As we live a life of ease

Зыбкую пелену сна разорвал Сфинкс, ненавидевший бодрствовать, пока кто-то спал. Он кричал о бледных всадниках и надвигающейся саранчиной туче, подражая в своих бурных фантазиях Волку. — Сфинкс. Мы, между прочим, спим, — не выдержал Чёрный. — Конечно, а туман тем временем подползает! — Ну и пусть себе ползёт на здоровье. — Ты думаешь? Ну ладно. Я предупредил. Сфинкс замолк, и Чёрный отвернулся к стенке, но тут зашевелились и остальные прибывшие из Могильника. Шелест одеял и подушек, гулкие шаги и скрип кровати над Чёрным, резавшее слух карканье, шум старой кофеварки, а в довершение всего этого — звонкий звук упавшей и, кажется даже, треснувшей бутыли, а следом — грохот и громкие возмущения Лэри. — Боже мой! — Чёрный перевернулся на живот и накрыл голову подушкой. — Не упоминай имя божье всуе, ты, мерзкий человек, — лишь с долей шутки возмутился Сфинкс. К счастью, это были последние громкие звуки за утро. Кофеварка выключилась, и Чёрный погрузился в дремоту, как в воду, доходившую только до щиколоток. Сонная сопевшая серость, проникавшая в Дом через Наружность, накрывала с головой, Чёрный чувствовал её через дремоту — неясной тревогой. Время утекало как-то слишком быстро, два часа до подъёма показались десятью минутами. Чёрный встал вслед за Горбачом, оделся, умылся и вышел из спальни раньше обычного, захватив остатки еды для псов. Всего было слишком много — шума, оглушавших песен Горбача, царапавших слух ругательств Сфинкса и красноречивого молчания Курильщика. Выйдя во двор Дома и пройдя до забора, Чёрный перестал думать, что его кто-то увидит. Это было просто невозможно. Туман — словно стена, бесконечная, как в глубину, так в высоту и ширину. Пять шагов вперёд, взгляд назад, а за спиной — такая же бесконечная стена, как и впереди. Чёрный выбрался в Наружность почти на ощупь, когда нашёл знакомую дыру, замаскированную кустами и мусором. Псы съели всё принесённое и за несколько секунд скрылись в тумане. Было сыро и холодно — хотелось поскорее вернуться в до отвращения знакомый Дом. После завтрака — безвкусная кипячёная вода, сонные уроки, а туман то подбирался к Дому рывками, то замирал на несколько часов, как хищный зверь, как сама Наружность, сильная, спокойная, предъявляющая ко всем недостижимые требования, жестокосердная и естественная настолько, что давно уже стала неестественной. Она брала Дом в кольцо туманом, подбираясь нарочито медленно, как к изначально гораздо более слабому сопернику. С насмешливой жалостью, с садистским удовольствием. Не убивала сразу, желая красивого уничтожения в правильный момент. Чёрный с силой вытер сонные глаза и посмотрел в чужие лица. Птицы, обычно подвижные и болтливые на уроках, замерли, точно в спячку впали. Даже Дорогуша, постоянно болтавший неестественно высоким голосом, сейчас, скрестив руки на груди, глядел на доску пустым взглядом. Даже Ангел, обычно вертевшийся на одном месте, чем повергал почти всех учителей в раздражение, а Мастодонта — в бешенство, теперь тоже смотрел перед собой и грыз ноготь. Свои, впрочем, тоже притихли больше обычного, опустив головы и уперев взгляды на парты. Словно кто-то умер. Они это из-за Лорда? Ладно, допустимо для Четвёртой, траур у идиотов, все дела, но при чём тут Птицы? Может, как обычно, копируют поведение Стервятника — тот был дружен с Лордом, оба же в покер играли — он тоже скорбел? Хотя сегодня он демонстрировал не больший уровень скорби, чем обычно. Что тогда? Неужели всеобщее предчувствие того события, о котором говорили Помпей и Слепой? Перемены, как и уроки, тянулись бесконечным молчанием и долгими взглядами, только Курильщик не соответствовал всеобщему минорному настроению, его недоумевавший взгляд скользил по всему классу. Чёрный, которому не пришлось долго ждать, — Курильщик почти сразу заметил его взгляд — коротко