Гомо / Гетеро / Сексуальный

привет и все Это последний год, и когда они возвращаются в Торонто, у всего уже совершенно другой привкус. Рэнди даже под пулями не смогут убедить сняться еще в одном сезоне, и, тем не менее, какая-то его часть испытывает тяжесть и меланхолию, заранее - за месяцы - прощаясь с вещами, о которых, как он думал, никогда не будет скучать. Они всегда что-то мутят по поводу начала съемок. Какое-нибудь барбекю в доме у Скотта, собраться всем вместе – что-то. Поцелуи, объятия, приветствия, рассказы о том, как прошел отдых, все в таком духе. Рэнди предпочел бы выковырять себе ложкой сердце, чем проходить через все это в очередной раз, но покажется странным, если он не придет. Так что он идет. Здоровается, изо всех сил пытаясь скрыть наличие кома в желудке, украдкой смотрит во все стороны, позволяет ерошить себе волосы, теперь, когда они немного отросли. Обнимает, целует, приветствует и не прилагает никаких усилий, чтобы не спрашивать про Гейла. Когда Рэнди впервые видит его, все то, что он решил по поводу своей жизни –сосредоточиться, быть продуктивным, вкладываться только в перспективные отношения, перестать мучиться – более менее тут же идет на хуй. Гейл стал носить бороду, кажется, стал выше ростом и немного худей. На всю эту угрюмость и неловкость Рэнди он отвечает искренними улыбками и взглядом, который говорит «Прости». Который говорит: «Ты мой лучший друг». Который говорит: - Мне жаль. На самом деле ему не о чем сожалеть. Это не он спровоцировал тот поцелуй, не он ответил на звонок любовника, и вовсе не он выбежал из комнаты в приступе паники. Но если Гейл говорит: «Мне жаль», значит, ему на самом деле жаль, потому что это была ошибка, потому что он натурал, потому что этого не изменишь. Если он говорит: «Мне жаль», значит, именно так он и чувствует. Потому что без чести и честности – это не Гейл. - Нет, - на самом деле это облегчение. По крайней мере, Гейл не собирается избегать его ближайшие месяцы. По крайней мере, он, кажется, готов продолжать быть Рэнди другом. – Это мне жаль. Гейл сует руки в карманы, а потом говорит: «Мне тебя не хватало», с этой своей душераздирающей прямотой. И добавляет: - Иди сюда. И нет никакой возможности отказаться от этого предложения. И Гейл втягивает его в непреодолимое объятие, которое громко и ясно сигналит: «Я хочу, чтобы мы оставались друзьями». Это хорошее объятие – умопомрачительное в том числе – и Рэнди счастлив его получить, потому что его восхищает возможность дружить с кем-то таким. Неосознанно восприимчивым, умным и совсем на то не претендующим, безотчетно веселым. Таким высоким, таким мужественным, таким милым. Таким непередаваемо Гейлом. Ведь можно жить счастливо, будучи его другом, исключительно другом, ни больше, ни меньше? Можно, и Рэнди намерен добиться этого, даже если в процессе придется остаться без кожи, вывернувшись наизнанку. приступ Гейл тоже готов попробовать. Добиться этого, правда. Он вовсе не намерен рушить одни из самых лучших профессиональных отношений из тех, которые у него когда-либо были. Сниматься с Рэнди, даже тогда, когда у того не самые лучшие времена, это как подпитываться топливом через воздух. Это задействует все твои актерские способности, заставляет как никогда чувствовать сцену. Гейл не готов ни лишиться этого, ни отправить нахуй их дружбу. У Рэнди есть парень, и то, что произошло между ними, - это был грипп, внезапный приступ возбуждения и результат четырехлетней имитации гей-секса. Случилось то, что для съемок тех сцен, что происходили между Брайаном и Джастином, им обоим нужно было максимально открыться. Дать доступ партнеру к таким сокровенным вещам, которые обычно остаются скрытыми, и недоступны даже для самых близких. Случившееся той ночью было спровоцировано тем, что они все еще оставались друг для друга открыты, и это ощущалось, как тесная связь. Случилось то, что Рэнди позвонили по телефону, и на этом все закончилось. Получилось так, что они позволили себе следовать за сценой, так же, как когда ты выучил весь диалог целиком и знаешь, что из него нужно произнести всего три фразы, потому что все остальное обрежут, но продолжаешь говорить до конца, потому что энергия персонажа заставляет забыть, что тебя снимают. Вот что произошло. В общих чертах. (На протяжении более четырех лет Гейл был для Джастина Брайаном. Он позволил Рэнди заглянуть во все потайные комнаты своей души. Вывернул перед ним все карманы, в которых скрывал свою уязвимость. В любой момент Рэнди мог воспользоваться этим и разрушить его, если бы захотел. Но он никогда этого не делал. Он отнесся к этой привилегии очень ответственно. И это то, что никак нельзя проебать, раз уж оно есть между ними.) кино Они не говорят об этом, но и не игнорируют. Оно есть - все то, что произошло, благодаря вирусу гриппа. Про себя Рэнди называет это просто Грипп, не более. Оно постоянно присутствует – в том, как Гейл приветствует его каждое утро: «Эй», будто уточняя: «Эй, у нас по-прежнему все хорошо, правда?». В тоне голоса Рэнди, когда он дает очередное интервью на радио и его спрашивают – как обычно – про Гейла, и он отвечает – как обычно – «Гейл, он… невероятный», имея в виду, что тот хороший актер. Оно здесь, хоть и непроявленное, никуда не девается. Просто есть. В паузах, в том, о чем они не говорят. Есть. - Эй, пст. Гейл заглядывает в окошко его трейлера. Солнечные очки. Озорное и трудноопределимое выражение на лице. - Нет такого слова «пст», Гейл. За стеклами очков Гейл закатывает глаза. Типа этого не видно, но все равно видно. - Ты чем-нибудь занят? - Ага, одной мыльной гей-оперой. А ты? - Я не в смысле вообще, а в смысле – сейчас? Рэнди действительно читает свой сценарий. Поднимает его и демонстрирует Гейлу. Также между сценами он читает и другие сценарии. В основном театральные, думая о том, чем будет заниматься после съемок сезона. Предполагалось вообще-то, что Гейл сейчас снимает какие-то сцены с Хелом, но, вероятно, произошла задержка, и у него выдалось свободное утро. - Не хочешь сходить в кино? Девять тридцать утра. В кино? Должно быть, это шутка. - Куда, ты говоришь? - В кино. Это как DVD, - поясняет, - только вокруг еще куча людей. И в основном там еще странно пахнет. Особенно когда крутят порно. Рэнди бормочет: «Да я знаю, что такое кино» и вроде бы возвращается к своим сценам, которые ему нужно учить, в то же время слыша свой собственный голос, интересующийся, а есть ли вообще сеансы в такую рань. Гейл уверяет, что да. Есть один утренний сеанс. Похоже, ему не интересен какой-то конкретный фильм, ему интересно просто сходить в кино. - Потому что я уже пять лет не был в кино и хочу сходить. Рэнди возражает, что Гейл бывает в кино на премьерах и на всяких подобных мероприятиях, но, по словам Гейла, это нихрена не кино, ибо что это за кино без попкорна. Вот еще один пример его оригинальной логики, против которой не поспоришь, потому что вся аргументация слишком сюрреалистична. Должно быть какое-то название для такого рода рассуждений. Гейлизмы какие-нибудь, например. попкорн В первом сезоне сериала Брайан один раз был в кино. Вместе с Майки, они сидели на балконе и курили косяк, вспоминая свою безвозвратно ушедшую молодость. Это был один из старых кинотеатров, больше похожий на театр, ничего общего не имеющий с этим мультиплексом, в который они с Гейлом входят без десяти десять, утром в четверг. Они практически одни, выискивают в афише что-то, что понравится обоим, и останавливаются на Вуди Аллене, потому что оба согласны с тем, что Аллен, выражаясь словами Гейла, «это Аллен и точка». Естественно, не без некоторого сопротивления со стороны Рэнди, подходят к стойке с попкорном. Их обслуживает девушка со скучающим лицом, которой понадобилось секунды две, чтобы их узнать, судя по: «Не может быть!», а затем: «О, боже мой!», отразившихся во взгляде. Она ничего не говорит, не просит автографов, просто у нее подрагивает рука, когда она протягивает попкорн. Рэнди еще берет воду – комнатной температуры, а Гейл берет кока-колу – большую. У девушки получается дать им все, что требуется, и ничего не уронить. Кроме, конечно, слюней, в момент, когда Гейл своей рукой касается ее руки, чтобы взять сдачу. - Спасибо, - выдыхает. В экстазе. Когда Гейл отвечает: «И тебе», она снова вздыхает. Еще более упоенно. Прежде чем войти в зал, Гейл бросает на нее последний обезоруживающий взгляд. Если бы Рэнди нужно было отнести его к какой-нибудь категории или классу в этот момент, он назвал бы Гейла «флиртун непроизвольный». Когда он предъявляет Гейлу, что тот неисправим, он ограничивается тем, что с невинным лицом говорит, что девушка показалась ему симпатичной. Тоже мне новость. Ему все кажутся симпатичными. В этом-то вся проблема. Что просто будучи симпатичной и рожденной с парой сисек, у нее гораздо больше шансов переспать с Гейлом, чем, например, у парня, с которым тот чувствует себя единым целым, с которым их многое связывает и… который должен сейчас же прекратить думать подобную хрень. - Наверняка, - говорит Рэнди, пока они смотрят рекламу, - сразу по приходу домой она напишет на своей страничке в интернете, что нас видела, и что мы ходили трахаться в туалет. – И продолжает, когда Гейл начинает ржать: - Ну, или что ты ходил туда трахаться с ней. Или того хуже – что это был я! – Гейл не перестает смеяться, сидя так близко, потягивая кока-колу и заедая ее попкорном. – Стопудово будет написывать: «Ах, боже мой, Гейл такой красивый!!!» с кучей восклицательных знаков. «Ах, боже мой, если бы только Рэнди не был бы геем!!!» и еще больше восклицательных знаков. Их почему-то очень вдохновляют эти восклицательные знаки. После рекламы еще идет пара трейлеров. Иногда они соприкасаются пальцами внутри ведерка с попкорном. - Ей лет семнадцать, да? – интересуется Гейл, глядя на экран и все еще думая о девушке с попкорном. – Скажи, Харрисон, ты был таким же озлобленным, когда тебе было семнадцать? Рэнди пихает его локтем под ребра. Гейл выдает преувеличенное «Ау!», что больше похоже на Брайана, чем на него. - Мне никогда не было семнадцать, Морган. Никогда. Особенно когда ему было семнадцать, и он знал, что другой, подозревая что это уже на