Гомо / Гетеро / Сексуальный

Сделка Они заключают договор в квартире Гейла, когда смотрят «Большую страну» на канале киноклассики. Рэнди никогда не был фанатом Грегори Пека, хоть и признает, что в этом фильме он выглядит ничего, укрощая дикую лошадь. Такой мужественный и исполненный благородства. Хоть и не его тип. Очень смуглый и все такое, вообще никак. - Не понимаю геев, - пыхтит Гейл. – Тебе не нравится Грегори Пек? Это же Грегори Пек, Рэнди, это… мне он нравится. - Ага. Ты переспал бы с Грегори Пеком? - Да, наверняка. Естественно. Должно быть, они выкурили слишком много косяков. Рэнди думает, что ослышался. Гейл переспал бы с Грегори Пеком? Последний раз, когда о нем что-то было слышно, Пек был мужчиной, и если он поменял пол, то кое-кто должен уволить кое-кого из «Вэрайети», потому что Рэнди читает абсолютно каждый номер и не пропустил бы ТАКОГО. - Да ну. Неправда. Это не может быть правдой. - Это правда. Я переспал бы с ним. Для этого не нужно быть геем, вообще ничего не нужно. - Вот как? В дыму марихуаны Гейл покачивает головой. - Потому что он звезда. Так что не считается. Все это знают. Неужели нет ни одной звезды, с которой тебе хотелось бы переспать? - Женщины? - Да. - Откуда я знаю. Может быть, Мадонна. - Кто-нибудь еще? Поразмыслив какое-то время, Рэнди говорит: «Джессика Лэнг». - Она мне нравилась в «Кинг-Конге». И то, что она делала на столе с мукой, было горячо. Это один из его любимых фильмов – «Почтальон звонит дважды». Гейлу он тоже нравится. - Тебе Джессика Лэнг нравится больше, чем Джек Николсон? - Мне Джек Николсон вообще не нравится. Я его боюсь со времен Бетмена. Но мне нравится Джуд Лоу. Оставшиеся куски пиццы почти засохли, но трава пробивает на пожрать, поэтому Гейл сидит и грызет пепперони. А вот Рэнди, по-видимому, пицца придает смелости. Им овладевает глупый, безрассудный кураж, заставляющий задавать идиотские вопросы. Гипотетические. Безобидные. Дружеские. - Ты бы лучше переспал с Грегори Пеком, чем со мной? - Грегори Пеку почти восемьдесят, Рэнди. - Но ты сказал, что переспал бы с ним. - Это просто было к слову. Рэнди отмечает легкое головокружение и появившуюся тяжесть на сердце. В уме Нелли восклицает: «Блядь!» - А, - говорит он. – Ясно. Какое-то время они продолжают смотреть фильм. Девушка довольно красивая. Брюнетка с потрясающими зелеными глазами. Рэнди тратит полтора часа на то чтобы, в конце концов, вспомнить, где он ее видел. В «Спартаке». Это была та самая девушка, которая не замечала, что Кирк Дуглас и Тони Кертис были геями. Очень красивая, для того, кому нравятся женщины. В комнате стоит густой, токсичный запах, и в коробке больше не осталось пепперони. - Рэнди? - Что? - Если я пересплю с парнем, ты первый в моем списке. Дымящаяся тишина. - Договорились. Воздух на секунду редеет, нечто без названия растет, пускает корни в пол и протягивается между ними. У Гейла в самом деле огромные глаза, которые наполняются невыразимым значением, когда он так пристально смотрит. - Если ты переспишь с натуралом…, - пауза, пауза, он набирает воздуха: - Я иду первым в твоем списке? Снова пауза. - Натуралы обычно не горят желанием переспать со мной, Гейл. Даже не знаю почему. Последнее, о чем думает Гейл перед тем, как заснуть, это что Рэнди неплохо смотрелся бы в «Большой стране», укрощая дикую лошадь. Потом его веки наливаются тяжестью, и он больше не думает ни о чем. Но они договорились, а сделка есть сделка. парень Спустя три года от начала съемок у Рэнди официально появляется парень. За все три года, прошедшие после пилота, они ссорятся первый раз. Даже не ссорятся, нет, потому что не было никакой ссоры. Просто дуются друг на друга. Ладно, даже не дуЮТся, потому что для этого Гейлу нужно рассказать, какого хрена он уже неделю не в настроении и то и дело срывается на Рэнди. Капец. Это ведь совершенно детская причина. А происходит то, что одно дело знать, что это по-детски, и он не имеет никакого права злиться. И совсем другое – не злиться на самом деле. Третий сезон. Брайан уже не-знаю-сколько серий не целовал Джастина. У Рэнди есть парень. Все по-другому. И Гейлу это «другое» совершенно не нравится. - Ты сердишься на меня? У Рэнди всегда получалось быть проницательным. - Нет, - врет. - Да ладно, что случилось? Ничего. Глупости. Что он сердит. Что он странный. Ничего подобного. Не знает. Пожимает плечами. Чувствует себя