«Сердце — камень, Руки — лед, Что-то страшное грядет…»
Выцарапано на стене возле. А с портрета смотрят неживые зеленые глаза, теплая улыбка и пышный рыжий волос. По подвалу разноситься не человеческий крик, перерастающий в громкое рыдание.* * *
— Госпожа, уже десятый час, — слова сквозь вату проникают в голову девушки, а по глазам бьет резкий свет: Миракл раскрыл шторы и окна. Она морщится и накрывается одеялом с головой, что-то бурча о надоедливости, солнце и массовом геноциде. — Думаю, Его Величество отклонит ваше предложение о массовом смертоубийстве: новая война и так на пороге, — спокойно говорит Миракл, раскрывая следующее окно, и в комнате становиться еще светлее. — Если сегодня всего два урока, это не значит, что вам придется спать до полудня, — даже через слой теплого одеяла девушка слышит его усмешку, и пытается сжать губы, чтобы не допустить улыбки в ответ. — Он оценит мои идеи, — фыркает девушка, стягивая с головы теплое одеяло и хмуро глядя в окно. — Сегодня нет дождя? Даже туч нет? — она удивленно смотрит сначала на дворецкого, и только после на окна. — Да. Именно поэтому я запросил конного мастера с города, он прибудет через два часа на урок, — сообщает Миракл, подавая девушке тапки и длинный халат. — Вы будете завтракать в обеденном зале или в столовой на веранде? — На веранде, — сонно зевая, просит девушка, вытягивая руки вверх до легкого хруста, — для того, чтобы позавтракать там, не нужно надевать костюм… — она широко улыбается, вставая с кровати и поправляя штаны от черной мужской пижамы. — Через час прибудет Госпожа Азалия, затем у вас полчаса, чтобы переодеться перед прогулкой. После прогулки с лошадьми прибудет Леди Инга. Она рада была получить ваше письмо и прислала ответ на целых три страницы. Вам принести его? — Там есть что-то кроме того, что я непослушный ребенок, который никогда не считается с ее мнением в моде и что мне стоит перестать одеваться как на похороны? — девушка оборачивается на мужчину, поправляя на себе халат и подвязывая его поясом, пока Миракл забирает с комода принесенную свежую газету и передает ее девушке. — Увы, но нет… — Миракл чуть улыбается, раскрывая двери из комнаты в коридор. — Вам бы причесаться, — девушка поспешно пригладила волосы рукой, — и умыться, — она потирает под глазами темные круги и отмахивается рукой, мол, какая разница? — После завтрака все успею. Нет — встречу Азалию в пижаме и получу новую порцию синяков на плечо, — легко пожимает плечами девушка, выходя в коридор и стараясь не сжимать сильно в руке тонкую газету. — Не забывайте, Госпожа, мы отплываем в Астроград. Там ценят ваше состояние, ваше умение врать и правильно держать беседу, не более. Манеры — ваш билет в их общество, — напоминает Миракл, идя позади девушки. — Фамилия — вот мой билет в их общество, — фыркает девушка, не соглашаясь с ним. — Они примут меня любой, если им нужна от меня помощь. Но я и без тебя знаю, что снимать приветливую улыбку с лица мне на приеме не придется. Это меня злит, — девушка поджимает губы, шаркая ногами по полу и замирая на момент: в голове снова шумит. Сообщать Мираклу о том, что рецидивы стали повторяться чаще, и что вчера это произошло три раза — лишнее. Он параноик хуже ее, и узнай он об этом, то ее запрут в поместье, не давая выйти, пока все не наладится. — Госпожа, все хорошо? — участливо интересуется Миракл, замирая подле девушки, словно готовый в любой момент удержать ее, если вдруг ей случится упасть в обморок. — Да… — рассеянно откликается она, — я просто забыла кое-что… Не бери в голову, — смутно проговаривает она, ступая дальше. Миракл, не веря, заламывает бровь.* * *