усмехнулся и отвернулся. Лучше пусть до последнего не узнает о причинах всеобщего ступора. Эти замершие статуи с испуганным интересом ждали и смотрели, как идиот несётся в пропасть, подбадриваемый другими идиотами в ошейниках. Дыхание чужой смерти будоражило и встряхивало их мерзкие души. Слишком давно ничего не происходило, слишком давно никто не умирал. С тех пор как Помпей стал вожаком, он не делал серьёзных ошибок. Слишком долго. Все заждались обещанного зрелища. Его неизбежная кончина была написана в истории Дома, осталось её только дождаться, и только полные кретины, вроде Помпея и его своры Псов, а также новички, вроде Курильщика, могли не знать, чем заканчивается «не самое подобающее поведение». Вот только когда нечто очевидное подразумевается очень долго, а потом вдруг, наконец, настаёт, все перестают понимать, как к этому относиться. Помпей прожил в Доме три года. И его влияние распространилось не только на Псов. Больше не чужак. Обед прошёл в такой же тишине. Не только стол Четвёртой — за всеми столами молча работали ложками и вилками, только транзисторы, обычно гремевшие на всю столовую со сторон Псов и Крыс, словно говорили вполголоса — почти шёпотом, тонувшем в океане тишины. В океане, только на первый взгляд спокойном — в толще воды таился несущий смерть и разрушение белый кит. Обед закончился, несколько Фазанов, отъехав, сразу же вернулись на свои места. Другие даже не двинулись. Табаки и Сфинкс переглянулись. — Пованивает безобразиями. Чуете? — прокомментировал очевидное Шакал. Чёрный переглянулся с Горбачом. Свой ход должны были сделать Псы, но начинать первыми, похоже, не хотели. Лавр за столом Псов не отрывал от них взгляда. И когда же должны подойти? Судя по всему, перекладывают первый шаг на Слепого, даже если это просто шаг к выходу. А Слепой замер камешком, словно был способен просидеть так очень долго — просто чтобы посмотреть на каком часу у Помпея кончится терпение. Только, к большому сожалению Слепого, остальные не были настолько терпеливы. Чёрный мельком осмотрел всех за столом. Курильщик вглядывался в лица всех за столом, показательно не обращая внимание на происходящее вокруг, Лэри же, напротив, вертел головой, то и дело возвращаясь взглядом к столу Шестой, совершенно не обращая внимание на лица состайников. Остальные лучше скрывали эмоции. Сфинкс, Горбач и Чёрный поднялись со своих мест одновременно, следом сдвинули свои коляски от стола Шакал и Курильщик, вскочил Лэри, а Слепой с Македонским не успели подняться. Приблизилась делегация из трёх Псов во главе с Лавром, который вручил Сфинксу какую-то записку. — Помпей просит вожаков всех стай собраться в Кофейнике для обсуждения важного вопроса, — прочёл Сфинкс и передал записку Слепому. Океан тишины вскипел — заговорили все одновременно, перекрикивали друг друга, понеслись к выходу, устраивая заторы, застои и водовороты. Толпа вглядывалась в лица обитателей Четвёртой, словно там были ответы на все вопросы. Чёрный встал за спиной Курильщика и покатил коляску, последний, повернувшись, коротко кивнул — ещё бы, сам он вряд ли бы смог передвигаться в такой толпе. Чёрный выкатил коляску из столовой, а когда отпустил, то Курильщик подъехал к стене коридора, к Сфинксу и остальным. Обычно аккуратно прилизанные волосы Курильщика теперь были растрёпаны, выражение лица — обманчиво спокойное, но горящий интересом и азартом взгляд не отрывался от скрывавшихся в Кофейнике вожаков. Падать с небес в пропасть очень больно, но Чёрный не хотел готовить Курильщика к тому, насколько всё происходящее не игра. Не мог. Курильщик — не Помпей, всё бы понял и принял, так почему же?.. Растрепав и без того растрёпанные волосы Курильщика и кивнув на его ответную улыбку, Чёрный пошёл в Четвёртую, пробираясь через толпу зевак, занимавших места у Кофейника. Как они могли терпеть этот