As we live a life of ease

Когда Лорд, тихо приоткрыв дверь, заехал в спальню незадолго до ужина, все с доброжелательной улыбкой поприветствовали его. За те пару дней, которые он пролежал в Могильнике, разъяснительные беседы в Четвёртой проводил только Ральф, а значит, Лорд так ничего и не рассказал Акуле. Лорда тормошили Горбач, Табаки, Волк, Лэри, интересуясь самочувствием, а злой эльф только молчал в ответ. Он изменился. Разило от него не привычным презрением и не знакомой агрессией, а ненавистью. Лорд коротко кивнул всем, в последнюю очередь — Сфинксу, и ненависть Лорда оскалила пасть с острыми зубами, а запах её дыхания был запахом нечистот. Не каждый способен на ненависть. Было странно осознавать, что Лорд дорос до неё. Чёрный вышел из спальни незамеченным, спину грел рюкзак с тяжелым «Моби Диком», стены коридоров плыли навстречу, завязывая в цепь бесконечную игру написанных и скрытых под слоями краски слов. Возле Второй закрашивал стены Гибрид, жирафы Леопарда, написанные охрой, скрывались под грязно-белой жижей. — Эй, Гибрид, — окликнул его Чёрный. — М-м? — Леопард снова в Могильнике? — …А? А, да. Позавчера вернулся, сегодня снова забрали. Спрашивать о том, во сколько забрали Леопарда, было бессмысленно — Крысы имели о времени почти такое же понятие, как Табаки — так что Чёрный, кивнув, ушёл. Он всегда отдавал книги Кондитеру за несколько дней до конца срока и не собирался изменять этой привычке. После нужно зайти к Леопарду. Теперь точно нужно. За дверью библиотеки что-то бормотал визгливый женский голос. Неужели у девчонок всегда были такие неприятные голоса? Или это он отвык? Чёрный вошёл. За столом Кондитера перебирала каталоги незнакомая женщина, тощая, с длинной шеей, большими ушами, толстыми накрашенными розовым губами и ужасающе длинными ресницами. Чёрному она напоминала одновременно жирафа и шлюху неопределённого возраста. — Чего уставился?! — выпалила она. — Библиотека закрыта, не видишь, что я занята? — Где Кондитер? — спросил первое, что пришло в голову Чёрный. — Что? — Она растерялась. — Где библиотекарь? — повторил вопрос Чёрный, медленно приближаясь к женщине. — Где она? И снова — невыносимый визг, случайно услышанный Чёрным в коридоре. Женщина, вцепившись до побелевших пальцев, подняла тяжелый каталог. Она что, боялась? — Я теперь за неё! Немедленно уходи! Чёрный развернулся и ушёл, а «Моби Дик» продолжал согревать даже через толстую ткань рюкзака и куртки. Впервые за долгое время он не вернул книгу в библиотеку. И в последующие разы он подумает дважды: возвращать книги или нет. Идти к Леопарду после известия об исчезновении Кондитера не хотелось, но всё ещё было нужно. Чёрный приоткрыл дверь Могильника. Пост дежурной медсестры пустовал, никого не было. Даже если бы встретились Пауки, можно было бы что-то соврать, но встречаться всё равно не хотелось. Чёрный, коротко пробежавшись до кабинета Януса, — единственного вменяемого Паука в Могильнике — на несколько секунд застыл перед стеклянной дверью, постучался и спросил: — Можно войти? — Да. Ян заполнял какие-то бланки, коротко приподнял голову и снова вернулся к ним. Чёрному оставалось только сформулировать просьбу: — Можно… «Можно увидеться с Леопардом?» — подумал Чёрный, сказав вслух другую мысль, ту, от которой Чёрный безуспешно отгораживался вот уже несколько дней: — Можно узнать, что с Леопардом? Янус приподнял голову, со странным выжиданием посмотрел на Чёрного, словно на какую-то дрянь под микроскопом, у которой оставалось лишь два варианта: вот-вот подохнуть или эволюционировать. Чёрный не мог видеть, что писал Янус, конечно, не мог. Так почему он