем комплексе. Этот факт мог заставить немножечко поверить в то, что Батя вроде как даже заботился о своей жене, которая не могла и минуты сидеть без дела: она просто обожала вышивать и вообще всячески рукодельничать. Но на самом деле это его просто забавляло, не более. Любить он вряд ли умел.       Ирма тихо прокралась в комнату, прошмыгнув в узкую щель между дверью и косяком. На ярком свету в этой комнате усталое лицо девушки выглядело даже испуганным. Теона сразу же оторвалась от вышивки, вскинула голову и даже легко улыбнулась. Между этими двумя женщинами сложились за эти три года весьма своеобразные отношения, но в них не было ничего порочного и совсем уж странного. В принципе, возрастная разница между Ирмой и Теоной, составлявшая 13 лет, делала возможной построение связи мать-дочь, но в то же время в чем-то Ирма превосходила свою приемную мать, как в интеллектуальном плане, так и в плане жизненного опыта. Они жили как мать с дочерью и одновременно как две сестры. На самом деле, случай Теоны со всех сторон уникален, ибо в матери она годится только Ирме, приемной дочери Бати, в то время как его родным сыновьям - Айку и Сэму - в пору самим было на ней жениться. Однако и с ними у Теоны сложились именно родительские отношения. Теона сама не могла объяснить этот факт, но Ирма нашла ему сразу три аргумента. Во-первых, иерархия в этой семье была очень прочной, так что уже на подсознательно уровне оба брата знают, посягни он на женщину отца - он тебя породил, он же тебя и убьет, словами одного писателя прошлого. Во-вторых, Теона сразу поняла предназначенную ей функцию в этой, откровенно говоря, странной семье, а потому сразу же стала восприниматься всеми как мать семейства. И в-третьих, характер Теоны, ее манера обращения с людьми заставила всех троих детей поверить, что она любит их по-настоящему, что они нужны ей как дети.       За все это Ирма стала уважать мачеху. Родной своей матери девушка не знала и никогда не любила, так что совершенно не имела понятия, как это - иметь маму. Ее родная мать бросила, оставив отцу, хоть женщины обычно забирают ребенка с собой, когда уходят, а тут - совсем чужой и не слишком взрослый человек смог полюбить ее, эдакого чертенка, как свое дитя. Это уж совсем не просто, могу сказать с уверенностью. А Теона смогла, причем без какой-либо задней мысли, абсолютно искренне. Ирма видела это, знала об этом. - Здравствуй, - улыбка Теоны стала шире, она отставила вышивание к окну и снова взглянула на Ирму. - Здравствуй, - выдохнула девушка и с каким-то раздражением или тревогой подошла к окну. Чувство беспричинной встревоженности одолевало Ирму вот уже несколько дней, и она совершенно не знала, куда от него деваться. Изучив скудный пейзаж за закрытым решеткой окном, она спросила, обернувшись: - Птичка мне тут нашептала, меня хотят к Адмиралу перебросить... Я не ослышалась?       Вместо ответа Теона тяжело вздохнула и помотала головой. Аргументы против, приведенные чуть ранее самой Ирмой, были для нее такими же очевидными. Девушка сначала опустила голову, а затем резко развернулась и навалилась спиной на оконную раму, скрестив при том руки на груди и запрокинув голову чуть назад. Бесцельно бродящий взгляд медленно изучил дальнюю стену и часть потолка, которые, впрочем, не содержали в себе ни байта полезной информации, а потом плавно переполз на сидящую к Ирме боком Теону. Та могла лишь печально вздохнуть и одарить свою приемную дочь сочувственным взглядом. Девушка закрыла глаза и тихо фыркнула в ухмылке, которая, впрочем, никак не отразилась на ее замученном лице - Ирма уже давно разучилась улыбаться, пусь даже и саркастично-злобной ухмылке. Теона видела ее улыбку единожды - когда Ирму, еще совсем девчонку, достали из карцера, измученную и истощенную. Печальная история. - Грядет что-то нехорошее, - вдруг тихо сказала Ирма в образовавшейся тишине. - С чего бы еще Бате понадобилось меня высылать куда-то к черту на рога?       