всю жизнь. Он всегда был слишком просвещенным, взрослым в душе, не таким как все. Гейл в колледже гонял в футбол и, по-видимому, пережил свое взросление без особых потерь. Разве что получив парочку неизбежных для этого возраста ран, или чуточку больше. - Кого бы ты убил, чтобы сняться у Вуди Аллена, Рэнди? Они молча выходят из зала. Девчонка так внимательно на них смотрит, что может прожечь в затылке дыру. Наверняка уже позвонила всем своим подружкам, пока шел фильм. Но правда в том, что да, действительно, она кажется симпатичной. Здесь, вне полумрака кинотеатра, на полупустой парковке, полдень кажется нестерпимо ярким. - Ну, я бы убил свою мать, эту девчонку с попкорном и тебя. Тебя в первую очередь. Гейл на секунду замирает, медитируя. А потом пихает его так, будто им тринадцать или семнадцать лет, и они оба в одной футбольной команде. Хватает Рэнди за руку, без особых усилий заламывает ее назад, другой рукой зажимает рот, приговаривая: «Это если я не убью тебя первым, блондинчик». Рэнди пытается возражать и не смеяться, но у него ничего не выходит. Хотя большую часть времени он и не любит в этом признаваться, но есть много вещей за которые Рэнди благодарен съемкам в «Близких друзьях». Где бы еще ему представилась возможность сыграть кого-то, столь открытого и смелого в выражении своей сексуальности? Он гордится той сценой, где избивают Джастина, и тем, как именно сценаристы решили ее. Он гордится почти всеми совместными сценами с Гейлом за все предыдущие годы. Он счастлив, что заслужил его дружбу, и гордится той физической близостью, к которой они пришли, благодаря сериалу. Да, все это делает его довольно счастливым. Хоть его тело и выдает некое подобие самоубийственной дрожи каждый раз, когда его трогает Гейл. Тем не менее. Оно того стоит. interruptus Гейл непреднамеренно подслушивает разговор. Только часть разговора, конечно же. Ту, что ведет Рэнди. Вторая часть остается в Нью-Йорке. Это как быть слепым на один глаз и видеть только одну сторону теннисного корта во время трансляции. Не сейчас. Это не оправдание, это причина. Я работаю. Как хочешь. Нет, это не… - пауза – Это не так. Нет, ладно, как хочешь. Поговорим позже. Позвони мне. Он буквально леденеет на своем месте. Рэнди отключается и лишь через несколько секунд понимает, что он не один в гримерке. Это очень странный момент, Гейл чувствует себя так, будто на поминках вдруг заиграли на скрипке. Неловко. - Все хорошо? Рэнди глубоко вздыхает. - Более менее, - соглашается. – Ты что-то хотел? На самом деле, да. Вот уже несколько недель он, правда, хочет ему кое-что сказать. Но теперь, после этого звонка, все становится еще сложнее. - Нет, ничего. Нас зовут на площадку. - Иду. Не то, чтобы то, что он собирался сказать Рэнди, было чем-то плохим, нет. Но по какой-то причине, которая вероятно связана с той ночью возбуждения и приступом гриппа, таковым кажется. она В итоге тем, кто сообщает об этом Рэнди, становится Питер. Хорошо, не сообщает. Лучше сказать – выдает во время обычного разговора. Как совершенно случайный комментарий. Бла-бла это, бла-бла то, бла-бла не знаю что еще, а девушка Гейла то-то и то-то. - Что? Питер изумляется этим своим ласково-легкомысленным тоном: «Ты не знал, что у него есть девушка?» и добавляет, что уже довольно давно, скорее всего у них все началось во время хиатуса. И что «это любовь», говорит. Что она симпатичная. Великая новость. У Гейла все симпатичные. - Девушка? Ему ненавистно то, как звучит его голос. Ненавистно повторяющееся в голове: «девушка-девушка-девушка-девушка», как будто если проговорить слово тысячу раз, оно потеряет свой смысл. У него были другие и раньше. Девушки, женщины. Довольно много, на самом деле. Ни одна не заслужила определения «девушка». По крайней мере, ни одна из тех, которые были после Гриппа. Впрочем, как и из тех, что были до. Внезапно он вообще ничего не помнит. Даже собственное имя. - Девушка, да, - объясняет Питер. – Это что-то вроде новой концепции для супер-натуралов. Это как иметь партнера, но только другого пола. Наверняка ты что-нибудь об этом слышал. От Буша, в частности. – Рэнди смотрит на Питера так, будто посреди лба у того неожиданно вырос рог. – Дорогой, с тобой все хорошо? - Извини, я немного отвлекся, - врет. И для блестящего актера врет очень плохо. До такой степени плохо, что уверен – Питер за доли секунды о чем-то догадывается. Скорее всего, обо всем. Но если что-то и есть у него общего с Эмметом, то это то, что они оба деликатны, словно крестные феи. Питер пропускает мимо все то, о чем догадался, и предлагает выпить чайку. Не то, чтобы этот чай мог совершить чудо, но на данный момент это самое то. Помогает привести в порядок мозги. Ближе к последнему глотку, Рэнди решает, что девушка – это просто благословение. Прекрасная возможность преодолеть и позабыть весь этот Грипп. Это здорово на самом деле. Хоть это и цепляет за все места, за которые вроде бы и не должно цеплять, но это лучшее, что могло с ними случиться. Ага. девушка Пять. Почти пять лет прошло с тех пор, как у них все началось – четыре отснятых