ребенком. Ребенком, которому трудно выдерживать давление Рэнди, который настаивает, и настаивает, и настаивает до тех пор, пока не заставляет признаться: - Ничего. Это не… Я слышал, что ты говорил в тот день. Рэнди общался с группой каких-то людей. С кем-то из команды и, возможно, скорее всего, со своим парнем. Который пришел повидать его на съемочной площадке. Они разговаривали о том о сем, в то время как Гейл прогуливался мимо, разучивая сцену и время от времени обращая на них внимание. Он не знает, каким образом разговор перешел на Брайана, но когда было сказано: «Брайан», сразу же начал прислушиваться. Это получилось рефлекторно. Рэнди говорил что-то про эмоциональный яд и бла-бла-бла, ничего такого, чего бы Гейл не слышал раньше. Он также говорил, что никогда, ни за что в своей жизни, ни при каких обстоятельствах не мог бы увлечься Брайаном. Даже за миллион лет. - Ты сердишься, что мне не нравится Брайан? Ты же знаешь, что Брайан мне не нравится. Ты пьян или что-то вроде того? - Нет. Он чувствует себя мудаком, но раз уж начал, почему бы и не продолжить. - Я знал, что он тебе не нравится. Но это не одно и то же… что он тебе несимпатичен и что он тебя не привлекает в плане… ну, ты знаешь. Рэнди начинает понимать. Медленно. Должно быть, это телепатия, потому что Гейл знает, что его объяснения не очень красноречивы. - Ты злишься, - Рэнди смотрит этими своими глазами, которые говорят: «Ты - тормоз», - потому что я сказал, что Брайан не привлекает меня сексуально? Да. И нет. Он зол, потому что все изменилось, и теперь у Рэнди есть парень, и что они не целуются в сериале, и по какой-то причине вне съемок не целуются тоже, Рэнди больше не уделяет ему внимания, и ему не хватает болтовни ни о чем за куском пиццы. Зол, потому что Брайан не привлекает Рэнди, а ведь Брайан это он, разве не так? - Ты не понимаешь. Брайан должен думать, что весь мир хочет переспать с ним. И Джастин прежде всего. Вся его уверенность проистекает из этого. Меня выбивает из колеи то, что я знаю, что ты думаешь: «Этот парень меня не привлекает, я никогда бы не трахнулся с ним». Звучит жалко. Так жалко, что Рэнди впору разозлиться, сказать ему, что он как маленький ребенок, и свалить вместе со своим парнем. Как сделал бы любой нормальный человек. К счастью, Рэнди достаточно странный. Поэтому он ржет. Немного неконтролируемо. Его волосы стали длиннее. И еще светлей. Это красиво. - Джастин реально хочет спать с Брайаном, тебя это устраивает? Немного. Но не совсем. - Все равно, - пожимает плечами так, будто хочет провалиться сквозь землю. – Хрень все это. Наступает неловкое молчание, но оно напрягает меньше, чем вся последняя неделя. - Ты сердишься, потому что думаешь, что это я тебя не нахожу привлекательным? Желудок прилипает к спине. - Нет, конечно. Немного. Какая-то ревность маленького ребенка. Теперь, когда у Рэнди есть парень, он вдруг радует Гейла тем, что даже в самых своих ужасных кошмарах не переспал бы с ним, или с персонажем, которого он играет, или… ладно, все равно. У него есть право на мини-истерику. Он неуверенный в себе человек. Но ведь, в конце концов, если бы он спал с мужчинами, то наверняка переспал бы с Рэнди. Хотя бы потому, что они хорошо знакомы. Разве это желание не должно быть взаимным? - Возможно, - признается он. – Я не сержусь. Возможно, просто больно. Немного. - Да, пофиг, - добавляет, пытаясь улыбнуться. – Уже все прошло. Объятие Рэнди становится неожиданным. И эти длинные волосы щекочут лицо, но не важно. Рэнди шепчет: «Ты большой ребенок», а потом добавляет: «И намного красивей, чем Брайан». Гейл понимает, что их сделка каким-то образом все еще в силе, и, как бы жалко и по-детски это не звучало, больше не злится. По возвращению домой он получает новый сценарий. Две недели спустя они репетируют сцену, где Брайан и Джастин снова целуются, и все опять становится нормальным. Возможно, его должен был напрячь тот факт, что его определение «нормального» включает в себя поцелуи с Рэнди, но, в конце концов, люди странные, а жизнь непостижима. И все. морган - Скажи мне, что это неправда. Скажи мне, что это неправда! Вот из-за этой манеры так орать Гейл и подумал при знакомстве, что Рэнди женственный. - Я думал, что ты знал. Что все кто хочешь уже об этом знают, и ржут у меня за спиной. - Я не знал, а то бы ржал тебе прямо в лицо! - Я думал, что ты знаешь и просто