Девушка без стеснений снимает рубаху, когда женщина приказывает: «Лорд Нортон Огнев, будьте так любезны, снимите этот ужас. Я его пущу на тряпки, а с вас сниму мерки для нового шедевра», и, в принципе, стесняться этой бестии в нежно-голубом платье, сшитом по последней моде Астрограда, не стоит. В теории, Миракл, стоящий рядом с Леди Ингой, должен напрягать, но девушку мало чем напугаешь и стеснишь. — Мне делать мерки прямо поверх бинтов? — ворчливо интересуется портной в лице Инги, рассматривая худощавое тело, обмотанное бандажом от начала ребер на талии, и заканчивая парой дюймов до ключиц. — Да, — равнодушно пожимает плечами Лорд, стоя на выступе для шитья и глядя на женщину и дворецкого сверху вниз. — Ну же! Я снимала с вас мерки и без бандажа… Года три так назад. Если хотите, я выгоню этого фривольника! — капризно дует алые губки портниха, указывая на Миракла, который лишь улыбается ей в ответ, обещая, что покинет комнату по первому требованию Господина. — Я видела все ваши шрамы, стесняться не стоит! Ну же, не будьте упрямицей… Огнев закатывает глаза. Эта женщина в карман за словом не полезет. Не задумывается о чувствах других, когда говорит... И ей это почему-то прощается. То ли принимают за дурочку эту нахалку, то ли понимают, что ее слова имеют вес. — Бандаж — часть меня. Снимайте по нему, — упрямо заявляет мальчишка, уперев взгляд в дверь, тем самым давая понять, что спорить не хочет. Как и говорить вообще. Женщина закатывает глаза, поджимая в недовольстве полные губки, и бормочет что-то себе под нос о наглых мальчишках, который живут в вечном мраке. А ведь в мире так много прекрасных цветов, например, ядовито-розовый… У Огнева действительно дергается глаз на этой фразе. — Вы думаете, мне пойдет розовый? — от абсурдности данного Лорд не сдерживает смешок, а Миракл прячет усмешку в перчатке, делая вид, что кашляет в руку. — Конечно! — восклицает женщина. — Главное — правильно его подать. Вообще, сейчас в Астрограде вновь моден алый, и Миракл, — она подзывает к себе мужчину, раскатывая мерную ленту. — Я предлагаю сделать широкую рубаху до бедра и длинный жилет без рукавов, это скроет бедра. Хотя вы так худы, мой Лорд, что вас и нельзя принять за даму, — на ее замечание лорд сообщает, что он и не пытался, но его не слышат и самым наглым образом игнорируют. — Это не будет выглядеть странно? — дворецкий осматривает угловатую фигуру, раздетую до пояса и перекрытую плотными белыми бинтами, утягивающими грудь и скрывающими дефекты кожи. — Руки будут казаться совсем как палки, да и не сделает ли это ее ниже? — О нет, — игриво отмахивается леди, улыбаясь Мираклу, и Нортон, закатывая глаза, вопросительно поднимает бровь вверх, мол, что тут творится, я вообще-то все еще тут! — Хочу напомнить, мой дорогой дворецкий, что мы недавно сожгли кровать в гостевой после игрищ Дикого, так что заигрывать с моим портным у меня на глазах — не лучшая сейчас идея, — ненавязчиво напоминает Огнев, складывая руки на груди и не отводя взгляда от глаз Миракла. — Ха-ха, мой мальчик, — звонко и непринужденно хохочет Инга. — Я всегда говорила, что твой дворецкий слишком красивый и харизматичный мужчина, чтобы пройти мимо! Позволь мне эту шалость, и я уберу из списка туфли с острыми носами. — Миракл — выполнять все просьбы этой леди, — весело улыбается мальчишка, и Леди Инга задорно хохочет, пока Миракл, чуть склоняя голову, обещает, что будет сделано все по воле его Господина. — Вы обещали, Госпожа Инга. Я надеюсь, что не увижу ни одних остроносых тапок или же сапог. Они ужасны. — Полно! Вы ничего