балаган, зная, что главный его участник этой ночью умрёт из-за своей глупости? В коридорах никого. В спальне никого. Дом умер, исписанные стены стали просто исписанными стенами — местом странных сообщений и прекрасных картин, а Четвёртая превратилась в обычную захламлённую спальню. Курильщика бы ещё сюда — и всё. Почему? Почему на Лорда Чёрный посмотреть лишний раз боялся, и при этом так легко позволял себе прикасаться к Курильщику? Когда он успел привязаться? Вскоре пришли остальные, взволнованные и шумные. Только Лэри и Слепой как обычно где-то пропадали. Табаки выпотрошил шкаф с одеждой и начал её мерить, то и дело дёргая Курильщика и спрашивая, идёт ли ему. Сам Курильщик бросал тоскливые взгляды на Чёрного, то ли мысленно умоляя его спасти, то ли желая поговорить. Странная радость и нежность овладели Чёрным, пока он смотрел на Курильщика, а следом на эти чувства обрушилась холодная волна страха. Страха разочаровать и, особенно, страха разочароваться. Кто знает, сколько это должно теперь продлиться? Чёрный больше двух лет только и мечтал разлюбить Лорда, а теперь больше всего боялся того, что его чувства к Курильщику изменятся. Чёрный поднялся и вышел из спальни, провожаемый вопросительным взглядом Курильщика. «Столько времени искал понимания, нашёл и уже думаю о том, как его потеряю? Браво, Чёрный, твоя глупость перешла на следующий уровень. Твои мозги прочистить надо от всякой херни». Ненадолго задумавшись, Чёрный свернул к бывшему залу лечебной гимнастики — Помпея там наверняка ещё не было. Чёрный на несколько секунд замедлился, а после ускорил шаг — его оглушила странная мысль. Получается, что с завтрашнего дня зал возвращается в его распоряжение? Ни метавшего ножи Помпея, ни пялившихся зевак… «Хоть какая-то польза от его скорой кончины, — подумал Чёрный, закрывая за собой дверь, а после спросил себя: — Почему я уже смирился? Почему думаю о его смерти, как о чём-то давно предрешённом?» Разминка. Чёрный тренировался долго, чувства ушли, оставив за собой блаженную пустоту. Растяжка. В зале он был уже не один — рядом, подражающие своему ныне отсутствующему вожаку, занимались некоторые Псы. Хотя толку было мало — по лицам видно, что слишком много думали, воды почти не пили, а когда тело начинало правильно работать — жалели себя. Крючок, Лавр, Кролик, Гном и Генофонд. Пять человек, и как они ухитрялись занимать так мало места? В разы меньше, чем занимал Помпей. Вздохнув, Чёрный подошёл к почти выдохнувшимся последователям здорового образа жизни и показал им, как исправить ошибки, что принесло некоторый результат — задыхаться они почти перестали, а пот начал течь с них ручьём. Закончив с растяжкой, они без сил упали на пол, загнано дыша, как дышали псы летним душным воздухом — высунув язык. — Нормально? — спросил Чёрный, наклонившись к ним. — Да, — широко улыбнулся Крючок. — Сколько же… Фух, сколько же придётся заниматься, чтобы стать, как вожак или ты? Никак не привыкну к тренировкам. Сколько нужно тренироваться, чтобы привыкнуть? — Не слышал, что ли, о том, что привычка формируется за двадцать один день, — поучительным голосом произнёс Кролик. — Это смотря к чему именно привычка, — задумался Чёрный. — Если говорить о тренировках, то для меня это заняло месяца два-три. Разговор между ними тремя тёк легко, темы быстро менялись, обновлялись, не несущие смысла и, тем не менее, приятные. А всё из-за общего прошлого в одной стае. Леопард, помнится, даже говорил об этом — мазохистская любовь. Любовь глупого пса к хозяину с садистскими наклонностями, изредка избивающему, но заботливому и исправно кормящему. Она не для всех — Слепой, Валет, Горбач, Стервятник с братом были слишком самодостаточны и разумны для неё, Волк, как и Чёрный, сам стремился быть лидером, а Сфинкс слишком резко реагировал на малейшие перемены в поведении. Но ощутившие на