не хочешь смеяться надо мной. - Значит, ты меня не знаешь, Гейл Морган Харольд! Он дразнит его вот уже полчаса. Гейл - уже довольно женственно, но Морган? Морган – это имя для девчонки, ради всего святого. О чем только думали его родители? - Скажи правду. Твои родители хотели девочку и наряжали тебя в юбки, когда ты был маленьким? - Родители – нет, а вот одна девчонка хотела, чтобы однажды я надел ее юбку. Очень трудно понять, шутит ли Гейл. Рэнди сдерживает смех. - И что ты сделал? - Сказал ей, что нет. Она была зеленая, а зеленый мне не идет. Лучше бы она была оранжевой. Оранжевый меня вполне бы устроил. Я ее бросил. Тем более, что и в постели она была тоже не очень. Хотя юбка была ничего, для того чтобы быть зеленой. Гейл часто и подробно комментирует тех девушек, с которыми спит. Они никогда не задерживаются, эти девушки. Рэнди знает, что отвратительно думать о том, что это хороший знак, но перестать не может. Эти голоса, которые все еще фантазируют у него в голове – не смотря на годы и разных парней – когда дело доходит до Гейла, становятся особенно навязчивы. Трещина В одном из интервью Хэл говорит: «Целовать мужчину, это как целовать свою собаку», и шесть месяцев спустя его все еще подкалывают этим на съемках. Особенно Питер, который не устает говорить ему, что если целовать Гейла или Роберта для него все равно, что целовать своего пса, то – - Или я хреново целую своего, или ты должен мне устроить свидание со своей собакой. Хэл пытается объясниться – извиниться? – но кажется, что никто этим не оскорблен, и шутка становится популярной, как часто бывает с подобными шутками. Как раз перед сценой, где Брайан и Джастин должны целоваться возле стены, Гейл снова возвращается к этой теме, и когда Рэнди говорит, что это уже их миллионный поцелуй, подкалывает его: - А я уже и счет потерял. В целом, это как целовать собаку. Затем он показывает язык, и Рэнди улыбается, заталкивая в глубину желудка вдруг охвативший его гнев. Целовать собаку? В первом же дубле, когда в декоративной стене появляется трещина и становится ясно, что нужно будет переснимать, Гейл на секунду замирает, пока еще не зная, нужно ли продолжать быть Брайаном или уже нет. Именно в этот момент Рэнди, не особенно раздумывая, приближается и целует его, именно так, как положено по сценарию. Страстно, требовательно, властно. Как свою собаку, еб твою мать. фанат Есть вещи, которые ты перестаешь делать по достижении определенного уровня известности. Например, заходить в Макдональдс, когда вдруг чувствуешь потребность наполнить свои вены холестеролом до разрыва аорты. Стоять в очереди в какой-нибудь клуб, или вообще стоять в какой-нибудь очереди. Или ходить в супермаркет по субботам в десять утра. Рэнди вообще не понимает, что они тут делают, но если он спросит: «Что мы тут делаем?», Гейл ответит нечто выдающееся, например: «Покупаем». Людей немного, и в Торонто в принципе можно рассчитывать на определенный уровень приватности, но иногда кто-нибудь смотрит на них более двух секунд и у Рэнди начинается приступ паранойи. Никогда не знаешь, кто может оказаться поклонником-психопатом. - Все не так плохо, - в отделе заморозки Гейл берет восемь коробок чего-то похожего на замороженный шпинат. Это тайна – нахера ему так много. Рэнди должен был бы пошутить на тему моряка Попая, но холод заставляет его нервничать. – Никто тебя не зарежет в отделе полуфабрикатов. Ему легко говорить. Общаться с психованными фанатами у него получается так же просто, как и все остальное. Просто он без всякого смущения выслушивает их идиотские комментарии, улыбается, черкает автограф и спокойно уходит. - Всякие бывают, - он берет мороженные спринг роллы и три килограмма какой-то еды для микроволновки, и говорит нечто настолько тупое, что хочется забить его всеми этими полуфабрикатами насмерть. – То, что они чувствуют… ну, знаешь, к тебе в том числе, это любовь, понимаешь? Ничего страшного. Любовь? Видно, что он не прочел ни единого абзаца из всех тех писем, которые им шлют. Эти люди сумасшедшие. С-ума-сшедшие. - Любовь? Это вымышленные отношения с вымышленными персонажами, переносимые на реальных людей, это отвратительно, аморально, это полное игнорирование понятия неприкосновенности частной жизни. Это нездорово, мерзко и просто жалко. И это странно. Не говоря уже о том, что ненормально. Но в первую очередь – нереально. Будучи