не понимаете! — в наигранном ужасе выкрикивает дама, драматично приложив руку к сердцу. — На вас рубашка с прошлого сезона, вот что кошмар! Господин, вы растете, и рубаха вам уже мала! — Я вырос едва на три сантиметра, рубаха от этого мала не стала, — противится мальчишка вместе с просьбой леди поднять руки вверх, но послушно выполняет ее команду. Женщина что-то бурчит себе под нос, обхватывая тонкой линией мерной ленты грудь девушки через бандаж и бормочет под нос цифры. — Вы прибавили полсантиметра в груди, мой Лорд. Или вы стали хорошо питаться, или природа берет свое. После этих слов Лорд фыркнул, но почему-то смущенно отвернул голову в сторону, словно от обиды. Но данное не скрылось ни от портной, ни от мужчины. Женщина тепло улыбнулась, переглянувшись с дворецким. — Я сделаю все, чтобы вы были самым прекрасным мальчишкой на вечере Резниковой и Императорском бале, — пообещала женщина, глядя на смущенное лицо парня, который обиженно жевал свою же губу. Мальчишка промолчал, заставляя женщину улыбнуться еще шире и чувствуя, как внутри нее что-то приятно согревает душу — она все еще была ребенком, до ужаса милым ребенком. Которого хотелось обнять и погладить по голове, и пообещать, что с ним ничего плохого не случится. — Ну, пожалуй, вернемся к обсуждению, — хихикнула женщина, обхватывая лентой на этот раз район плеч девушки. — Свободного кроя черная рубаха, с алыми рукавами, это ныне модно. Как вы просили, Миракл, — женщина улыбнулась Мираклу, обращаясь к нему, — я сделаю рукава широкими, чтобы сгладить объем фигуры. Жилет сделаю не до пола, подниму на пару сантиметров, чтобы он не пачкался. Это сделает вас выше, — бормотала женщина, отходя чуть назад, словно художник, любующийся свой картиной издалека, чтобы найти недостатки. — Ну и туфли на каблучке, среди юношей сейчас это тоже модно. Конечно, они еще носят шпоры… Но по вашему лицу ясно, что вы на это не готовы, — усмехнулась портниха, глядя на скривившееся в недовольстве лицо мальчишки. Миракл, соглашаясь, кивнул ей. — Раз рубаха широкая, еще и жилет, то, думаю, обойдемся без брюк. Лосины или чулки? — Миракл чуть прищурился, рассматривая мальчишку и мысленно прикидывая, как это получиться. — Да, брюки оставим на прием, а это будет костюм на выход, — закивала головой портниха, делая мысленные пометки. — Думаю, жилет нужно сделать чисто алым, в стиле минималистической классики, без рюш, оборок и каймы. Только ткань и только пуговицы. — Да… — Эй, — одернул эту милую воркующую парочку мальчишка, подзывая к себе и призывая обратить внимание, — А как насчет меня и моего мнения? Я все еще тут, и стать свидетелем любимых игр Дикого не хочу, особенно в ролях с вами. — Ой, — со смехом отмахнулась женщина, — если бы я спрашивала вашего мнения, то шила бы только чисто черные костюмы, — захохотала она, и почему-то никто не сумел сдержать улыбки.* * *
— Ох, Миракл, — снова и снова смеялась портниха. Она не отрывала взгляда своих глаз от мужчины, игриво закидывая светлые волосы за спину, тем самым открывая взгляд на тонкие ключицы и красивый рельеф худой грудной клетки, где проступали ребра, а после на закрытое декольте, прелесть которого можно было оценить и через ткань. Огнев, что-то фыркнул себе под нос, накалывая на вилку яблоко из фруктового салата, которые ему подали на десерт. Он уже сожалел, что оставил Ингу на ужин. Это женщина не считалась ни с кем, и уважала только свои желания. Сейчас объектом ее желания был Миракл. Как и в каждый раз. — Вас все же посетил Сэр Сергей, — донеслось до Огнева, и он подавился какой-то ягодой. Миракл совсем больной