был уверен, что заполняемые им бланки касаются Леопарда? — Догадался первым, — сказал Ян. — Удивительно, Леопард вот был уверен, что ты не придёшь. Чёрный все эти дни гнал от себя любое волнение — ведь ничего не было известно, в конце концов. И идти не хотел именно для того, чтобы подозрения оставались подозрениями. Чёрный не хотел знать что-то о Леопарде. Чёрный боялся узнать что-то о Леопарде. Кретин. — Можно с ним встретиться? Янус поднялся и, сказав: «За мной», вышел в коридор. Слишком быстро Чёрный оказался у нужной палаты, слишком быстро, он не был готов! — Двадцати минут вам хватит, — сказал Ян. — Через полчаса его должны отвезти на процедуры. — Он выйдет отсюда? — Через неделю, когда мы получим результаты всех анализов. Но даже после этого ему придётся долго гостить здесь. Иди, спроси лучше его. — Это совсем безнадёжно, да? Янус громко выдохнул и, не ответив, ушёл. Звук шагов пульсировал болью в висках. Чёрный зашёл, хотя больше всего сейчас хотел зайти в изолятор, зайти и остаться там на пару суток. Безумная улыбка Леопарда, заставлявшая Фазанов прижиматься к стенам коридоров, исчезла, словно её и не было. Теперь улыбка была вымученной и выглядела чужеродно, как сам Леопард, одетый в пижаму, выдаваемую всем пациентам Могильника. — Ян уже рассказал? — спросил Леопард. Чёрный бросил рюкзак на пол, скинул кеды и сел на кровать, не ответив. Да и что ответить? Почему бы на уроках вместо всякой бесполезной херни не научить действительно полезным вещам? «Что делать, если струсил?», или «Что делать, если хочешь плакать?», или «Как вести себя с человеком, недавно узнавшем, что скоро умрёт?». — До полугода, — выдохнул Леопард. — В лучшем случае. Это называется «лучший случай»! А я... Я знал, представляешь? Знал, что не доживу до выпуска, так почему, твою, сука, мать, я не был к этому готов?! Чёрный лёг рядом, прижал Леопарда к себе. А Леопард говорил, уткнувшись носом в его шею. Дыхание вместе со словами было невыносимо жарким, каждый выдох оставлял на шее Чёрного ожоги. — А ведь там, далеко-далеко, не здесь, я был охренеть каким сильным, знаешь? Охотился у озера, а оно, представь, — как серо-зелёное зеркало, параллельный мир, а ночью в нём купается луна, плавится в воде, становится частью озера. Знаешь, так и хочется окунуться в серебряную воду и плыть, бесконечно плыть вперёд… Леопард продолжал говорить, захлёбывался и продолжал говорить про другое, а Чёрный мог лишь вслушиваться и говорить: «знаю», «конечно», даже если ничего не знал и не понимал. — …Тогда вся семья собиралась вместе, я пел с сёстрами песни, носясь по кухне и ловя тычки от притворно рассерженной матери. Даже отец приходил, перед нами они с матерью шутили и смачно чмокали друг друга в щёки, хотя и она, и все мы знали, что он поёбывал другую и жил с третьей… Чёрный тихо раскачивал себя и Леопарда, всё повторяя: «конечно, конечно». — …Ты был таким ублюдком, но стая тебя любила. Такой странной мазохистской любовью. Все боялись, но знали, что ты их при случае защитишь. Поначалу было так забавно наблюдать за ними. Я тебя бесил тогда своими выебонами? Я и сам себя бесил. Никак не мог успокоиться и сейчас не могу — тебе же насрать на нас, так почему ты иногда вёл себя так, будто тебе на самом деле не насрать?! А после я сам пошёл за тобой, словно долбаная крыса за Крысоловом. И не как они шли, я был хуже, намного хуже! И даже сейчас… — Леопард всхлипнул. — Если бы ты только знал, как я тебя!.. — Прости меня. Прости, — просипел Чёрный. Он больше ничего не мог сказать в ответ на те смелые слова Леопарда. Это правда — Чёрный не мог даже представить себе, каково было