привычным к выслушиванию его пламенных речей о том, Как Ужасен Этот Мир, Гейл не обращает на все сказанное особенного внимания. Он наклоняется над холодильником с пиццами и роется там, пока не находит одну без шампиньонов. Кладет ее в тележку и улыбается. - Ладно, но для них это реально. И хоть и странная, я не говорю, что нет, но это любовь, Рэнди. Странная любовь тоже бывает, понимаешь? И иногда странная любовь лучше всего. Он говорит, не придавая сказанному особенного значения. Когда Рэнди нечего на это ответить, Гейл толкает тележку, кладет ему руку на плечо и добавляет, что ему не нужно волноваться о психованных фанатах в супермаркете. - Если кто-нибудь попробует наброситься на тебя здесь, я убью его пиццей. Когда Рэнди думает о Гейле, начиная с этого момента, на ум всегда приходят лишь два слова. «Странная любовь». Когда они выходят из супермаркета, он чувствует дырку в желудке, и это не голод. А может, вовсе и не в желудке, а немного выше, скорее всего. Где-то в груди. Бывают моменты, когда ему кажется, что он это преодолел, «Кто, я? - хочется тогда говорить Рэнди. – Я увлечен Гейлом? О чем ты!». А потом наступают моменты, когда они, как сейчас, затаривают машину пакетами из супермаркета, а ему хочется разрыдаться, как институтке. запах Иногда люди вокруг работают, а им приходится ждать, полураздетыми или полностью обнаженными, в постели Брайана Кинни, прикрывшись черными атласными простынями. Ждать, потому что разбился какой-то прожектор, или ждать, пока директор по фотографии поменяет свет, или еще чего-нибудь ждать. В такие моменты они никогда не говорят о своих героях. Иногда вообще ни о чем не говорят, все зависит от сцены, чтобы не разрушить создавшуюся энергетику. Или наоборот обсуждают сцену, если она им неясна. В этот раз, когда режиссер говорит: «Стоп, все остаются на свои местах, смена плана», Рэнди остается лежать на своем месте, не двигаясь. В точности так, как лежал. На боку, одна рука закинута на Гейла, одна нога просунута между его. - Я прочел книгу, которую ты мне дал, - говорит Гейл, уставившись в фальшивый потолок. - И? - Хорошая. Только без картинок. На съемочной площадке шумят, но не сильно. Когда снимаются сексуальные сцены, люди вокруг стараются не шуметь. И они им за это признательны. - Чем пахнут твои волосы? – вдруг спрашивает Гейл. - Не знаю. Шампунем? - Хорошо пахнут. И тогда он делает глубокий вдох, а потом удовлетворенно выдыхает. Добавляет: «Мне нравится», а Рэнди думает об Опре Уинфри, больших сиськах и вещах, которые могут помочь сделать незаметным его внезапный стояк прежде, чем прозвучит команда: «Начали» и нужно будет пошевелиться. Он надеется, что Гейл ничего не заметит, но так как это потребовало бы от него полной потери чувствительности ниже пояса, понимает, что тот все прекрасно заметил. Вот только Гейл ничего не говорит и ограничивается тем, что продолжает пялиться в потолок, думая о своем. Поди догадайся, о чем. - Тебе когда-нибудь говорили, что ты динамщица, Морган? Он еще и улыбается, сволочь. - Ты даже не представляешь себе, как часто. В четвертом сезоне Рэнди подстригает волосы. У него есть парень, которого он очень любит, который гей и идеально ему подходит. Он должен сосредоточиться на этом и отбросить всю прочую хрень. Он не Джастин, а Гейл не Брайан, и они оба слишком талантливы для того, чтобы растрачивать себя на телесериалы, вместо того, чтобы делать что-то стоящее в Нью-Йорке. сопротивляйся Гейл никогда не говорит о татуировке. Она не очень большая. Всего пять сантиметров. Между пальцами левой руки. Прямо там, на среднем пальце, чернила, заведенные под кожу велят: «Сопротивляйся». - Было очень больно? Рэнди спрашивает из искреннего любопытства. Это ведь необычное место, где почти нет подкожного жира, и кожа кажется очень чувствительной. Гейл отвечает небрежно: «Немного», а Рэнди хочется спросить, почему он ее сделал, и как выбрал, и чему нужно сопротивляться. Что это за сила, которая имеет такое влияние на него, и что будет, если он не выдержит и сдастся? Нелли говорит, что такого рода татуировки очень подходят скрывающимся гомосексуалам, но что может знать Нелли. Гейл слишком честен для того, чтобы быть гомосексуалом в шкафу. В первом сезоне Джастин делал себе пирсинг ради Брайана, и Рэнди испытал приступ паники, когда прочитал сценарий. Потом ему объяснили, что сосок не придется прокалывать