стал? Рассказывать ей о том, что случилось? Она итак много знает. Например, что Лорд слегка Леди. — Или это снова слухи? Должно быть, Огнев должен спокойно выдохнуть, но что такого произошло, что появились слухи? Дикой спокойно покинул территорию Черновода. Куда делись девицы после приема, он не знал, но всех мучило с утра похмелье, а блондинка, выбранная Огневым, почему-то не сводила с лорда влюбленного взгляда, и это пугало. — Какие слухи? — нахмурился Огнев, отставляя тарелку в сторону. Женщина же в ответ широко улыбнулась, делая глоток из бокала с красным вином. — Поговаривают, что он побывал у вас. Он сам оговорился об этом какому-то трактирщику на вашем причале, и похвастался, что у вас не дурной вкус — самую красивую даму выбрали, — женщина хитро усмехнулась, болтая жидкость в бокале. Миракл легко улыбнулся, похлопав по спине своего Господина, когда тот закашлялся, подавившись водой. — И? — сипло поинтересовался лорд, откашливаясь и проглатывая мокроту, вставшую поперек горла. — И все удивлены этим. Вы внезапно проявляете интерес к дамам, хотя были равнодушны, вы желаете появиться на приеме Резниковы. Многие считают, что в этом виноват ваш возраст, кто-то говорит, что вы окончательно излечились от своего недуга. Ну а кто-то откровенно поговаривает, что вы вылезли из под юбки Нерейвы и станете вторым Диким: самодуром и пьяницей, — женщина больше не улыбалась, она неотрывно следила за тем, как глаза мальчишки задумчиво уставились в тарелку, а руки сжимали нож в левой руке. — Хм… Лишний повод доказать, что это не так, — склабится в усмешке парень, со звоном опуская нож на стол, хотя рука напряжена и чуть дрожит. — Ваше право, — пожимает тоненькими плечиками дама, и вновь неприятно нож скользит по ее тарелке, заставляя Огнева чуть дернуться от раздражения и скрипа. — Вас, что-то связывало с Диким? — Он один из первых послов, явившихся ко мне, как только я раскрыл двери Черновода. К своему сожалению, я знаком с ним с тринадцати лет, и он каждые три месяца приезжает ко мне…— нервно выдыхает парень, откладывая приборы в сторону и вовсе отказываясь от еды. — Он был знаком с моим отцом, так что хорошо отнесся ко мне. Женщина так же нервно улыбается, не зная, что сказать. — К слову, Господин, я бы посоветовала вам набрать пару килограмм, — заявляет женщина, пытаясь разрядить обстановку в комнате, будто переживает, что сейчас Огнев неожиданно встанет, скинет стул и начнет громить комнату в истерике. Тот был близок к этому. — Миракл, ты слышал? Как насчет торта прямо сейчас? Отметим это вместе с бутылкой белого вина, — парень оглядывается на дворецкого, который лишь насмешливо рассматривает мальчишку, а после качает головой, мол, Господин, и не дождетесь. — Я подкорректирую меню, — обещает дворецкий. Парень тяжело вздыхает, мол, пускай будет по твоему. — Кстати, мой Лорд, сейчас в Астрограде пользуются не пудрой, она делает лицо бледным. Теперь юноши пользуются тональным кремом, его не видно на коже. Создается чувство, что вы вовсе не краситесь. Кроме того, он почти не пачкает вещи. В вашем случае это клад, ведь вы носите легко пачкающуюся черную одежду, — женщина направляет вилку в сторону лорда и рисует в воздухе овал там, где теоретически должно быть его лицо. — Неплохая вещь. — Я закажу, с вашего позволения, Лорд? — Делай, что хочешь, — лениво кидает мальчишка, опираясь локтем на стол, придерживая голову. — Напомнишь, что локти на стол не ставят — уволю. Я слишком сильно вымотан, — жалуется парень, чуть склоняя голову вниз, и челка падает на лицо. Для сидящей впереди Инги становится не видно мальчишку. — Я