As we live a life of ease

— Хей, в чём дело, красавчик, чего сердитый такой? — протягивал Табаки. — Сколько раз просил. — Новичок швырнул в Шакала пепельницу. — Не называть! — Вслед полетела зажигалка. — Меня так! Расписывать новичку прописные для старожилов истины, вроде: «Никогда не просить Табаки изменить своё поведение», было не принято, но после первой же неудачной просьбы прекратить можно было догадаться игнорировать обращение, раз уж оно было настолько неприятным. Взгляд у новичка горел, кулаки сжимались, смазливое лицо перекосилось, вызывая куда больше отвращения, чем распухшая после пьянки рожа Леопарда. Новичок до неприличия красив — и столь же сильно уродлив в гневе. Чёрный отвёл взгляд. Шум мешал сосредоточиться на действительно важной дилемме — куда повесить новый плакат с Майком, в то время как желания знакомиться с новичком у него не было. Вздохнув, он свернул плакат, вложил его в журнал, но размышлять не перестал. Так сбоку от кровати или у изголовья? — Здесь психушка! — процедил новичок, подкатив коляску ближе к Чёрному и нервно оглядываясь на Табаки и Волка, словно кинофоб на пару крупных, желающих поиграть псов. Чёрный мельком глянул на новичка. Лучше сразу расставить все знаки препинания… — Ты привыкнешь, — сказал он, словив на себе удивлённый взгляд новичка. — Если захочешь спокойной жизни. — Я случайно узнал, — новичок не отводил испытывающего взгляда от Чёрного. — Что в спальне, где я буду жить, живёт вожак Дома. Вижу, не соврали. Да, с точки зрения наружных мальчиков, маменькиных сынков, как этот красавчик, Чёрный — молчаливый белобрысый шкаф — был первым кандидатом на роль вожака. Помпей тоже в своё время, выпячивая грудь и стараясь вести себя независимо и самоуверенно, говорил ему о том, что будет бороться за право стоять на «крыше». В нормальном мире они не ошиблись бы с выводами. Только здесь, увы, царили порядки сумасшедшего дома. А значит, главным, с наибольшей долей вероятности, являлся самый безнадёжный из пациентов. — Да, не соврали. — Чёрный пересел с кровати на подоконник — подальше от новичка, прихватив с собой журнал и одиноко валяющиеся на кровати ножницы и скотч. — Правда, где он сейчас шляется, только ему одному и известно. — В самом деле, где Слепой, не видел его со вчерашнего вечера. Сфинкс, он не говорил, когда вернётся? — Он передо мной не отчитывается. Новичок был забыт, все вернулись к своим делам: Горбач — к чтению, Табаки и Сфинкс — к шашкам, Волк пошёл на прогулку с Толстым, а Лэри побежал разносить новость о новичке среди Логов. «У изголовья», — решил Чёрный, поднял взгляд, случайно остановившийся на новичке. Тот валялся на общей кровати, дымил, не сводя отрешённого взгляда с потолка. Красивый. Красивый, блядь! Чёрный, державший журнал на уровне глаз, опустил его на бёдра. Блядь. Сука. Почему? Почему на этого эльфа он среагировал с большей интенсивностью, чем на журналы с голыми девицами? Он встать теперь с подоконника не мог, от стояка было почти больно. Но чёрт, когда новичок не кривил в злобе лицо, он был такой… Так. Сегодня ему нужно было в обязательном порядке подрочить. А на следующий меняльный вторник приобрести новые журналы. Даже похоже на план. Спустя минуту медитации, включавшей в себя мысленное представление Леопарда и Дракона, строчки перестали расплываться перед глазами, стояк обмяк, и теперь Чёрный мог бы встать, не вызвав смешки Табаки. Чёрный поднялся и, воспользовавшись затупившимися ножницами и скотчем, повесил плакат у изголовья. Чёрные пронзительные глаза Железного Майка насмешливо смотрели в его душу. Чёрный улыбнулся кумиру, почувствовав облегчение. «Теперь главное — больше не смотреть на этого красавчика». Спустя некоторое время Чёрный пошел в спортзал. Успокоить нервы — накатившее спокойствие не длилось долго. Спортивная одежда и кроссовки были его повседневным стилем, он не переодевался перед тренировкой. Чёрный зашёл в спортзал, окинув взглядом неизменную обстановку. Раньше