по-настоящему. Можно использовать фальшивый зажим. Не было никакой боли, ни сильной, ни слабой. Это было не по-настоящему. От Гейла исходит совершенно мужское ощущение спокойствия, и все в нем настоящее, что иногда даже кажется опасным, хотя Рэнди и не знает, почему. Иногда ему не хватает длинных волос. Но на сегодняшний день дела обстоят именно так. И именно так все и должно быть. Пока не меняется. грипп За несколько дней до отъезда из Торонто – на четвертый год – Гейл чувствует, что у него щиплет в носу. Два часа спустя начинает першить в горле. В конце дня зуд распространяется в какое-то странное место внутри ушей. На следующий день он отрабатывает дубли с температурой. Когда добирается домой, то падает в постель обутым, закинувшись анальгетиками, и просыпается через три часа на полу и в бреду. Врач советует ему отдыхать, пить много жидкости и смотреть дурацкий телевизор до тех пор, пока он не будет в состоянии не падая, держаться на ногах. Ладно, про дурацкий телевизор он сам придумал. - Ничего себе, ты ужасно выглядишь. - Спасибо. Ему кажется, что его голос звучит странно и гулко, как в пещере. - Я не думал, что тебе так плохо. - Угу. Его голос полон соплей. Руки тяжелые, словно налиты ртутью, он стоит в дверях и встречает Рэнди, который кажется ему стеклянной и не совсем понятной фигурой. - У меня грипп, - жалуется Гейл. – Я думаю, что это смертельно. - Ты уверен, что ты не гей? Звучишь сейчас, как принцесса. Рэнди заставляет его вернуться в комнату и лечь в постель. Гейл не просто ложится, а падает на простыни, пропитанные потом, и под стеганым одеялом сворачивается невозможным узлом. Рэнди заказывает в супермаркете еду, выжимает кучу апельсинов и заставляет Гейла сразу же выпить весь сок, пока в нем еще сохраняются витамины. - Ты уверен, что ты не моя мама? Говоришь в точности, как она. Игнорируя этот комментарий, Рэнди помогает ему разуться, мягко сообщает, что «ты воняешь, нужно принять душ», вдобавок меняет простыни перед тем, как убедиться, что Гейл снова ложится в постель, рядом с телефоном, пакетом клинекса и тремя литрами бутилированной воды. - Теперь, когда я убедился, что ты выживешь, я пошел. - Нет-нет. Останься. Рэнди собирался быстро собрать вещи и первым же подходящим рейсом отправиться в Нью-Йорк. Домой, где его ждет парень. В Торонто его ничего не держит, особенно теперь, когда нет работы. Разве что Гейл, с этими своими огромными глазами, которые умоляют: «Останься», и его совершенно охрипший голос. Один огромный и умоляющий мешок микробов и вирус гриппа. Которые просят его остаться: - Мы можем посмотреть какой-нибудь фильм. Можешь сам выбрать. - Это не обсуждается. - И можем заказать пиццу. - Ни в коем случае. Ты не можешь есть мусорную еду, будучи больным. Знаешь, сколько в ней токсинов? Через час они лежат в кровати и смотрят телевизор, на полу валяется полупустая коробка от пиццы. Это смешно, но есть люди, которым Рэнди в состоянии сказать «нет». А еще смешнее, что список людей, которым он не может сопротивляться, совсем короткий, включающий в себя всего лишь одно слово из четырех букв. Через два часа после прихода к Гейлу Рэнди звонит в Нью-Йорк и его парень говорит: «Ничего страшного», когда он сообщает, что прилетит на день позже, чем планировалось. В конце он говорит: «Я тоже тебя люблю» и отключается. Грипп и пицца Они теряют счет времени. Кухня, которой Гейл практически не пользуется, все сильнее благоухает апельсиновой кожурой, а грязные стаканы заполняют мойку. Четыре часа спустя после пиццы Рэнди заказывает суши, они говорят об имбире и Токио, а больше всего о том, как сильно Гейлу понравились «Трудности перевода». - Тебе нравится Скарлетт Йохансон? - Мне нравится София Коппола. - Какой ты странный. Ты бы с ней переспал? - Я не говорил, что я бы с ней… - однако, хорошо поразмыслив и вытащив из-под одеяла одну ногу, чтобы немного охладиться, Гейл добавляет: - Хотя, возможно, я бы это сделал. А может быть, на самом деле я хочу переспать с ее отцом и поэтому она мне нравится, ты как думаешь? Заканчивается тем, что они смотрят «Крестного отца». Рэнди анализирует сценарий, игру актеров, мастерство оператора, музыку и освещение. А Гейлу нравятся перестрелки, значимые фразы, Брандо и Аль Пачино. Они такие разные, что если бы были музыкой, то звучали бы на разных языках. В четыре утра Гейл объявляет, что у него отяжелели