Леопарду. Что тот чувствовал, когда столько лет сдерживал свои чувства, когда притворно улыбался, спрашивая у Чёрного насчёт Лорда: «Тебе он понравился, да?», когда опьяневшим пел вместе с Чёрным дурацкие песни, что тот чувствовал?! И Чёрный — мерзкий эгоист — не мог сказать на его чувства ничего кроме жалкого: «Прости». — Не за что тебя прощать. — Леопард улыбался, глядя на Чёрного грустными глазами. «Каким же идиотом я был! Почему не заметил?!» — Если бы я только знал… — продолжал сокрушаться Чёрный. — Ничего бы не изменилось. Заткнись, а? — Ты же сам понимаешь… — Зря, — голос Леопарда стал почти нормальным. — Забудь, беру свои слова обратно, на хер ты мне сдался, соплежуй. Леопард засмеялся, начал толкаться и называть Чёрного доверчивым придурком, купившимся на такую очевидную ложь. Вернулся визгливый смех, вернулась нецензурная лексика через каждое третье слово. Чёрный перевернулся на спину и смотрел на Леопарда, усмешка которого так осталась слабой и кривой. Осознание того, что он больше никогда не улыбнётся, как раньше, вставало комом в горле. Больше всего Чёрный жалел, что не может ответить на слова Леопарда теми же словами. А ещё Чёрный завидовал Леопарду. Да, завидовал, ведь он нашёл в себе смелость признаться в своих чувствах, а ещё больше восхищался и завидовал его внутренней силе, благодаря которой Леопард отказался от своих чувств, когда увидел, насколько они тяготят Чёрного. — Ну-ну, хватит уже корчить странные рожи, — протянул Леопард, ложась прямо на Чёрного. — Подумаешь, хреново пошутил… Сделаем так: ты ничего не слышал, я ничего не говорил. Чёрный поднял руку и погладил волосы Леопарда. Жёсткие, блестящие. Леопард замер и посмотрел на Чёрного словно Бандерлоги на Каа. С немым удивлением и чем-то ещё. — Приподнимись, — попросил Чёрный. И тяжесть с тела исчезла — Леопард послушно приподнялся, опираясь на руки и колени, не отрывая при этом взгляда от Чёрного. В этом и правда было что-то от мистического внимания Бандерлогов и готовности по первому же слову исполнить любой приказ, вот только Чёрный совсем не чувствовал себя могущественным Каа. Чёрный, притянув к себе Леопарда, закрыл глаза, а чужой взгляд продолжал обжигать лицо. Они трогали друг друга губами, сухие горячие прикосновения, с виду почти невесомые. Чёрный не знал, сколько они целовались — всё это походило на какой-то ритуал, странный и малоподвижный. Чёрный открыл глаза и долго смотрел на Леопарда, прежде чем сказал: — Если бы я мог выбрать, я бы был с таким как ты. И все другие слова разлетелись от Чёрного тучей мошкары в августе. Казалось бы, вот же, так много слов, столько всего он хотел рассказать Леопарду, но эти слова — не его. Он не мог их ухватить, зато они, невысказанные, пили его кровь, пока Чёрный вертелся на месте и не мог ничего поделать. Страшно. — А если бы я мог выбрать, — начал грустным голосом Леопард. — Я бы никогда не был с таким как ты. Хотя вряд ли кроме тебя существуют те, которые после поцелуя корчат такую рожу, словно они уже час просраться не могут. Чёрный подавился воздухом и засмеялся вслед за Леопардом. И палата перестала быть клеткой смертельно раненого зверя, став просто комнатой, где, надрывая животы, смеются двое глупых парней. — Ах, серьёзно говорю тебе, — продолжил Леопард, поднимаясь с кровати. — Забей. И не еби себе мозги, ты не обязан отвечать на мои чувства, я не для этого тебе о них рассказал. Дело было не в том, чтобы ответить на чувства первого признавшегося человека, нет. Дело было в самом Леопарде. Леопард был самым близким, тем, которому Чёрный доверял, как самому себе, единственным другом, насколько это понятие