подстригу ваши волосы, — сообщает Миракл, убирая лишние пряди за уши, чтобы мальчишка не возился чистыми волосами по менее чистой тарелке. Однако тот снова трясет головой, скидывая волосы, видимо, нарочно. — Не стоит, — вникает в разговор женщина. — Такая длина делает его лицо овальным. Правильной формы, более длинным и мальчишечьим. А если подстрижете коротко, оно станет круглым и более женственным. Оставьте такую форму, ему идет. — Я склонен доверять лучшему модельеру и портному в Астрограде, — с улыбкой обещает Миракл, оставляя парня в покое и его волосы. — О, право, мне приятно… — женщина смущенно улыбается, чуть отводя взгляд. — Мой мальчик, обещайте, что на вопрос, где вы шились, вы назовете мою мастерскую. Вы станете лучшей рекламой! — Будто у меня есть выбор, — тихо донеслось от Лорда. — Миракл, я к себе в кабинет. До одиннадцати меня не трогать… — просит парень, устало поднимая голову к дворецкому, и тот послушно кивает. — Мы завтра в шесть отбываем на корабле, — говорит он, глядя уже на Леди, — так что буду благодарен, если все костюмы вы доставите в резиденцию в Лазоре. — Конечно-конечно, — быстро кивает головой портниха и порывается для приличия встать вслед за Лордом, но тот прерывает ее движением руки, отставляя стул. — Придумайте еще пару пижам, — размеренно просит мальчишка, подходя к даме и беря ее за руку. — Я уверен, вы с Мираклом все тщательно обсудите по этому вопросу, — он легко растягивает губы в доброй усмешке и подносит ладонь Леди к губам, прикасаясь в знак уважения. Женщина тихо охает и заявляет, что Лорд Огнев лучший ее клиент! — Однажды я буду счастлива сшить для вас платье! — весело восклицает она, по-матерински тепло улыбаясь лорду, не глядя на то, что внутри нее жжет от тоски и грусти. — Как жаль, что за мои тридцать лет, меня так и не наградили ребенком и семьей. Вы милое дитя, мой лорд. — Вы ошибаетесь, Госпожа, — осторожно положив ладонь Инги на ее колено, обтянутое толстым слоем юбок и тканей, без стеснений говорит Огнев, поправляя свои волосы. — Миракл, развлеки нашу гостью, а после отправь ее домой, — просит, не оборачиваясь. — До встречи, — еще одна улыбка в подарок портнихе, и Лорд тяжелым шагом пересекает обеденный зал, хлопая дверью. — Даже этот чертенок порой ангел… — от чего-то голос Инги дрожит, а после она широко улыбается дворецкому, который лишь кивает ей, кажется, понимая без слов. Огнев ценил людей, перед которыми можно было не лезть из кожи вон, чтобы что-то доказать. И сейчас эти люди сидели вместе за одним столом.* * *
— Госпожа, вы тут? — у темноты рабочего кабинета поинтересовался раскрывший дверь Миракл, бесполезно вглядывающийся в темные силуэты комнаты. Он ищет хоть что-то, но даже свет, падающий сквозь распахнутые шторы, не помогает. Почему ей так нравилось сидеть тишине и в темноте? Кажется, на этот вопрос не было ответа, как и на то, почему же она ненавидела любой цвет, у которого не было приставки «темно-…». — Пока — да, — глухо отозвался голос девушки, и Миракл удивленно приподнял брови, ориентируюсь на слух: девушка сидела под столом. Чтобы не нарушать ее какой-то личный мир, Миракл поджег свечу на лампаде и подкрутил свет, чтобы тот едва выделялся на фоне темной комнаты. Силуэты в темноте приобретали какие-то очертания и отсвечивали рыжими цветами. Вот стол, и Миракл подходит со стороны, где находится кресло. Он опускается на колени, всматриваясь в силуэт девушки. Выглядит пугающе, но рыжая макушка головы, уткнувшейся в колени, выглядит больше все же печально. Девушка понимает голову вверх, и в ее глазах блестит огонек от лампады. Губы вновь