сезона и один в процессе, плюс еще одна неудавшаяся попытка заняться сексом – и впервые у Гейла появляется Девушка с большой буквы Д. Так как уже научно доказано, что злиться на Гейла нет никакой возможности, Рэнди пытается разозлиться на нее. А так как она не только хочет казаться милой, но и в самом деле такая, злиться он может только на себя самого. А так как это требует слишком большого количества энергии, Рэнди заодно злится на Джастина, и на Нелли из Юты, которая вот уже пять лет не дает ему спокойно жить. Он ждет изменений. Что Гейл каким-то образом изменится. Ждет, что тот начнет проводить с ним меньше времени, но съемки длятся по двенадцать часов в день, а иногда и дольше, и это нельзя изменить, сколько бы там девушек не было. Да и сам Гейл, по сути, не меняется. Он все так же переживает за Рэнди, продолжает быть все тем же великолепным Брайаном, они так и продолжают проводить вместе время. В наиболее напряженные съемочные дни у него по-прежнему сохраняется тенденция задвигать пространные монологи на малопонятные темы, полные всех этих «знаешь», «ну, ты знаешь» и «не знаю, если ты знаешь». В общем, он продолжает быть Гейлом. Изменения есть, но ничего не МЕНЯЕТСЯ. Проходят недели, проходят очередные серии, и когда Рэнди переходит от состояния «есть парень в другом городе» к состоянию «совершенно свободен», он никому об этом не говорит. Это не какой-то там драматический финал, несмотря на несколько месяцев драматических разборок по телефону. В конце концов, когда Рэнди обвиняют в том, что он лишь небольшой своей частью заинтересован в партнерских отношениях, он даже не может сказать, что это ложь. собаки Однажды Гейл спрашивает Хэла, действительно ли это так. Что для него целовать мужчину это все равно, что целовать собаку. Хэл говорит: «Господи, боже мой, и ты туда же», и объясняет ему то же самое, что и всем остальным. Что он вовсе не собирался никого оскорбить в том своем интервью, что он никого не сравнивал, а просто пытался сказать, что это довольно асексуально для него – целовать мужчину и бла-бла-бла. Сначала он пытается объяснить, потом начинает оправдываться, и выливается это все в очередную глупость, потому что Гейл не просил у него никаких объяснений и тем более оправданий. Он просто хотел узнать, действительно ли для Хэла это так. Никогда за все пять лет ему не пришло в голову спросить об этом у Скотта, который играет самого скучного гомика на свете и который – вот так сюрприз! – натурал. В этом сезоне у Брайана куча сцен с Тедом, и вот в один из перерывов между съемками, Гейлу вдруг приходит в голову, что Скотту, возможно, тоже есть, что об этом порассказать. - Как, по-твоему, поцелуй с актером сильно отличается от поцелуя с актрисой? - Должен ли я ответить нечто в духе тех собак? - Нет. Желательно. Гейл прибавляет Скотта и шутки о лажах Хэла к списку вещей, о которых он будет скучать, когда покинет Торонто. Список начинает становиться длинным. Он становится все длиннее и длинней, пока Гейл ведет машину к дому, обращая внимание на здания, которых ему будет не хватать, и на радиостанции, которые не сможет слушать. В памяти всплывают слова Скотта. На самом деле нет никакой разницы, мне кажется, актер это или актриса. Слова прерываются, перемежаясь светофорами. Некоторые поцелуи играть сложнее других, иногда это словно целовать кусок картона или отбить подачу бейсбольной битой, а иногда все гораздо проще, и ты чувствуешь, что свободно можешь играть эту сцену. Когда он входит в квартиру, в постели кое-кто есть. Спит. В действительности, я думаю, что все дело в симпатии, а не в гендерной принадлежности. Сейчас он не в том состоянии, чтобы ложиться в постель. Очень трудно заснуть после стольких часов напряженных съемок. Стоя у окна он выкуривает косяк, это помогает расслабиться и привлекает сон. И снятся Гейлу в высшей степени странные вещи, впрочем, как и обычно. Он просыпается, не помня ни единой из них. Что-то про собак, так кажется. Он никогда не помнит ничего из того, что ему снится. Рэнди постоянно говорит, что так бывает с теми, у кого в голове пустота. Возможно, он прав. розыгрыш Это то, что случается, когда ты знаешь, что все вот-вот закончится и есть желание отпраздновать это в компании. Это приходит в голову Рэнди: «А почему бы нам не разыграть Гейла?», и все становятся заговорщиками на несколько дней. Несколько недель, если точнее. Каждый хороший шутник знает, что самое веселое в розыгрыше – это его подготовка, а Рэнди – прирожденный шутник. В течение недель он как обычно отпускает множество комментариев по поводу того, как ужасны фанаты, а особенно один из них, который настаивает на личной встрече и угрожает приехать в Торонто. Когда Гейл успокаивает его, говоря, что это просто разговоры и не стоит придавать этому никакого значения, Рэнди очень трудно не рассмеяться, однако он сдерживается, потому что хороший розыгрыш того стоит. Питер соглашается играть психованного фаната, и все так хорошо справляются со своими ролями, что у Гейла не возникает никаких сомнений в том, что кто-то действительно сумел пробраться