Ирма почему-то всегда подавала голос внезапно. То ли привычка, то ли стечение обстоятельств. Теона сначала опустила взгляд в пол, потом все же подняла глаза к лицу своей падчерицы, которая как всегда (читай: неосознанно) хмурилась и пронзительно смотрела на собеседницу. Вопросительный взгляд матери заставил ее немного смягчить выражение лица и печально вздохнуть. - Но что может с нами случиться? - спросила Теона, сделав встревоженное лицо и глядя в усталые глаза своей дочери. - Вернее... что может случиться хуже того, что есть сейчас?       Ирма шумно выдохнула, прикрыв глаза, в свою очередь опустилась на колени перед матерью, как ребенок, и сказала тихо: - Я знаю, ты так далека от этого всего... - в подобные моменты внутри обычно злобной и достаточно сухой Ирмы просыпалась нежность. Все же, хоть утомленное лицо почти никогда не меняло выражения, девушка любила свою приемную мать, которая частенько становилась единственным оплотом покоя в этом, с позволения сказать, аду. Ирма со вздохом взяла руки Теоны и продолжила, глядя ей в глаза: - Но поверь, случиться может абсолютно все, что угодно. И хуже тоже может быть. Даже поговорка есть такая: "мы думали, что это дно, но снизу постучали". Мы можем завтра устроить пьянку по поводу победы над имперцами в очередном секторе, а можем и всем командным составом отправиться под имперский трибунал. Никогда не знаешь, чем обернется для тебя это туманное "завтра". Я знаю, о чем говорю. Так всегда, новый день несет для кого-то второе рождение, а для кого-то - верную смерть. А наше с тобой положение, как бы прискорбно это не звучало, ближе все же ко второму. И, откровенно говоря, с каждым днем оно становится все более шатким, - голос у Ирмы задрожал. От философии она постепенно перешла к личным переживаниям и страхам. - Пойми меня правильно, - она наклонилась чуть ближе, - я не боюсь умереть. Я боюсь остаться одна на всем белом свете, как три года тому назад. Для меня это было страшнее смерти, страшнее месяца в карцере с мужиками, страшнее даже самого Бати. Ребенком была. Не могла себе представить жизни в одиночку. Дурочка малолетняя... Но, к сожалению, я не переросла этот страх, он до сих пор со мной.       Теона молча внимала каждому слову своей не по годам проницательной падчерицы, с некоторой настороженность наблюдая за тем, как усталые зеленые глаза девушки наполняются слезами, а происходило это достаточно быстро. Женщина боялась встревать в этот серьезный монолог, но по большей части она остолбенела от другого - прежде Ирма редко говорила с Теоной о своих страхах, тем более, не плакала. Нет, слезы были, но их причиной являлось нечто куда более явное. А именно: гибель брата. В тот день Ирму будто подменили - она как сумасшедшая бросилась к гробу и вцепилась в Сэма, целовала его и неистово рыдала. Однако с тех пор все успело вернуться на круги своя. Сама Ирма, когда немного отошла от шока, всегда говорила, что после смерти Сэма больше не может плакать, что "слез уже нет", однако прошел почти год - и вот они, слезы, которых-то и нет вроде как. Теона подозревала, что Ирма в глубине души до сих пор не может смириться с потерей брата, хоть и всячески старается доказать обратное. Такое-то от близкого человека не скроешь...       Тем временем слезы переполнили глаза Ирмы и уже потекли по щекам. Взгляд утратил всякую осмысленность, а искусанные губы приоткрылись в страдальческом вздохе. - Я боюсь... - голос у Ирмы сорвался. - Я боюсь, что и эта моя семья оставит меня, что вы от меня тоже уйдете... И я снова потеряю тех, кого я люблю...       Девушка не сдержалась, закрыла лицо руками и расплакалась, уткнувшись в колени своей приемной матери. Теона от этого даже вздрогнула. Одновременно она была и напугана, и тронута. Собравшись с мыслями, женщина обеими руками осторожно подняла голову плачущей падчерицы, с нежностью заставила ее посмотреть себе в глаза и мило улыбнулась. С этого ракурса взрослая девушка выглядела совсем как несчастный, запуганный ребенок, которым она по сути являлась в душе. Теона нежно погладила ее по волосам и сказала тихо, второй рукой осторожно вытирая слезы с бледного усталого лица: - Не нужно слез. Честно, я не очень понимаю этого твоего страха, возможно, потому что не видела столько ужасов, сколько выпало на твою долю, моя милая... - виновато произнесла Теона, после чего стерла с покрытого веснушками лица