искусаны, как и ногти на руках, которыми они обнимает колени. — Вы как малое дитя, Госпожа… — тяжело вздыхает Миракл, не протягивая руки, зная, что она ее не примет, оттолкнет и останется сидеть тут, снова укоряя себя за что-то, пока не уснет тут же, а проснется с болью в спине. — Я и есть ребенок, — тихо отвечает девушка, заворожено глядя на огонь в руке Миракла, к которому, кажется, сейчас протянет руку. Однако девушка все еще помнит, как больно жжется огонь, да и вчерашний ожог еще не прошел. — Я должен это оспорить? — тихо спрашивает дворецкий, осторожно касаясь обожженной руки девушки, разворачивая ее тыльной стороной ладони к себе. Миракл рассматривает алый ожог, на котором виднеются уже лопнутые волдыри — ранки. — Я видел это еще утром. Почему вы не хотите это обработать, она уже гноится. Девушка не вырывает руку, лишь равнодушно пожимает плечами. — Что-то случилось? — Миракл опускает лампаду на ковер, чтобы взять ладонь двумя руками. Дворецкий, внимательно рассматривая рану, вынимает из нагрудного кармана платок и аккуратно перевязывает рану. Девушка не шипит и не дергается — только смотрит на огонь. — Как ты думаешь... Он существует? — зачем-то спрашивает девушка и моргает, поднимая взгляд на дворецкого. Тот отмечает, что в ее взгляде появляется осмысленность, нет большей той отрешенности и испуга. Хотя все еще в ее глазах мелькает растерянность. — Зачем вы спрашиваете, если не верите, Госпожа? Не находите это глупым? Это все равно что если бы я у вас спросил, верите ли вы в то, что у вас четыре пальца, — мужчина тепло улыбнулся, повязав бант вокруг ладони, перекрывая рану, чтобы туда не попало еще больше грязи. — Свои руки я каждый день вижу, а это… Все о нем говорят. Говорят, что он помог мне, а я так жестоко его отвергаю. Может, я что-то делаю не так? — девушка с интересом рассматривает свою ладонь, ожидая от Миракла ответа. Ей сейчас ей казалось, что только он знает все, что не спроси. И как он ответит, так она и поступит. Это как детский восторг от того, что родители знают ответы на любые твои вопросы, и тебе кажется, что они самые умные и что лучше них никого нет. — Ваша вера должна появиться не потому что вам кто-то что-то сказал, или из-за того, что вы не верите в свои силы, ссылаясь на что-то мифическое. Вы сейчас напуганы и ищете какой-то защиты. И не спорьте, Госпожа, люди осознанно ищут защиты, им кажется, что вера дает им эту самую защиту и веру в лучшее. Все мы хотим верить, что после смерти есть еще что-то. Это пугает нас, но дает веру, поэтому мне хочется верить, что есть кто-то, кто присматривает за вами, кроме меня. Верить, что он готов помочь вам в трудной ситуации. Девушка часто моргает, словно пытается согнать слезы. — Я не верующий, леди, — дворецкий сжимает ее руку, пытаясь успокоить. — Однако мне очень хочется верить… Я не настолько добродушен, чтобы поверить, что есть что-то незримое, и не настолько глуп, чтобы отрицать это. Я просто прошу вас не относиться к этому с цинизмом и легкомыслием. Если вам будет легче жить — верьте. Девушка всхлипывает носом, сжимая ладонь и кривя губы от легкой боли, что отрезвляет ее разум. — Леди ушла? — спрашивает она, склоняя голову чуть на бок, от чего челка закрывает ее глаза. Миракл подозревает, что она снова плакала. В последнее время это происходит слишком часто. Она никогда не отрицала, что слаба, но и никогда не демонстрировала этого. То, что происходит сейчас, пугает Миракла. — Да, она просила передать вам благодарность, — дворецкий вновь убирает волосы за ухо, открывая ее лицо. Но ее глаза не красные от слез, и даже не слезятся. Ей