было возможно в этом чёртовом месте. И теперь Чёрный узнал, что Леопард видел в нём не просто друга. Что не был удовлетворён их отношениями. Что Чёрный не давал Леопарду то, что ему было нужно. Что снова заставил страдать просто из-за факта своего существования... — О, как же это достало! Свалил бы ты уже подобру-поздорову, заебался уже видеть твою полную глубокого сожаления рожу. — Ты куда? — спросил Чёрный, наблюдая за тем, как Леопард надевает кроссовки. — Дрочить. Уборная в другом конце коридора, хочу добежать, не столкнувшись ни с кем. Надеюсь по возвращении твою рожу здесь не увидеть. — А ты скорострел, раз боишься, что не успею уйти? — спросил с натянутой улыбкой Чёрный, мельком глянув на чужой стояк, натянувший ткань пижамных штанов. — Я серьёзно — ты заебал, Чёрный. Через неделю я отсюда выберусь и начищу твою рожу, — ответил Леопард, выходя из палаты. Чёрный смотрел в выбеленный потолок, то и дело вытирая всё ещё зудящие от коротких сухих поцелуев губы. Это было странно и… всё, просто странно. Удовольствия, после которого необходимо уделить внимание своему члену, не было. А ведь именно его Чёрный так хотел почувствовать, именно поэтому проявил инициативу. Он хотел дать Леопарду шанс. Но нет. Едва он представил, как Лорд, узнав о чувствах Чёрного, согласился бы на трах из жалости с ним — тут же захотелось блевануть. И Леопард тоже не согласился бы, предложи Чёрный зайти дальше. Надев кеды и забрав рюкзак, Чёрный ушёл до возвращения Леопарда. Интересно, он сможет когда-нибудь посмотреть ему в глаза, не вспоминая их странные поцелуи и страшные слова Леопарда о серебряном озере, о его семье и о самом Чёрном? Чёрный покинул территорию Могильника, где то и дело прошибало холодным потом, и влился в поток калеченных. Из столовой выбегали Логи, за ними, одной большой группой, — Птицы, брели Крысы, пошатываясь под звучащую у каждого в ушах музыку, Псы шли важно, копируя манеру Помпея, и казались столь же отдалёнными от Дома, сколь и Фазаны. И никто из них не знал, что где-то в Могильнике медленно умирал Леопард. Крысиный король, самый сильный и смелый человек из всех, кого Чёрный когда-либо знал. Чёрный пропустил ужин, но есть не хотелось. Зайдя в спальню, Чёрный бросил рюкзак на свою кровать. В спальне был только Горбач, спрятавшийся от всего мира на своей верхней койке. Только из-за двери душевой раздавалась музыка, тягучая и низкая. Зачем кому-то понадобилось тащить туда транзистор? «Лорд?» Чёрный замер перед дверью, чувствуя тот же страх, что и перед палатой Леопарда. Он боялся увидеть то, что перевернёт в нём мир. Как боялся увидеть Леопарда, над нитью жизни которого нависли зловещие остро заточенные ножницы, так теперь боялся увидеть Лорда, который совсем недавно занёс те же ножницы над собственной нитью, а сейчас, за закрытой дверью — сколько он уже там находился?! — возможно, довёл дело до конца. Открыв дверь — никогда он не был так благодарен тому, что замка не было, — Чёрный посмотрел на Лорда. А Лорд посмотрел на Чёрного. Коляска стояла рядом с Лордом, сидевшим на полу. Крови и порезов на теле не было. Зато был нож, зажатый в побелевшей руке. Чёрный вошёл, закрыл дверь и прислонился к ней. — Убирайся, — спокойным голосом попросил Лорд. — Что ты хочешь сделать? — спросил Чёрный. — Чего?! — Ты вернулся в спальню и при этом ничего не рассказал Акуле, ты пытаешься вести себя, как раньше, хотя получается хреново, и я спрашиваю себя: почему? Какие у тебя мотивы? Лорд, опустив голову, молчал. Песня завывала, и, несмотря на лёгкие, малозначимые слова, в ней копилось напряжение, готовое вот-вот снести плотину бурным