на площадку. Но, наверное, нужно было обойтись без искусственной крови. - Я думал, что с тобой случится инфаркт, Гейл, клянусь. - У меня и СЛУЧИЛСЯ инфаркт. Он все еще кажется слегка не в себе. На шее выступили красные пятна. От испуга. Рэнди так паршиво себя чувствует, что если бы была машина времени, он все отмотал бы назад. Когда они репетировали розыгрыш с Теа, та ограничилась вскриком, и все просто поржали. Она не приняла все за чистую монету, не побледнела и не произнесла надтреснутым голосом: «Рэнди?», как будто ей разорвали сердце. Нет, наверняка им не нужно было использовать кровь. - Питер же был в маске из «Крика» и с бензопилой, как можно было в это поверить? - Потому что я мудак. Он не говорит это в плане: «Я мудак и ужасно зол», а в плане: «В самом деле, по-настоящему, я РЕАЛЬНО мудак, Рэнди». - Я всегда ведусь на розыгрыши, - добавляет Гейл. – Это… - кажется, что ему очень трудно признаться в чем-то ужасном. - …это как быть глупым ребенком в банде, знаешь? Потому что я все так плохо переношу, что потом все просят у меня прощения за то, что заставили меня чувствовать себя так плохо, и весь розыгрыш идет нахер. Он бормочет: «Я прирожденный зануда» и кажется таким обескураженным, что Рэнди не может объяснить, как тот вообще ухитрился прожить в реальном мире тридцать и сколько-то там лет. Если только… - не в состоянии поднять взгляд, он краем глаза видит, как улыбается Гейл - …если только этот блядский сукин сын сам не прикалывается над ними! - Нихрена ты не повелся, правда? Улыбка, которой отвечает ему Гейл, означает только одно. Лошары. - И Оскар получает… - он выглядит чрезвычайно довольным собой. - …Гейл Харольд! Невероятно. Проработав с Гейлом пять лет, любой бы мог подумать, что уже в состоянии идентифицировать его вранье за тысячу километров. Пять лет, а этот неблагодарный говнюк продолжает дурить его, да еще так, что он, Рэнди, чувствует себя виноватым. - Сукин ты сын! - Но такой красивый, что ты простишь меня. - Ты не настолько красив! На самом деле – настолько. На самом деле это какая-то новая степень красоты. Которую просто необходимо ввести. «Красивый», «Очень красивый» и «Гейл». брайан По мере ускорения съемочного графика, оно становится все более и более реальным. Ощущение того, что определенный период жизни подходит к концу, и не то, чтобы он был недоволен предстоящими изменениями, просто есть какая-то неопределенность, а иногда даже ощущение настоящей сценической паники. Так что ему требуется достаточно времени для того, чтобы дать себе отчет в том, что есть кое-что еще, чего ему будет сильно не хватать, помимо зарплаты, уверенности, что и на следующей неделе будет работа, помимо коллег и даже этого проклятого холода. - Мне будет не хватать Брайана. Он понимает это, сидя на гриме. Вдруг. Рэнди пристально смотрит и внимательно слушает. Не задавая вопросов. Оставляя его в этом пространстве, где он чувствует себя комфортно. Так что Гейл привычно растекается мыслью по древу. Объясняет, что да, на самом деле, правда-правда, ему будет не хватать Брайана Кинни. Будет не хватать той свободы, которая возникает от возможности быть совершенно другим человеком, радикально отличающимся от него самого. Будет не хватать всех этих гениальных диалогов, возможности одной только репликой сразить наповал своего оппонента. Возможности изучать переломные моменты, иногда случающиеся в характере персонажа, видеть, как тот растет, страдать, когда тот страдает. Будет не хватать этих сцен с Майклом, когда они против целого мира только вдвоем. Он будет скучать по перепалкам с Тедом, наставлениям Дэбби, необходимости контролировать все и вся. Будет скучать по тому, чтобы быть Брайаном Кинни, который в состоянии пройти через любую грязь так, что к нему никакое дерьмо не прилипнет. Он будет очень скучать по этому изломанному мудаку, его манипуляторской искренности и костюмам от Прада. Гейл, наконец, понимает в половине восьмого утра, в свой самый последний съемочный год, что ему будет очень не хватать Брайана. Рэнди продолжает внимательно смотреть. До такой степени внимательно, что вряд ли кто-то вообще это может выдержать. В это время на гриме они совершенно одни. - Даже при том, что он мудак и первостатейный ублюдок, знаешь? Мне будет не хватать… его великолепия. Он будет тосковать по этому восхитительному ощущению себя хозяином вселенной. Несмотря на то, что это лишь видимость, фантастическая личина, и длится всего пару часов. Не смотря на то, что речь всего лишь о выдуманном замкнутом пространстве для жизни. Даже несмотря на все это, Гейл очень будет скучать. Он понимает, что пришло время, и что будет много других, новых персонажей, но в течение пяти долгих лет Брайан был для него отличным местом, где можно прятаться и притворяться. Где можно почувствовать волю. Иногда даже крышу срывало от этого незнакомого ощущения свободы. Блядь. Это было здорово – быть Брайаном. - Тебе это не нужно, Гейл. Рэнди говорит медленно и очень тихо. Так понимающе, так проникновенно, так, как умеет только Рэнди. - И меньше всего для того, чтобы чувствовать себя