себе глубину мазохистской любви всю жизнь несли на себе её следы, шрамы, с тщательностью оберегаемые от исчезновения. Чёрный даже выпрямился и расправил плечи, ощутив призрачные поводки власти в ладони. Власти желанной, почти позабытой. И при этом понимал, что его собеседников лишь накрыла пенистая волна ностальгии по прекрасным временам детства, а настоящие поводки власти совсем не в его руках. — Ты уже неделю не заходил, Чёрный, — протянул Кролик, не обращая внимания на расширившиеся взгляды Крючка, Лавра, Гнома и Генофонда, обращённые к двери. — Зря я, что ли, чай закупаю? Пару дней назад откопал чаи с чабрецом, бергамотом и мятой, так что… Да, теперь их за ошейники держал другой хозяин. — Что же вы замолчали, продолжайте, — спокойно произнёс Помпей, заходя, следом за ним — двое Псов, прожегших всех участников разговора, а также Лавра, Гнома и Генофонда ненавидящим взглядом. Дверь со скрипом закрылась. — Прошу прощения, вожак, мы с ним не общались, мы… Помпей поднял руку ладонью вверх, призывая Лавра к молчанию. Те, в чьих руках поводки власти, относятся к ней очень ревностно, больше всего боясь её потерять. Чёрный повернулся к входной двери и встретил взгляд Помпея. — Для человека, знавшего о происходящем дольше остальных, ты довольно беспечен, Чёрный, — сказал Помпей с дежурной улыбкой. — А почему мне не быть беспечным, если решается не моё будущее? — И твоё тоже. Как думаешь, что с тобой будет? А во взгляде Помпея, обращённом на Чёрного, то же, что и в душе Чёрного при взгляде на Помпея — неутолимое желание издеваться, глумиться, согнуть, увидеть страдания сильного, самоуверенного и гордого человека. Втоптать в грязь, но не сломать, нет — меньше всего Чёрный и Помпей хотели сломить друг друга. Они уважали, по-своему восхищались друг другом, но в этих чувствах возникала гниль, как у двух слишком похожих друг на друга людей. Похожих, но Чёрный знал о различии. Помпей похож на Чёрного. Тринадцатилетнего Чёрного — Спортсмена. Такого же зрелого по сравнению с ближайшим окружением, бесстрашного, отчасти заботливого садиста без комплексов и увлечений. Чёрный часто встречал его в зеркале. А ещё в Помпее. Ненавидел его и самого себя. Ненавидел его за искусственность этого образа, а себя — за неприкрытую правдивость этой личности. — Я знаю, что будет с тобой, — начал Чёрный. — Хочешь, расскажу? — Ну попробуй. — Ты побеждаешь, но неужели подумал, что всё так легко закончится? — В первые сутки моё право на статус способен оспорить кто угодно. Мне рассказали об обычаях. Чёрный вспомнил, как этим обычаем пользовались, пока четырнадцатилетний Череп отстаивал своё право — ему пришлось драться семь раз за день. — Верно. Обычно, это правило касается вожаков стай — они чаще всего оспаривают подобные решения. Расскажу тебе о них, чтобы ты лучше понял ситуацию. Кто там у нас сначала? — Чёрный сделал вид, что вспоминает. — Рыжий. Иерархическая система Крыс одна из самых интересных в Доме и полностью соответствует названию Второй спальни. Вожак — неформальный лидер, завоевавший это звание в драке. Но в обыденности он ничего для них не значит и является рядовым членом стаи. И когда, по велению той херни, что заменяет Крысам мозги, им надоедает вожак, от него избавляются. Псы борются между собой за место в иерархии один на один, так? Им и в голову не придёт свергнуть вожака, набросившись на него скопом. А Крысы так и делали — если, конечно, место вожака было занято одним человеком так долго, что они успевали от этого заскучать. Помпей приподнял брови. Законсервированный в своей стае, он и понятия не имел, что другие стаи имели свой взгляд на место вожака. — Так что Рыжий разумен и хитёр, несколько раз был вожаком и столько же раз был свергнут. Против тебя он не полезет — своих бы удержать. Дальше, — продолжил Чёрный. — Стервятник. У Птиц много неразумных, много