просто стыдно смотреть на него. — Она хорошая… Не хотел ли ты стать ее дворецким? — интересуется девчонка, упираясь головой в стенку стола. — Вы хотите от меня избавиться, но столь великодушны, что перед увольнением находите работодателя? — легко улыбаясь, спрашивает Миракл, поднимая лампаду с ковра, чтобы ненароком его не поджечь. — Я не великодушна, и ты знаешь это лучше меня… — отмахивается девушка. — Я просто… Она ведь тебе нравится? Нет? — расценивает молчание дворецкого девушка по-своему. — А ты ей, кажется, да. Если ты захочешь, то я не буду против. — Недавно вы говорили, что ни за что не отпустите меня и что моя жизнь вам дорога, ведь входит в круг ваших интересов. Если умру, то вы будете готовы поднять меня из мертвых. Дворецкий говорил тихо и кратко, и девушка понимала, что он не хочет ее обижать, или раздражать, или провоцировать, и была благодарна, хотя в любой другой момент бы оскорбила его за такое неучтивое поведение. — И почему вы всегда начинаете капризничать к ночи? Почему бы вам не порассуждать о жизни днем, почему ночью? — с доброй усмешкой спрашивает дворецкий. — А когда как не ночью? — тихо смеется девушка. — Днем моя голова занята другим, а ночью вокруг тихо, темно, и жизнь замирает, давая понять и осмыслить, что ты сделал, а о чем забыл. Это дает волю мысли, когда никто не видит тебя и не чувствует твоего настроения, да и не осуждает за мысли. Ночь прячет нас, Миракл. — Вы склонны к любви к темноте, Госпожа, — доверительным шепотом сообщает мужчина, и девушка кивает. — Уже одиннадцать, не желаете спать? — Я знаю, — пожимает плечами девушка. — Я ждала тебя почти полтора часа, все хотела спросить. Это глупо, да? — Ну что вы. Я уверен, вы даже продумали наш разговор наперед, в каждой вариации обдумывая мой ответ, и нашли для себя много новых мыслей и подтверждений своей теории. — Нет, — выдыхая, произносит девушка, и ее дыхание подхватывает холодной ветер за окном, унося куда-то далеко. Она напряженно вглядывается в темноту ночи за окном. — Этот твой ответ был для меня импровизацией сегодня, хотя я порывалась, — признала она, не отрывая взгляда от окна. Миракл подавил желание обернуться и увидеть, что же такого происходило за окнами кабинета, что девушка была так удивлена и подавлена одновременно. — И как: вы довольны моим ответом? — Более чем, Миракл, более чем… — почти шепчет и реагирует на порыв ветра, который дергает раму окна, вздрагиванием. Она цепляется руками за мягкий ковер. — Знаешь… Есть ли этот Эфларус или нет, мне не так и важно, чьего-то одобрения я не ищу… Порой мне начинает казаться, что я не достойна таких людей как вы и что я вам могу мешать. Ты был бы давно счастлив в браке, ведь тебе почти сорок, а детей нет. Я как бремя на твоих плечах, и вся эта ложь, от которой тошно… Она вздыхает, прерывая свой же скудный и бесполезный поток мысли, который далеко ее не приведет. — Мне кажется, я просто не достойна этого. — Вы лучший ребенок, с которым я работал, особенно в доме вашего отца. Вы были ярким огоньком, — Миракл поднес ближе к девушке лампаду, подкручивая ручку и прибавляя света. — Я надеялся, что ваша доброта не познает грязи мира больше, чем той, которой вас кормили в доме. Но вы попали на улицы, в трущобы, и выжили там… Когда я увидел четыре года назад на пороге своего грязного оборванца, с неровно выбритой головой, но большими и светлыми глазами, которые и вовсе не сияли, — Миракл потушил свет. Девушка вздрогнула, испугавшись темноты, словно и не сидела в ней три часа до этого. Миракл не включал свет, давая понять какое разочарование и испуг ощутил тогда. Это