великолепным. Потому что ты – великолепен. Гейл не знает, что ответить на это. Поэтому просто сглатывает слюну и не говорит ничего. Он, практически, никогда не знает, что нужно говорить, если точнее. Чего там от него ждут и все такое. Почти никогда не понимает. Иногда ему кажется, что Рэнди единственный, кто ничего не ждет от него. А иногда подозревает, что тот как раз-то и ожидает всего. И непонятно, что правда. Возможно, даже тогда, когда Рэнди ожидает всего, то не ждет ничего особенного. Кроме него самого. Это очень странное ощущение. Абсолютное приятие. Это немного пугает иногда. Когда становится чересчур сильным. стоп, снято Последняя сцена, в которой снимаются Гейл и Рэнди, это последняя сцена, в которой Брайан и Джастин вместе. Это как должно быть и как оно есть. После этого еще целый день продолжаются съемки, поэтому нет никакой специальной церемонии после последнего и окончательного «Стоп! Снято». Нет ничего такого, что указывало бы на то, что вот, Это Конец. Точно так же, как ничто не указывало на то, что Это Начало, когда Гейлу позвонил агент со словами: «Требуется актер для сериала Шоутайм – гей-казанова или что-то в этом роде – как ты смотришь на то, чтобы слетать в Торонто на пробы?». Они оба чувствуют себя странно, когда все заканчивается. Как будто на самом деле ничего не закончилось. Это их конец без конца. Почти как у Брайана и Джастина. Неизвестно, что это – начало, или обещание продолжения, или совершенно другая какая-то вещь. На следующий день продюсеры устраивают вечеринку. Официальное расставание. конец Вечеринка – это как раз то, чего им не хватает для того, чтобы как следует попрощаться, но Питеру этого кажется недостаточно. Рэнди находит у себя на автоответчике короткое сообщение: «В семь часов, у меня». Он уже представляет, что в этом нет ничего хорошего, и все самые худшие предположения оправдываются, когда он, опоздав на десять минут, приезжает к Питеру и тот сразу тащит его в гостиную. Все уже там. Скотт, Хел, Бобби, Теа, все. Гейл, естественно. Сидит на диване, высоченный. Телевизор включен. И DVD-проигрыватель тоже. Взгляд Гейла говорит: «Клянусь тебе, что я ничего не знал». - Ой, нет, - провозглашает Рэнди, понимая, к чему все идет. – Я нихрена не собираюсь это смотреть. Но ему не оставляют выбора. Питер намного его выше и сильнее. И настойчивей, если уж откровенно. Он заставляет Рэнди сесть на диван и пройти через то, что он называет «очистительным процессом возрождения наших общих переживаний». - Да просто ты хочешь смотреть на мою задницу, вот что. - Это неправда, - неубедительно защищается Питер. – Мы все хотим смотреть на твою задницу. Диван тут же переполняется людьми, Питер нажимает на play и будь что будет. Народу столько, что Рэнди чувствует себя крошечным, плотно притиснутым к Гейлу напором многочисленных тел. - Спокойно, - Гейл вытаскивает одну руку и обнимает его. Небольшая, но все же защита, не вызывающая неловкости. – Мне кажется, что моя задница составит компанию твоей. Это не особо выдающаяся фраза, но она весьма точно отражает последние пять лет его жизни. задницы и не только Так что они смотрят пилот. Спустя практически пять лет после того, как он был отснят. Кажется, что прошла целая вечность. Рэнди боится, что все будет ужасно, потому что он ненавидит смотреть на себя и потому, что уже достиг той точки, когда реально необходимо избавиться от широкой тени Джастина Тейлора. Но все оказывается не так ужасно, и если бы только он не ненавидел соглашаться с Питером, то признал бы, что во всем этом действительно есть какое-то очищение. Все, кроме него самого и Гейла, с самого начала начинают восхищаться и хлопать. Первый план – психоделическая панорама по дискотеке и Скотт кричит: «Вечеринка!». Еще больше криков и аплодисментов, когда с крана делается наезд на трех присутствующих. Хел говорит: «Я кажусь мудаком», а Скотт уточняет: «Потому что ты и есть мудак» и получает затрещину. Питер их игнорирует и заявляет, что смотрится просто красавчиком в розовом, «кроме того, я выгляжу таким высоким на вашем фоне, спасибо, что вы такие малявки». Следующий выход Брайана, и Гейл смотрит на экран с таким напряженным вниманием, будто хочет его прожечь взглядом. Первая сцена появления сексуального хищника Брайана Кинни снята в чересчур темных тонах. Иная музыка, иной ритм, указывающий на совершенно иную форму сексуальности. В гостиной Питера все одновременно выдыхают: «Ооооооо», а потом начинают прикалываться с Гейловой манеры танцевать. Гейл бормочет сквозь зубы: «Я похож на мудака, когда танцую». Уложенный поверх него Рэнди шепчет: «Ну или просто похож на мудака», и они улыбаются друг другу одними глазами. Первое появление Рэнди, шествующего по ночной Либерти Авеню в поисках своего подросткового гей-приключения, вызывает свист и крики: «Смотрите, он настоящий девственник, девственник!». Рэнди кажется себе таким молодым – двадцать два года, господи боже – что даже пугается. Краешком глаза он не перестает следить за реакциями Гейла, который покусывает губу и иногда притрагивается ко рту свободной