Ирмы последние слезинки. - Но я могу тебе пообещать, что в любой момент ты можешь прийти ко мне, а я встречу тебя с улыбкой хоть в три часа ночи. Впрочем, это ты и так знаешь, - улыбка стала чуть пошире, а мягкие руки опустились на плечи, которыми Ирма еще зябко подергивала. - Прости, но в данном случае я не в силах как-то помочь тебе справиться с твоими страхами... Разве что посочувствовать и снова сказать тебе, что ты не одна на свете. Не знаю, что случилось с твоей мамой... - Ее нет, - снова неожиданно подала голос Ирма, заставив Теону замолчать секунд на тридцать. Всхлипнув пару раз в образовавшейся тишине, девушка опустила взгляд в пол. Опомнившаяся Теона снова нежно подняла ее лицо к себе и мягко улыбнулась, глядя в заплаканные зеленые глаза. - Значит, я люблю тебя так, как любила тебя твоя мама. А она, несомненно, любила тебя, иначе бы ты не появилась на свет. Может, тебе кажется странным то, что я говорю, но усвой лишь одно: я люблю тебя. И пусть ты по крови не имеешь со мной ровным счетом никакого родства. Я полюбила тебя, потому что мать должна любить свое дитя. - Спасибо.       Ирма с трудом смогла дослушать слова Теоны до конца, ибо еще с первой фразы ей захотелось прижаться к матери, крепко обнять ее и расплакаться снова. Дождавшись конца монолога и с трудом выговорив сдавленную благодарность, девушка вцепилась в свою приемную мать, крепко обняв ее за талию. Больших усилий ей стоило не разрыдаться снова, ибо словами было не описать тот страх потери, который поглотил душу несчастной Ирмы перед отъездом. Она сама особо не понимала своих чувств к Теоне, но одно можно было сказать с уверенность - она безумно любила свою приемную мать, до такой степени, что сама не могла поверить в это. И если вдруг Теоны не станет, да упаси боже, пускай хоть случится с ней хоть что-нибудь, Ирма места себе не будет находить... А самое страшное то, что девушка прекрасно знала: Батя поднимает руку на свою жену. А защитить ее от этого не мог никто. Даже Айк, старший брат Ирмы, который еще был жив, хоть и почти лишился правой руки. Она теперь почти всегда висела у него на перевязке, самая большая активность, которую он мог себе позволить - письмо, и то не больше двух страниц в один подход. Почему-то Ирме уже тогда казалось, что самым большим ужасом в ее жизни будет не война, не смерть близких, а именно сам Батя... - Я буду скучать, - наконец произнесла Теона в тишине, при том поглаживая свою дочь по растрепанным волосам. - Я тоже буду скучать... - тихо вздохнула Ирма и только крепче прижалась к матери.

***

      Сегодня Ирма пол ночи не могла заснуть. До самого утра она металась по своей комнате, как зверь в клетке, разве что только на прутья не бросалась. Она не знала, сколько ее не было на этой базе - с того самого момента, как она попала сюда, она решительно потерялась во времени. В любое время года эта планета выглядит одинаково, ибо наклона оси у нее нет, а попади она в другое место - там всегда все по-своему. Так что полагаться на внешние погодные признаки было просто бесполезно, а учитывая ее проблемы со сном и полный хаос в режиме дня, она даже терялась в днях: где еще вчера, а где уже завтра. Ситуация была настолько запущена, что Ирма даже не знала, когда у нее день рождения и сколько ей на самом деле лет. Ее точного возраста здесь никто не знал, а помнить она и не помнила. Когда вокруг тебя такое творится, немного становится не до дня рождения.       Но как бы то ни было, вернувшись из "командировки", которую сама Ирма предпочитала называть неудачной ссылкой, ибо отношения с командой не сложились, да и надобность в ней вскоре отпала, девушка испытывала в, казалось бы, абсолютно привычном месте чувство навязчивого беспокойства. Сделав еще пару кругов по комнате, посмотрев в окно и не найдя там в очередной раз ничего нового, Ирма обессиленно плюхнулась на кровать. Отсутствие сна давало о себе знать - глаза слипались, мысли в голове не клеились, но при том, как ни странно, сна не было ни в одном глазу. Это странное чувство тревоги, какой-то нервозности заставляло несчастную девушку вздрагивать от каждого шороха, а иной раз и от звука собственного дыхания. Однако уяснить причину этого состояния ей никак не удавалось. Даже утопические мысли о том, что никогда не случится, не могли отвлечь несчастную от сводящего с ума беспокойства. Ирма повернулась на бок, уставилась в окно. Ничего нового: фиолетовый песок, пыль и черная земля без намека на какую-либо растительность. Атмосфера здесь была искусственной - терраформирование, туда-сюда. Вообще отвратное местечко, эта планетка. Честно.       