веки и ему хочется на секундочку их прикрыть, «только на одну секундочку». Рэнди тут же объявляет, что ему как раз пора домой, и сердце почти выпрыгивает у него из груди, когда он обнаруживает, что его удерживают за руку, а Гейл, уткнувшись лицом в подушку, бормочет: «Отстанься». Рэнди никогда особенно не нравились мужчины с таким доминирующим типом мужественности. Но что-то в этом конкретном мужчине подавляет его, оставляя почти без дыхания. - Ты хочешь, чтобы я остался здесь спать? - Ммм, ненадолго. Рэнди думает, что ненадолго – это нормально. Они близкие друзья. Может быть, Гейл всех своих близких друзей приглашает поспать у себя в доме. Он не сделал бы этого, если бы что-то могло произойти – у него же есть парень – да и Гейл натурал, что может произойти? Воздух в комнате тяжелый и спертый, как в помещении, которое сутки простояло закрытым, но Гейл пахнет приятно. Очень интенсивно, собой. Чем-то средним, между безопасностью и криминалом. - Разбуди, если соберешься на меня наблевать. - Угу. Минуту спустя Гейл уже глубоко дышит, и Рэнди решает, что смотреть на него, измеряя длину ресниц, слишком уж жалко. Он засыпает на пару часов. По крайней мере, это ему кажется, что на пару часов. А если точнее, то проходит двенадцать часов и десять минут. Последние пять минут он лежит без сна, все в той же постели, думая о том, как вытащить руку из-под Гейла, не разбудив, и о том, как вообще его рука оказалась под Гейлом. Не иначе, как под управлением Нелли. еще больше гриппа Он не спал дольше семи часов подряд вот уже более семи лет. Часы показывают четыре дня, и авиакомпания информирует, что вылететь в Нью-Йорк он сможет только завтра утром, потому что все остальные рейсы заняты. - Спасибо. Он отключается, чувствуя себя дезориентированным. Ему нужно пойти домой и принять душ. И он до сих пор не собрал чемоданы. Есть сотня вещей, которые ему нужно сделать, а неприбранную и гриппозную квартиру Гейла он воспринимает, как способ от всего этого убежать, как оазис, вызванный галлюцинациями, бункер, позволяющий скрыться от реальности, где ничего не требуется от него, кроме как просто быть и давить апельсины. - Как ты себя чувствуешь? - У меня уже почти не болит кожа, - Гейл протирает глаза. – Но все еще побаливают волосы. - Должно быть потому, что у тебя сейчас прическа как у Бена Стиллера во «Все без ума от Мэри». Гейл улыбается – безмятежная улыбка номер тринадцать, у Рэнди они все пронумерованы – и спрашивает, останется ли он на завтрак. - Лучше спроси, останусь ли я на ужин. - Ну, тогда оставайся на ужин. Рэнди не может остаться на ужин. Уже нереально поздно, как он останется? Он уже миллион лет находится в квартире Гейла. Он ответственный человек, и его жизнь это не какая-то там пижамная вечеринка. И, что самое важное, должно быть ясно, что он не собирается, нет, нет и нет, снова есть пиццу. Ни за что. - Закажем тайскую еду, - лицо Гейла озаряется этой глупой ухмылкой. - Ладно. грипп и тай Миллион часов и два сиквела к «Крестному отцу» спустя, с животом, переполненным тайским цыпленком, Рэнди задается вопросом, а не должен ли он немного сильнее скучать по своему парню и почему не в состоянии подняться с кровати. Они оба лежат на животе и заканчивают смотреть повтор «Бухты Доусона». И Гейлу нравится. Можно ли упасть еще ниже? - У тебя вкусы, как у пятнадцатилетней девчонки. Я уверен, что тебе бы нравился наш сериал, даже если бы ты в нем не снимался. Господи. Наверняка ты бы комментировал его в интернете. Наверняка он бы написал фанфик, и любовь между Брайаном и Джастином казалась бы ему чудесной, вместо того, чтобы видеть, что это на самом деле. Больные и зависимые отношения между двумя людьми с серьезными эмоциональными проблемами. Рэнди высказывает это Гейлу именно так, как думает, прямо в постели, неизвестно в котором часу ночи, и тот, на четвертый год после их знакомства, снова удивляет его тем, что соглашается – да, ему бы понравился сериал, если бы он его раньше не видел. - Я так думаю, не знаю. Это ведь история любви и все такое. Как… фильм с Одри Хепберн, знаешь? Ну вот который с писателем. - Что общего у «Завтрака у Тиффани» с нашим сериалом? - Да много чего. Она живет с безымянным котом, к которому не хочет привязываться, ты не помнишь? Как Брайан. Рэнди протестующе перебивает: «У Брайана нет кота!», но Гейл уже погрузился в свои размышления о