рукой. Нервничает по какой-то причине. Что-то высматривает на экране. Рэнди задается вопросом, что бы это могло быть. Гейл страдает, в самом деле страдает, когда видит себя Брайаном, выливающим бутылку воды на свой голый торс, дабы впечатлить Джастина. Он даже не замечает – по крайней мере, Рэнди думает, что не замечает – какая это редкость, что такая сцена срабатывает, хотя должна была быть просто жалкой. Добиться такой уверенности в себе, быть действительно соблазнительным, совершая нечто столь сексуальное, это просто чудо. Гейл не замечает своей харизмы. Возможно, именно поэтому он настолько харизматичен. Во время этой сцены, естественно, много шуток и разных приколов. Скотт чувствует себя обязанным напомнить, что ему тоже пришлось сделать нечто похожее с бутылкой воды. - И это далеко не так просто, как кажется, друзья. Это еще надо уметь не захлебнуться в процессе. Взрыв аплодисментов, когда Брайан снимает штаны, и смешки, потому что даже спустя пять лет эти танга, которые на нем, все еще смотрятся также смешно, как и в самом начале. Рэнди чувствует себя комфортно, когда смеются не над ним, и шутит, говоря, что Гейл до сих пор хранит эти трусы. Питер восклицает: «Боже мой!», когда Брайан заканчивает раздеваться, а Скотт вторит ему, вопя: «Я вижу лобковые волосы!». Среди всеобщего смеха Гейл отмечает, что да, это и есть качественное телевидение. Когда Брайан и Джастин целуются в первый раз, Хэл первым начинает смеяться над собой: «Конечно, это лучше, чем целовать собаку!». Его шутку засчитывают, ржут на его сценах, подбадривают Рэнди, когда Джастин кончает на шелковые простыни Брайана. - Подростки, - бормочет Скотт. – Понятия не имеют, сколько стоит химчистка. - Прикинь, тут все с ног на голову, - говорит Питер. – Гейл делает вид, что знает, что делает, а педик Рэнди ни о чем понятия не имеет. Пятьдесят минут сериала и начало целой эпохи в их жизнях. Раздается громкое всеобщее «Аааахххх!», когда Брайан и Майкл берутся за руки и вместе поднимаются на крышу больницы. Рэнди отмечает то, как сильно Гейлу нравится эта сцена. Он улыбается самым краешком губ. Ему нравится вся эта часть, где Брайан в больнице. У него блестят глаза, когда Линдси с сыном на руках плачет, а Брайан обещает ей, что они никогда не повзрослеют. На самом деле всем нравится эта сцена. Гейл расслабляется на диване и наслаждается, всего секунду. Довольный, что стал частью чего-то такого. Такого трогательного. Потом снова начинаются сцены с Брайаном и Джастином, и вот оно снова. Снова это покусывание нижней губы. Снова прикладывание руки ко рту. И постукивание пальцами по плечу Рэнди. Когда наступает черед его главной сцены, Рэнди чувствует себя довольно спокойно. - Дамы и господа, - объявляет он. – Это – моя задница. У его задницы тут же находятся поклонники, да и он сам должен признать, что задница довольно выдающаяся. - Дамы и господа, - сразу же за ним объявляет Гейл. – А это мой язык в его заднице. Очень познавательная сцена. Язык Гейла и задница Рэнди, по словам Теа, составляют идеальную пару, которая должна пожениться и иметь своих собственных детей. Глядя на экран, с этим трудно не согласиться. Когда серия подходит к концу, Питер говорит: «Тебе пиздец, Брайан», ни к кому конкретному не обращаясь, но все знают, что он прав, потому что реально Брайану был пиздец с самого начала. Конец просмотра снова награждается аплодисментами, а потом достается выпивка, комната наполняется дымом, и Рэнди, наконец, может найти себе место, где ему больше не нужно лежать на Гейле. В полночь Питер огорченно жалуется, что Эммет и Брайан так и не переспали. «И даже ни разу не поцеловались», возмущается он, «Совсем нихрена для бедного Эма». В час ночи, когда они все уже просто тонут в море пустых бутылок, Гейл решает в последний раз побыть Брайаном Кинни, тигриным шагом подходит к Питеру, без особых усилий притискивает того к стене и, со словами: «Для Эма», целует, долго и глубоко, влажно и виртуозно, при этом не выглядя хоть сколько-нибудь смущенным. Восторженные выкрики, аплодисменты, и Скотт, подрывающийся бегом в сторону кухни, когда Гейл вспоминает, что Брайан и с Тедом тоже не переспал. - Я пытаюсь сохранить в себе что-то от натурала, Гейл. Отстань! Но все равно это случается через полчаса, Гейл предупреждает: «Не сопротивляйся» и целует Теда так, как целуются с друзьями, когда ты уже пьян в стельку. Рэнди предпочитает незаметно сбежать по добру по здорову, зажав в кулаке молотящее сердце. Ведь если он расслабится, ему тоже может достаться один из таких поцелуев, и он вовсе не уверен в своей реакции на него. Особенно на публике. Как сообщалось в хрониках следующим утром, единственным, кто после вечеринки остался без поцелуя от Гейла, был диван. - И даже в этом я нихрена не уверен, - говорит Питер по телефону. – Я вообще ничего не помню после пяти утра. Но скажу тебе одну вещь, - он вздыхает. – Если все натуралы так целуются, я предпочел бы этого вообще не знать. Лучше уж жить в неведении. Это лучшая фраза, услышанная Рэнди за последние годы. Не я это сказал. вечеринка Гейлу так нравятся