потоком. — Если ты решил сам убить Сфинкса, — начал Чёрный, и Лорд вскинул голову, пронзив Чёрного взглядом. — Я не буду тебя осуждать. Могу даже помочь спрятать труп. Лорд криво усмехнулся. — Но это не имеет смысла, — продолжил Чёрный. — Лучше бы избавился от него тогда, всё рассказав Акуле. А так уже не выйдет. И не потому что у тебя нет против него шансов — всё проще. Пройдёт время, и ты всё забудешь. — Такое не забуду. — Неправильно сказал. Не забудешь, но простишь. Сфинкс сообразителен, находчив и харизматичен. Ему все всё прощают. — Завались! Что ты вообще обо мне можешь знать?! — Достаточно многое. А ещё больше знаю о Сфинксе и о том, как он способен влиять на других. Тягучая песня медленно утихала, оставив после себя только шипящее потрескивание помех транзистора. Лорд молчал, не отрывая взгляда от Чёрного. — Хватит, — наконец произнёс он. — Хватит говорить об этом. Понятия не имею, как ты догадался о том, что я собираюсь сделать, но прекрати говорить об этом, как о какой-то детской обиде. «Зря ты не настучал на него, глупый маленький мальчик, ну и ладно, это же просто мелочи, да? Скоро ты всё ему простишь, и вы снова, как ни в чём ни бывало, продолжите играть в песочнице». — Я не говорил о том, что это мелочи, я… — Что ты ещё там сказал? Что поможешь? «Жалкий, бесхребетный Лорд, раз он ни на что не способный, то ему нужно помочь, сил нет уже смотреть, как он пытается что-то сделать с этими двумя обрубками» — так, да? Так вот: не нужна мне твоя жалость, как и чья-либо ещё! То, что я блядский калека, не значит, что я ни хрена не могу! Я докажу, докажу тебе, докажу всем, что я могу всё! Лорд забрался в коляску — секунд за десять, — Чёрный отошёл в сторону, и Лорд выехал в спальню, громко хлопнув дверью напоследок. Чёрный подошёл к зеркалу, из которого на него пялился какой-то по-дурацки ухмыляющийся идиот. Чёрный провёл ладонью по лицу, но отражение не прекращало улыбаться. Лорд. Дикий, странный, самоуверенный. Другой. Его целью было убить второго среди бессмертных стражей Дома. Он хотел добиться уважения тех, в чью спину должен был без зазрения совести плевать. Он ненавидел собственное прекрасное отражение. Он раскалённой стрелой пускал себя в сложно достижимые цели, пока все вязли в болоте Серого Дома. Он говорил: «Что ты вообще обо мне можешь знать?!» Он был прав. В расчётах случился сбой, а всё, что знал Чёрный, обратилось в ничто. Потому что Лорд теперь был для Чёрного не просто очень красивым, не просто очень вспыльчивым и гордым. Особенным. Перед мысленным взглядом появился Леопард, криво усмехнулся и голосом всезнающего человека произнёс: «Дерьмо случается». Чёрный, взяв шипящий транзистор, вышел в спальню. Положив его на общую кровать, он повернулся к Лорду. Злой эльф, куривший на подоконнике, коротко посмотрел на Чёрного и отвернулся, едва заметив ответный взгляд. «О чём ты думаешь, дурак? — спросил у себя Чёрный. — Это бесполезно. Не смотри на него больше. Дай этому пройти». Чёрный лёг на кровать, и почти сразу же в спальню вошли Табаки с Волком. Последний осмотрел всех находящихся в спальне и заявил: — Что же вы, смелые воины, делаете? Неужели затихли песни, неужели ваш дух погребён, а ваши сердца уподобились сердцам привязавших себя к праздной жизни? Не дремли, воин, на страже у ворот, — сказал Волк Лорду и повернулся к Горбачу и Чёрному. — Не дремлите и вы, друзья! Великие дела нас ждут… Волк затянул очередную историю про отважных рыцарей, а Чёрный, как никогда раньше, хотел заявить разбушевавшемуся Волку, что все рыцари покинули этот свет, утонув в непролазном болоте, а оружие и доспехи давно покрылись ржавчиной.