Добро пожаловать в Ракузан.

Если создать список из трёх пунктов того, что я больше всего люблю в этой жизни, то он будет выглядеть примерно так: 1. Деньги. 2. Подчинение. 3. Убивать. Противоположный этому список будет выглядеть вот так: 1. Человеческая слабость, извергающая волны беспомощности и самоненависти. 2. Источники полнейшей чужой наглости, мешающие моим планам и прогнозам. 3. Ёбаные предатели. У меня много подчинённых и ещё больше денег. Я в любой момент могу убить каждого, кто застрял поперёк моего горла, словно мизерная рыбная кость, и меня всегда прикроют мои подчинённые, которым я плачу деньги. Все уловили эту взаимосвязь? Если к первому списку добавить ещё один пункт, четвёртый, то это будет секс, а если дополнить его до пятой составляющей, то это будет ощущение всем собственным телом чувства искреннего чужого страха. Противоположный список после его комплектования будет выглядеть следующим образом. Я ненавижу: 1. Человеческую слабость, извергающую волны беспомощности и самоненависти. 2. Источники полнейшей чужой наглости, мешающие моим планам и прогнозам. 3. Ёбаных предателей. 4. Другую личность — Ореши. 5. Отца и его искреннюю любовь, которая распространяется на нас обоих поровну. Поровну. Отец любит этого бесполезного и правильного ублюдка, который только и может твердить одну грёбаную фразу. Лишь потеряв всё, мы обретаем свободу. Каждый раз, когда он это прокручивает в голове или произносит перед кем-то вслух, я хочу достать пушку, и, приставив дуло к его тупой башке, перед смертью спросить: «Вот скажи, ты ебанутый?». Конечно, этого инфантильного и безалаберного недоноска с ребяческими взглядами на весь наш проклятый мир можно понять. И это сделает тот, кто точно такой же ничем не отличающийся недоносок, как и он сам. Ты так мыслишь, потому что у тебя изначально ни хрена не было. Когда он говорит, что у него есть бойцовский клуб, я еле сдерживаю позывы впасть в дикий истерический приступ смеха, сопровождающийся поливкой саркастического дерьма. Серьёзно? У тебя-то? Я ненавижу это место, потому что оно является сборищем таких же ущербных бездарей, как Ореши, но до сих пор я не повлиял на закрытие этого сброда по трём простым причинам: первая — мне там беспрекословно подчиняются, вторая — меня сильно боятся, третья — Куроко Тецуя, который, что Ракузан теперь его родной дом, а я и остальные — счастливая, мать его, семья. Этот наивный парнишка. Ореши думает, что у них любовь, забывая одну главную истину. На самом деле Тецуя впервые подчинился мне. На самом деле он принадлежит исключительно только мне. Так я могу сказать и про весь Ракузан. Про каждого, кто туда когда-то вступил или ещё только собирается это сделать. Ореши думает иначе. Это его право. Право, от которого ничего не поменяется в его пользу. Если честно, меня это всё порядком достало. Настолько сильно, что я больше не могу сдерживать своё желание доказать глупцу, что происходит на самом деле. Доказать, что с каждым днём он действительно становится всё больше и больше похож на пустое место. — Наши показатели ползут вверх, Сейджуро. Одобрительный тон отца вывел Акаши из глубоких раздумий. — Я весь день и полночи продумывал стратегию по их глобальному росту. Я рад, что моё время было потрачено не зря. Отец медленно поднёс к губам кремовую кружку из фарфора с позолоченными горизонтальными линиями и немного отпил ароматного кофе, запах которого доходил уже до Сейджуро. Ненавижу кофе, потому что его любит отец и этот свободолюбивый выродок. — Слушай, как там Бокуши? Часто тревожит тебя? Ничего не учудил за последнее время? — Нет, отец, он уже давно не вступал со мной в контакт, да и вообще с кем-либо другим. — Странно, — мужчина ещё немного отпил горячего напитка и поставил кружку на серебряную подставку чуть поодаль от себя. — Но я рад, в последнее время мне не нравилась его политика в бизнесе, и я отстранил его от многих важных дел, надеясь, что ты возьмёшься за них с куда более гуманными и адекватными намерениями. Ему не понравилось, что я просто хотел убрать человека, который конкурирует с нашей компанией, а мне не понравилось, что он включает того же мягкотелого дурака, что и Ореши. — Я постараюсь не разочаровать тебя, отец. Я сделаю всё по высшему классу, вот увидишь. Ты будешь облапошенным, но довольным, а я просто довольным. Чертовски довольным собой. Два алых глаза напротив пылали многообещающей инициативой. Акаши Масаоми одобрительно кивнул, отвечая на столь пламенную речь слабой полуулыбкой и слишком сильным доверчивым взглядом. Акаши Масаоми был уверен, что всё пойдёт по плану, но он даже не предполагал, что не по его. — Я надеюсь на тебя, Сейджуро. — Спасибо, отец. — Может быть, кофе? Он сегодня по-особенному великолепен. — Звучит заманчиво, — уголки тонких бледно-алых губ наигранно приподнялись вверх. — Пожалуй, не откажусь.