всякие светские вечеринки, что иногда ему хотелось бы остаться без руки, чтобы избежать необходимости на них присутствовать. Но вечеринку Шоутайм по случаю завершения съемок последней серии пропустить невозможно. После ночи в доме у Питера у него до сих пор болит голова – тупо тянет где-то позади глаз – но он принимает душ, одевается и стоически приходит в себя. Его фотографируют, ему задают вопросы, он изо всех сил старается производить нужное впечатление, чувствуя себя при этом потерпевшим кораблекрушение в жизни, которая ему больше не принадлежит. В одиннадцать вечера появляется Рэнди с бокалом в руке. - Считаешь часы до того момента, когда можно будет сбежать? - Есть немного, - соглашается. – Все эти прощальные вечеринки - это… - Гейл закатывает глаза. – Ну, ты знаешь. Просто пытка. Вот что это такое. И выражение лица Рэнди, когда он опускает глаза и соглашается: «Да… Я знаю», говорит о том, что Гейл не один испытывает эти муки. - Я думаю исчезнуть без лишнего шума. Гейлу хотелось бы уйти вместе с Рэнди. Возможно, чтобы выпить по пивку в каком-нибудь спокойном месте. - Хорошо. Конечно. Я еще побуду тут немного. Прощай пиво. Вот он, момент расставания. Рэнди сядет в самолет до Нью-Йорка в ближайшие двенадцать часов. Они еще будут видеться, безусловно, но Торонто заканчивается. Он и Рэнди, и все эти моменты, которые начались, благодаря Брайану и Джастину, и даже намного переросли их, заканчиваются. Прощай, грусть. Он, долго не думая, обнимает Рэнди. У них большая разница в росте, но они как-то всегда друг другу хорошо подходили. Ему плохо даются слова, и когда необходимо сказать что-то важное, у него это выходит путано, затянуто и витиевато. И все-таки есть нечто, чего он никогда Рэнди не говорил, а потому должен. И прежде всего, должен это себе самому. - Я люблю тебя. Рэнди растворяется в его объятии, вцепляется намертво. На этот раз он становится тем, кому не хватает слов. Но не важно. Гейл всегда умел улавливать смысл даже в эхе, передразнивающем тишину. препятствие Он покидает вечеринку, не привлекая внимания, не в состоянии больше ни с кем прощаться, чувствуя себя точно также, как в своей последней сцене в роли Брайана. Немного незавершенно. Если бы он не забыл свой пиджак и не был вынужден из-за этого вернуться на вечеринку, наверняка он так никогда и не догадался бы почему. Так бы и продолжал жить с пустотой внутри, возможно, всю оставшуюся жизнь. Но он забывает пиджак и возвращается, и рядом с гардеробом слышит кое-что, часть разговора. Не весь, но достаточно. Слышит Рэнди – его голос он узнает первым – и Питера. - В смысле, вы порвали? Когда? - Несколько недель назад. И в этот момент в мозгу Гейла что-то щелкает и приходит мысль: «Ого, вот я тормоз». Конец, понимает он, это совсем не то же самое, что завершение. Некоторое время он остается неподвижным, пока голоса удаляются и исчезают. Потом он принимает решение, которое, кажется, было принято уже давным-давно кем-то, гораздо более умным, чем он. Садится в машину и останавливается ровно три раза. У себя дома, по дороге и дома у Рэнди. Последняя остановка – самая простая из трех. завершение Если бы Рэнди уже в это время спал, его разбудил бы звук мотора паркующегося напротив его дома автомобиля. Но он читает в постели, не в силах сомкнуть глаз, с включенным на фоне телемагазином, рассматривая возможность подрочить, поэтому звук автомобиля хоть и удивляет его, но никак не мешает. Мешает ему звонок в дверь. Он бежит открывать дверь босиком, пытаясь угадать, кто бы это мог быть и чего ему надо в такое время. Огибая всю эту кучу коробок, которые он паковал последние дни, и которые ждут грузовика для перевозки. - Гейл? В дверях его дома, в три ночи. Гейл. Который говорит: «Хей». Типа ничего такого. В руке у него бутылка вина и это никак не объясняет Рэнди, для чего тот явился. Не то, чтобы он не хочет его видеть, но уже было одно довольно тяжелое прощание. Второе просто может его убить. - Но тебе же не нравится вино. Это тупо, но это единственное, что приходит ему в голову, учитывая ситуацию. В пижаме, в дверях своей квартиры, босиком. С Гейлом перед носом, покусывающим – снова – нижнюю губу. - Это, - говорит Гейл. – Видишь ли… Я тут подумал, что мы могли бы проститься по-настоящему. Что-то вроде ирландских похорон. Прощание с выпивкой? Еще одно прощание с выпивкой? Он не мог явиться за этим в три часа ночи. Он кажется немного нервным, немного беспокойным, и Рэнди вдруг кажется, что возможно, и даже скорее всего, он пришел совсем за другим. Проститься по-настоящему. Сердце в груди болезненно заколотилось. Не может быть. - Ты ведь даже не ирландец, Гейл. Должно быть это самый тупой разговор, который когда-либо между ними происходил. При том, что у них достаточно было бессодержательных разговоров. - Да, точно, - соглашается Гейл и жмет плечами. – Так же, как и не гей, но вот уже пять лет все пытаюсь убедить себя, что не хочу с тобой трахнуться. Жизнь – странная штука. Рэнди уверен, что вот прямо сейчас у него остановится сердце. И совершенно очевидно, что с Нелли уже приключился инфаркт.