сериале, поэтому игнорирует протест и продолжает сравнивать великий фильм с «Близкими друзьями». - Это похоже на то, что говорит в конце тот парень, ну этот, из «команды А». - Джордж Пеппард. - Он. То, что он говорит девушке в самом конце, что это желание быть свободной и никому не принадлежать, вся эта свобода от обязательств на самом деле есть ни что иное, как клетка, которую она выстроила сама для себя. – Возможно из-за гриппа, или из-за усталости и позднего часа, голос Гейла звучит сонно и расслабленно. – Она боится, что кто-нибудь ее возьмет в плен, но в плену ее держит собственный страх, как и Брайана. И тогда приходит Джастин и спасает его. Своей любовью. Вот что происходит. И поэтому они будут вместе всегда. - Брайан и Джастин? - Брайан и Джастин. Вот что я думаю. Это самое тупое. Это самое тупое, романтическое и смешное из всего, что Рэнди приходилось слышать в жизни. Его сердце сжимает каким-то неопределенным чувством. Сам не понимая, что делает, он внимательно смотрит на Гейла, небритого, с темными кругами под глазами, непричесанного, неодетого, с гриппозным лицом – прекрасного. В своем возрасте все еще продолжающего верить в сказки про фей. В некотором смысле он намного моложе Рэнди. И на миллион лет моложе Брайана Кинни. Это рефлекторное действие – погладить его по волосам, и когда Гейл позволяет это, подставляясь под ласку, вторым рефлекторным действием становится поцелуй в губы, уже привычный за такое количество раз. Дружба, ничего более. Поцелуй, который случается и проходит, как не бывало. Поцелуй, приглашающий тихо поговорить. И признаться в том, в чем невозможно признаться. - Я иногда думаю, что ты немного тормоз, Гейл. Гейл упирается своим лбом ему в лоб. Этим жестом Брайана, который всегда был его. Чем-то, что он передал своему персонажу из собственной копилки. - Может быть немного. Тот факт, что он не защищается от подобных предположений, так недостоин Брайана Кинни, что Рэнди не может удержаться от еще одного дружеского поцелуя. Просто губы к губам, ничего больше, одно нежное прикосновение, которое продлевается только потому, что уже поздно, и они чувствуют себя уязвимыми. И которое еще чуть-чуть продлевается, потому что они актеры, а всем известно, что актеры слегка навязчивые и чересчур кинестетики. Рэнди приоткрывает губы и чувствует дыхание Гейла и, возможно, немного влаги, чуть-чуть языка. Но они ведь не целуются, правда? Единственное, что происходит, это то, что они провели годы, целуясь с языками, в шкуре своих героев, и уже привыкли к подобной близости, благодаря Брайану и Джастину. За исключением того, что этой ночью они не Джастин, и не Брайан, Рэнди понимает это потому, что Брайан никогда и ни за что в своей жизни не позволил бы себе издать такой звук – этот слабый стон откуда-то из самой глубины горла – когда язык Джастина прикасается к его языку. Нет, Брайан никогда бы не позволил себе целоваться так, будто он из масла, нежно и медленно, лишь для себя. Без напора и так глубоко, и так обожемойяцелуюГейла. Грипп и поцелуи Мысль перламутром выкристаллизовывается в уме. Он целует Гейла. Это, эти губы, смыкающиеся на его языке, сосущие, втягивающие в другой рот, это Гейл Харольд, его коллега, его друг, его маленькая гетеросексуальная фантазия. Вынимая из него душу в обжигающем поцелуе – должно быть, это жар – отправляя ее в места, где температура не ощущается вовсе. Как разумный человек, этот же самый Рэнди, в условиях несвязанных с Гейлом и его поцелуями, остановился бы в ту же секунду. Он подумал бы о дружбе, которую можно разрушить, о неверных решениях, которые принимаются в моменты, когда невозможно трезво порассуждать. Подумал бы о том, что Гейлу нравится София Коппола, а его самого в Нью-Йорке кое-кто ждет. И остановился бы. Но Рэнди уже заражен вирусом, намного опасней, чем грипп, а четыре года ждать – это слишком долго, особенно когда за все его ждет такая награда. Четыре года сопротивления, размышлений и воздержания – это слишком долгий пиздец. Гораздо проще сдаться, отвечать и лизать. Десять секунд поцелуя с Гейлом, и Рэнди чувствует закипание крови. Останавливается. Одним нечеловеческим усилием. Втягивает воздух и все равно задыхается. Облизывает губы и ждет. Тик-так. Когда энергия скапливается между ними, немного высовывает между губами язык. И, прежде, чем Гейлу удается поймать его своим ртом, убирает, выслушивает