***

— За последнее время количество желающих вступить в Ракузан увеличилось вдвое, — монотонный голос Шинтаро усыплял не хуже материнской колыбельной перед сном. — Мне кажется, нам скоро нужно будет поменять здание. — А мне кажется, что той огромной баскетбольной площадки, которая хер знает зачем пустует у клуба, будет вполне достаточно для проведения поединков с большим количеством наблюдателей. Мидорима подметил, что сегодня Акаши очень раздражителен. Настолько, что даже не пытается принять во внимание его точку зрения. — Когда станет холоднее, вряд ли будет возможность осуществлять подобное именно там. — Вот когда кто-то из ребят придёт ко мне с воспалением лёгких или отмороженными пальцами, тогда и подумаем о смене месторасположения клуба, — подавляющий взгляд алых глаз принудил Мидориму на этот раз не открывать рот. — Или ты уже не можешь справиться с лёгким переохлаждением или обычной простудой? — Дело не в этом. — Как раз-таки твоё дело именно в этом, прекрасный врач Шинтаро. Акаши встал со своего красного кожаного кресла, которое особенно выделялось на фоне общего тёмного интерьера, и вплотную подошёл к Мидориме, который на протяжении всего их диалога стоял чуть дальше от рабочего стола Сейджуро. От исходящего напора со стороны Акаши Мидорима даже сделал полшага назад, но внимательного взгляда с расслабленного и одновременно серьёзного лица напротив он не спускал. Пытаться казаться выше в глазах Акаши он тоже не стал, ибо знает, что обычно подобное поведение может доставить массу неприятностей. Например, смерть. — Шинтаро, — Мидорима едва заметно вздрогнул от неожиданного холодного голоса после минуты гляделок друг на друга. — Вот смотрю на тебя и понимаю, что тебе нужен отпуск. Его руки свободно расположены по швам, значит, ни ножниц, ни пистолета, ни чего-то другого, что могло бы последовать в тело Шинтаро после этих неуместных слов, при Акаши не было. Мидорима, ещё раз удостоверившись в этом, мысленно выдохнул. — А как же члены клуба? — У меня есть достойная тебе замена, не переживай ты так за этих оборванцев. — И насколько долго будет длиться мой отпуск? — Насколько долго? Хм, — Акаши по-актёрски почесал свой гладкий подбородок, немного прищурив глаза. — Думаю, он навсегда. Подобные разговоры с Акаши были редкими. Мидорима насчитал их целых два за всё время их взаимодействия. Первый был около пяти лет назад, когда Акаши без каких-либо сомнений насчёт положительного ответа предложил ему вступить в его собственный новый бойцовский клуб в качестве дока, а второй — сейчас, когда с этой должности Акаши позорно и так же без особых угрызений показывает ему на дверь с доброжелательным до тошноты выражением лица. Подобные разговоры с Акаши были редкими. Начинались они неожиданно, будто бы невзначай, а заканчивались быстро с точными и неоспоримыми предпосылками для того, кто являлся для Акаши собеседником. Сейчас Мидорима, немного постояв в оцепенении перед Акаши, который ждал от него хоть какой-то реакции, лишь молча кивнул и направился к выходу. С этим человеком бесполезно спорить, несмотря на то, что ты для него сделал. Даже если и ничего, то лучшее что ты можешь сделать для себя и своей безопасности — это потушить свой внутренний вулкан из противоречий и несогласий, а после молча уйти, стараясь при этом не провоцировать Акаши на новые мысли или действия, имеющие дальнейшие последствия. Пока Мидорима медленно шагал к двери, всё-таки надеясь, что Акаши таким образом с ним впервые пошутил, он услышал, как тот, по всей видимости, достал из кармана брюк баночку каких-то таблеток, которые с шумом пробежались по стенке к отверстию во время того, как Акаши перевернул их к себе на ладонь. Или сразу в рот. Мидорима не знает, что принимал сейчас Акаши, хотя тот всегда с ним советовался перед тем, как купить какой-нибудь препарат. Всегда, но не в этот раз. Мидорима закрыл за собой дверь бесшумно, не оборачиваясь к ней лицом. Не оборачиваясь лицом к Акаши. Он знал, что Акаши следит за ним даже тогда, когда дверь уже закрыта, но он сам ещё находится рядом с ней. Он знал, что Акаши доволен подобным исходом. Знал, что Акаши был абсолютно уверен в том, что он, Мидорима Шинтаро, победив своё упрямство и честность, не вернётся в это место. Всё было именно так, но одного Шинтаро не мог знать наверняка. Точно ли сейчас перед ним был тот Акаши, который всё это время считал его, Мидориму Шинтаро, своим лучшим другом и незаменимым врачом? Ответ в этом замешательстве очевиден.