Занятая подобными мыслями Ирма провалялась в постели еще с полчаса, а потом стало уже совсем невмоготу. Девушка решила наведаться к Теоне, ибо вчера из-за переполоха в ангаре они разминулись, а если она еще спит, то заглянуть в санчасть и попросить там снотворного. Этого добра у них всегда навалом, вместо наркоза используют, твари находчивые. Неуклюже усевшись на краю жесткой кровати и спустив ноги, Ирма взялась за голову, сбитая с толку сильной головной болью. Когда приступ прошел, девушка, наконец, слезла с постели и высунулась из двери в коридор, держа в зубах резинку, а руками поспешно собирая на затылке растрепанные волосы. Она была одета, ибо вечером ей просто не хватило сил избавиться от одежды, и она в чем была свалилась спать. Осмотр коридора ничего не дал, там даже патрульных не было. Потому, завязав, наконец, этот чертов хвостик, она отправилась прямиком к комнате Теоны. Петлять по коридорам было еще минут пять, а занять мозг хоть чем-нибудь помимо тревоги и страха не удавалось. По пути Ирма пару раз шуганулась собственных шагов, точнее эха от них в пустующем коридоре, и с этого момента решила, что это совсем уже клиника. В какой-то момент ей даже показалось, что кто-то в коридорах молит: "Отпусти... Что ты делаешь? Не надо, стой!..", но она лишь тряхнула головой и только увереннее зашагала к пункту назначения. К своим галлюцинациям она уже привыкла.       Дверь в комнату Теоны оказалась приоткрыта. Достаточно необычная деталь, учитывая факт невероятного перфекционизма, свойственного матери семейства. Однако и на старуху бывает проруха, потому Ирма не стала поначалу разводить панику и просто заглянула в дверь. Пусто. Теоны нет, кровать не убрана, а на полу лежат осколки разбитого стакана и разлита вода. Ощущение липкого страха усилилось, Ирма не могла понять почему. Постояв так в ступоре некоторое время, она вдруг поняла, что здесь могло произойти, а секундой позже, как в подтверждение раздался громкий пронзительный крик. Кричала Теона.       Ноги сами понесли Ирму в сторону крика, на повороте она споткнулась и грохнулась на пол, но потом резко вскочила и побежала дальше, отталкиваясь руками от стен при смене направления. И к несчастью (или к счастью) по дороге ни одного патрульного. Секунды сейчас тянулись невыносимо долго, потому Ирма не могла сказать, сколько прошло времени, и сколько она пробежала перед тем, как стали слышны более тихие, заглушенные удушьем крики. В конце своего пути она оказалась около той большой мрачной залы, где совещались Адмирал и Батя n-ное количество времени тому назад. Задняя дверь, скрытая темнотой при обычном освещении, была распахнута настежь, а крики доносились именно оттуда.       Ирма остановилась метрах в трех от двери, не помня себя от страха. С трудом она утихомирила свое тяжелое дыхание, от которого, казалось, сотрясались стены, и бесшумно подкралась к этой двери, заглянув в нее. Увиденное заставило несчастную громко ахнуть.       Теона еще пыталась кричать, но с каждой секундой здоровенная ручища Бати сжималась все сильнее, потому сейчас несчастную женщину уже не заботил крик - она пыталась не задохнуться, силясь разжать руку мужа на своей шее. Последний в свою очередь только усиливал напор. Кажется, мучения жены доставляли ему удовольствие, хоть на лице его и не отражалось ровным счетом ничего, кроме презрения. Он уже оторвал Теону от земли, когда подбежала Ирма и ахнула там, в темноте, за второй дверью. Батя развернул свою широченную морду в сторону того самого темного угла, Ирма испугалась еще сильнее, прижалась спиной к стене за косяком и зажала рот руками, чтобы не спалиться снова и не оставить себе уже никаких шансов. В этот момент Здоровяк слегка ослабил хватку, отвлеченный внезапным нарушителем его спокойствия, Теона рванулась было из его рук и попыталась снова закричать, но это не помогло - огромная ручища с новой силой стиснула горло несчастной женщины, которая вскоре совсем обмякла и закатила глаза. - Дрянь, - презрительно выплюнул Батя и небрежно отбросил от себя свою несчастную жену, будто игрушку, после чего совершенно невозмутимо закурил и вышел прочь из этой комнаты, громко хлопнув за собой дверью.       