мерзкое чувство страха холодными щупальцами обвивало горло, стягивало желудок в спазм и проникало под саму кожу, наполняя какой-то пустотой изнутри, говоря: «ничего не будет как прежде, смирись и ныряй со мной в темноту»… Но затем рядом с лицом засиял тонкий свет, который вздрагивал от любого вдоха и выдоха девушки. — Вы были напуганы и метались из одной крайности к другой от любого моего слова, пока однажды не побывали на месте сгоревшего поместья в хрустальных горах, — мерно говорил дворецкий, и его голос, казалось, исходил из каждого кусочка комнаты, обволакивая и давая понять: темнота не так страшна, она способна засиять. Огонь снова погас, девушка ахнула. И пламя загорелось с новой силой, освещая большую часть комнаты. Девушка видела на расстоянии вытянутой руки глаза своего наставника и учителя. — Вы порывались сжечь от гнева все вокруг, прошли недели разборок в Радосвете, месяцы, изматывающее месяцы, которые доказали вашу правоту. Только после того, как вы оказались в кресле Черновода, вы утихомирили свой пыл, но не сдались… Огонь мерно и мягко горел в лампаде, не давя на глаза. Казалось, таким он и должен быть, что это его норма, и не стоит ему тянуться вверх, к краю лампады, но что-то было не так. — Я не знаю, что происходит с вами сейчас, и право — знать не хочу. Вы не скажете, а я не стану лезть в вашу душу и ставить там все с головы на голову, устраивая свой порядок. Но вы затухаете, Госпожа… Я боюсь, как бы не было это началом большого пожара, — Миракл оставил лампаду подле ног Госпожи и встал, отряхивая колени на брюках. — Ты… Ты уходишь? — напугано доноситься из-под стола, и девушка двигает ближе к себе лампаду, грея затекшие руки о ее тепло. — Когда-нибудь — да, придется, но сейчас я всего лишь жду ваших указаний… И позволить вам снова начинать разбираться в себе — не могу. У вас искаженная душа поэта, Госпожа, вы любите копаться в своих пороках, считая, что во всем всегда виноваты вы. Ваши плечи болят от этой ноши. — Я ненавижу стихи, — бурчит девушка. — Я не поэт, ты знаешь… — При чем тут стихи и умение их писать? Ваше мировоззрение было с самого начала поставлено неправильно, а окружающее утвердили это. Не стоит винить себя, если вас к этому приучили. Ведь я поныне помню, как вы пели, играя на рояле в зале для нас… Мне не жаль вас, мне просто непонятно, от чего вы все еще боретесь, ведь сами сдаетесь. Последние слова пощечиной бьют по лицу, и девушка одергивает руки от огня, который начинает жечься, даже сквозь стекло и железо. — Я как бы давно сгорела в пожаре, Миракл… Глупо искать во мне проблески души, — насмешливо тянет девушка, и дворецкому отчаянно хочется верить, что она это делает ради того, чтобы показаться уверенной и самодостаточной. — «Все мы Фениксы», вам ли не знать… — Ты прекрасно цитируешь моего деда, — фыркает девушка, прижимаясь к стенке стола спиной. — Завтра трудный день… Не буди меня до полудня и собери вещи без меня, как всегда делаешь. — Как прикажете, — голос мужчины звучит сухо и устало, и девушке становиться его жаль, — я зайду через полчаса и проведу вас в комнату… — Миракл, — обрывает дворецкого девушка, цепляясь бледными пальцами за волосы, словно пытается заставить себя не произносить это, — пообещай, что не умрешь раньше меня. — Ваша воля. Дверь в комнату хлопает, и девушке хочется крикнуть, что она его не отпускала и вообще!... Но сил едва хватает, она прижимается к холодной стенке стола и прикрывает глаза. Через полчаса дворецкий заберет спящую девушку из кабинета: она уснет прямо под столом, вместе с книгой сказок в руках, как часто делала это в детстве.