колясников, много забот. Вожак должен быть самым авторитетным, способным решать чужие проблемы и справляться с чужими заботами, а также должен быть уважаемым другими стаями. Птицы не решают дракой вопросы иерархии. Так что Стервятник также отпадает. — Ну? — Остались мы, — ровно усмехнулся Чёрный. — Четвёртая. Следом за Слепым на место вожака претендует Сфинкс. Очень сильный. Не недооценивай его. — И не думал, — усмехнулся в ответ Помпей. — К Слепому Сфинкс до смешного привязан. Первый друг в Доме, в конце концов, так что, думаю, в случае скоропостижной кончины Слепого он был бы рад выпустить твои кишки. Но, увы, он этого не сделает. — Продолжай. — Ты оказался весьма дальновидным, тренировавшись в метании ножей, — сказал Чёрный, чуть наклонив голову вбок. — Я бы даже сказал, очень дальновидным. — Вот как, — сказал Помпей, слегка наклонив голову вбок. — Оружие, которым сражаются две стороны, должно быть одинаковым. Но Сфинкс не может нормально нападать, используя нож. Ты с ним не дрался, поэтому поясню — он бьёт ногами. Удивительно — такая очевидная истина даже не пришла в голову Помпею, глаза которого расширились, грозя вылезти из орбит. Ну что за идиот. — А знаешь, кто идёт в иерархии Четвёртой после Сфинкса? После почти риторического вопроса Чёрный широко улыбнулся — впервые за лет, наверное, десять, улыбнулся, показывая зубы. Так что, судя по взгляду Помпея, улыбка оказалась угрожающей, а не дружелюбной, как планировалось изначально. — Намекаешь, что тебя я победить не смогу? — спросил Помпей, быстро вернув самообладание. — Я ни на что не намекаю, я говорю прямо. Либо Слепой убивает тебя, либо ты убиваешь Слепого, а следом — тебя убиваю я и становлюсь вожаком Дома, как всегда того и хотел. Учитывая мои и без того обострённые отношения со Сфинксом — он объявил бы мне войну, сделай я что со Слепым, авторитета, тут уже ничего не поделаешь, у него побольше, чем у меня. А если я стану вожаком, убив тебя, никто возражать не будет. С другой стороны, если тебя убьёт Слепой, всё продолжится так, как и было раньше, но я ничем не рискую. Чёрный дотронулся правой ладонью до левого плеча и с улыбкой пронаблюдал, как у Помпея дёрнулась рука в автоматической попытке повторить движение. «Он действует по известной ему одному модели поведения», — когда-то сказал Чёрный Шакалу, описывая Помпея. Это же было так очевидно, почему он раньше не догадался, что Помпей копировал его самого? — В любом случае, — сказал Чёрный, продолжая улыбаться. — Я закончил. Удачи. — Тебе, Чёрный, она больше понадобится, — улыбнулся Помпей, справившись с эмоциями. — Когда я закончу со Слепым, то поиграю с тобой, раз ты так этого хочешь, хотя, скорее всего, тебе будет не так весело, как мне. — Посмотрим. Чёрный вышел и, закрыв за собой дверь, перестал улыбаться. Выдохнув, он пошёл в Четвёртую, отгоняя от себя мысли о ближайшем будущем. Он хотел унизить, втоптать в грязь Помпея и не был готов к его смерти. Но говорить о его скорой кончине оказалось слишком легко. Из Четвёртой вышел Акула, следом выкатили Лорда в свитере Македонского, жилетке Табаки, с курткой Горбача на коленях, ракушкой и мешочком на верёвочке, в волосах торчало чёрное перо. Он проехал всего ничего, пока Лорд не увидел Чёрного, не увидел и не сжал колесо коляски, призывая остановиться. — Что, с этим ещё не попрощался? — гнусавым голосом произнёс Ящик. Акула смолчал, выжидающе глянув на Чёрного. А Чёрный и Лорд просто смотрели друг на друга. Первый думал, что сейчас, вот прямо сейчас ему должны пожелать скорейшей смерти, но этого не произошло. В глазах Лорда Чёрный не видел ненависти — только бесконечное удивление происходящему. Коротко махнув головой, Лорд отвернулся и отпустил колесо коляски. Ящик продолжил везти Лорда, а Акула ушёл следом, ещё раз пронзив Чёрного взглядом. Лорд уехал не попрощавшись.