Только после этого Ирма решилась снова высунуться из-за угла. Заднюю дверь от основной отделяли добрые 20 метров коридора, потому быть схваченной на месте преступления Ирма сейчас не боялась. Впрочем, сейчас это не было так важно. Поборов, наконец, свой страх, она бросилась к неподвижно лежащей на полу Теоне, громко топая в полной тишине десантными ботинками. Батины самокрутки имеют такой отвратительный запах, что Ирма сейчас никак не могла отдышаться, потому хватала воздух ртом так шумно, будто ее тоже только что душили. Она села на колени рядом с матерью, чуть приподняла ее голову. - Теона? Слышишь меня? - позвала она несчастную вполголоса, силясь ее растормошить за плечо. Безуспешно. Тогда Ирма в панике припала к груди своей мачехи. Она уже не дышала, но сердце еще билось, и ее можно было спасти. Ну, так Ирме казалось. Охваченная жутким страхом потерять самого близкого на свете человека, свою мать, девушка взялась доведенными до автоматизма приемами делать ей искусственное дыхание, а вслед за ним и непрямой массаж сердца, когда и оно остановилось. - Ну же... Давай... дыши... - приговаривала Ирма в перерывах между подходами легочной реанимации, уже начав обливаться слезами от осознания неизбежного, однако руки продолжали свое дело. Секунды растянулись в какую-то совершенно немыслимую бесконечность, словно искаженное пространство-время окутало эту комнату, и уж теперь совсем нельзя было разобрать, сколько времени прошло. У Ирмы внутри будто все закоченело, она только слышала как собственный пульс отдает в висках. В один момент ей показалось, что Теона задышала сама, девушка прекратила на какие-то доли секунды реанимацию и снова припала к ее груди. Тишина. И вновь Ирма принялась за искусственное дыхание, уже обливаясь потом от нечеловеческого напряжения и страха.       Последующее время потонуло в каком-то небытие. Очнулась Ирма, когда руки уже почти онемели, а дышать было невыносимо больно. Теона так и лежала. Губы у нее посинели, стали отчетливо видны следы огромной Батиной лапы, которая каким-то чудом не свернула ей шею. А лучше бы свернула. Тогда бы она не мучилась... Ирма сначала сидела в полном ступоре, еще не до конца соображая, что произошло на самом деле. Первой мыслью было звать на помощь, но потом до немного прояснившегося мозга дошла бесполезность и небезопасность этой затеи. Кто его знает, что в головах у патрульных... Они и ее могли загробастать. С каждой секундой уверенность в гибели Теоны становилась все сильнее.       Слезы уже душили Ирму. Она протянула дрожащую руку к бледному, уже абсолютно безжизненному лицу Теоны, провела по ее щеке, на которой теперь явно выступила свежая ссадина, полученная незадолго до смерти, будто надеясь на то, что Теона еще жива. - Мама... - еле слышно выговорила Ирма, будучи уже не в силах сдерживать накатившие слезы. - Прости меня...       Не знаю, за что несчастная Ирма просила прощения у Теоны. Наверное, за то, что она не смогла ее спасти, хотя, как мне кажется, это в любом случае была безнадега. Если Батя вцепился в чье-то горло, то вцепился он бульдожьей хваткой и уж точно не отпустит, а подвернись ему под горячую руку и ты - не жди пощады. Но разве это объяснишь несчастной Ирме, потерявшей близкого человека, к которому она очень сильно привязалась и которого смогла искренне полюбить?       Все еще скованная жутком горем, девушка неуверенно потянулась к еще теплому телу Теоны, не без труда уложила ее к себе на колени, сначала долго смотрела в ее лицо, а затем вдруг резко прижала погибшую мать к себе, будто надеясь разбудить ее, вернуть к жизни, и беззвучно зарыдала. Стекавшие по щекам несчастной Ирмы слезы капали с подбородка на безжизненное лицо Теоны...