почти беззвучный протест и целует. Как не целовал еще никого в своей жизни. Клик-клак. Грр. Вау. натурал глазами гея Это длится недолго. Минуты. Менее десяти. Во всяком случае, в режиме реального времени это длится именно столько. В других измерениях, гораздо более изменчивых и воздушных, все происходящее между ними длится всю ночь и еще неделю. Есть нечто привычное в их поцелуях, чего обычно не бывает, когда целуешься первый раз. А потом, вместе с этим привычным, прислушиваешься к новым вещам. Звукам, которые издает Гейл, к тому, как Рэнди сжимает бедра и медленно движется круговыми движениями, слегка потираясь, не чересчур. Не так, чтобы испугать, но достаточно для того, чтобы захотелось большего. Контраст между привычным и новым кружит им голову, и Рэнди пытается вспомнить хоть раз за последние годы – да что там блядь, в течение всей своей жизни – когда бы он чувствовал себя так же, как сейчас внутри поцелуя - как дома. Они начинают, почти не двигаясь, иногда приоткрывая глаза на секунду, долго и медленно, как будто договорились, что у них еще вся ночь впереди и можно длить это вечно. Когда Гейл стонет и приоткрывает губы чуть больше, Рэнди хочется зацеловать все его тело. Медленно, так, чтобы простыни не шелохнулись, он опускает руку, прокладывая путь между их телами, чтобы засунуть ее Гейлу в штаны. Какая-то часть его мозга видит все происходящее сверху и думает: «Не получится», и настаивает: «Говорю, он вот-вот тебя остановит». Рэнди просовывает язык глубже, а сам весь горит от желания продвинуться дальше, и в то же время боится, что волшебство все развалится на куски. Поэтому медленно, так медленно, как только может, и еще медленнее на чуть-чуть он опускает руку за резинку штанов Гейла, потому что на этот раз ему просто необходимо коснуться его. У него вырывается стон. Гейл без трусов. Может потому, что уже два дня ходит в пижаме, но тот факт, что их нет, означает, что Рэнди прямо сейчас трогает кожу, а не одежду, как предполагал, и это то, к чему он абсолютно не подготовлен. Твердость и жар – у него под пальцами эрекция Гейла. К этому он не готов. И может кончить прямо сейчас или расплакаться к черту. Все может случиться. Этой ночью чудес, хлеба, рыбы и натуралов, целующихся, как перед смертью. Длинным и гибким движением Гейл подается навстречу, толкается в руку, поцелуй становится глубже. Женщины не могут быть слабым полом, если он прижимался к ним так, а они пережили. Он горячий и твердый. Рэнди уже видел его совершенно раздетым, уже его трогал, уже целовал. Но никогда еще не ласкал вот так, всей ладонью, не прикусывал язык, чтобы сдержать свой собственный крик, никогда не дрочил, горячечно представляя, что и как мог бы сделать с ним, в каких позах и какое количество раз. Рэнди часто спрашивают, не жалеет ли он о том, что подстригся. Он всегда говорит, что нет, но когда Гейл лежит под ним возбужденный и вот так целует, притягивая за затылок, то да, ему жалко, что нет длинных волос. Чтобы чувствовать, как он за них тянет. Чувственно и агрессивно. Ему так этого хочется, что он даже злится. Отстраняется, чтобы глотнуть воздуха. Не переставая двигать рукой. Видит капельки пота у Гейла на шее и мечтает слизать их все до одной. - Я хочу сделать так, чтоб ты кончил. - Ладно. Только не получается ничего. Уже поздно, но еще не так поздно в Нью-Йорке. Телефон звонит много раз, прежде, чем он слышит звонок. И еще много раз, прежде чем он понимает, кто это может звонить. - Блядь. Вынимает руку так, словно она погружена в кислоту. Отвечает на звонок, уже выйдя из комнаты, и сам себе отвратителен, когда врет, что заснул, до тошноты. Слышит на той стороне: «Люблю тебя», и понимает, что сказка исчезла: - Я тоже. Рэнди возвращается домой первым же утренним рейсом. И предпочитает не думать о том, что могло бы случиться, если бы по его возвращении в комнату Гейл не отправился в душ, спрятавшись в ванной, и не ответил своим привычным: «Ладно», на то, что ему нужно идти. Нет, гораздо лучше об этом не думать. Они не увидятся еще шесть недель. Этого времени хватит, чтобы перестать думать об этом ночью и днем, опять и опять. (Там, под штанами, Гейл твердый и нежный, жесткий и бархатный, словно припорошенный мукой. При поцелуе он выгибает спину и, притираясь бедрами, ласково стонет) Если Рэнди и думал о чем-то в течение этих шести недель, то, возможно, только об этом.