там занимались лечебной гимнастикой, сейчас же всякий нормальный человек принял бы помещение за свалку. Ржавые старые грифы, доставшиеся от предпоследнего выпуска, длинная деревянная скамья с облупившейся краской, бутыли для воды по двенадцать и девятнадцать литров заменяли диски для тех, кто не имел своих — туалет с работающими кранами был как раз рядом, так что схема действий очевидна; рядом — старые ковры, разрезанные на части. В углу лежали с виду бесполезные тряпки, а на деле — самодельные утяжелители, рядом — песок в ведрах — наполнитель для них… Чёрный помнил, как искалывал пальцы, пока сшивал и распарывал ткань, будучи тринадцатилетним сопляком. Он долго пытался сообразить, как правильно делать эти утяжелители, так что первый сделанный самостоятельно считал своим первым личным достижением. Вздохнув, Чёрный отвлёкся от воспоминаний и начал разминку. Вскоре все мысли вылетели у него из головы. За это он и любил спортзал, библиотеку и изолятор — единственные места в Доме, где он мог остаться наедине с собой, даже если там присутствовали другие. А физические нагрузки, в качестве дополнительного бонуса, отсекали лишнее. Самой большой проблемой становился сбившийся ритм, самым большим желанием — поднять уровень своей нормы. Дом растворялся где-то среди ржавых грифов и вёдер с песком. Чёрный не засекал время тренировок, невидимые часы внутри в какой-то момент выстукивали: «Хватит», Чёрный заканчивал подход и делал растяжку. Иногда через тридцать минут после разогрева, иногда — через полтора часа. Прислушавшись к себе, Чёрный закончил подход и посмотрел на часы. Пятьдесят пять минут. Нормально. Ощущая восхитительную пустоту после разгрузки, Чёрный «включился», начал делать растяжку и заметил, что в зале уже не один. — О, наконец-то вернулся в мир, Чёрный. Здравствуй. Чёрный кинул взгляд на Помпея, совсем свежего — недельной давности — вожака Псов, и кивнул в знак приветствия. «Он — привлекательный. Красавица — тоже. Так почему у меня такая реакция на самого неподходящего из красавчиков?» — подумал Чёрный. Закончив растяжку, Чёрный сел на скамью. Очевидно, Помпей пришел почти сразу после Чёрного — тоже делал растяжку. Делал её он, как и всё, что делал, став вожаком, — словно красуясь перед камерой. Чёрный, как и все не Псы, про себя посмеивался над неестественной важностью и медлительностью в словах и жестах новоиспеченного вожака Шестой. Особенно учитывая то, что так вести себя Помпей начал месяц назад, сменив несколько масок за те четыре месяца, которые он провёл в Доме. С другой стороны, Чёрный восхищался самым быстрым «карьерным ростом» на его памяти, особенно учитывая то, что малочисленные новички для старожилов в определённой степени — второй сорт. Едва дыхание выровнялось, мысли о новичке вернулись, но вдалеке от объекта мыслей у Чёрного больше не возникало этого странного возбуждения. Он поднялся и пошёл к выходу. Спокойствие. Он — натурал. Ему же шестнадцать, понятно, что раз не общался с девушками уже больше года, то и тело творит всякую хрень. Да и дрочил Чёрный давно. Вот и настало время повторить. А Лорд… Как это называлось?.. Замещение, именно так. Красивый парень с длинными волосами, тем более в одной спальне, вот он и среагировал после долгого перерыва… Чёрный убедил себя, что всё произошедшее было нормальным и даже закономерным. Вроде заложенного носа зимой. Со всеми могло случиться. Сейчас он должен вернуться в спальню и… — Я хочу быть Хозяином Дома, — сказал Помпей. «Стоп, — Чёрный, уже забыв о его присутствии, повернулся. — Хотя почему я удивлён?» — Ладно. — Чего?! — Хоти. — Знаешь, — Помпей покраснел, мышцы лица дёрнулись — как бы он ни старался, следуя известному ему одному шаблону поведения, вспыхивал он от малейшей искры, — с самого первого дня я в шоке, что вы позволили этому никчёмному неудачнику, самому никчёмному из всех, быть вожаком! Всем очевидно — в нём нет ни капли физической силы, он ниже меня на голову, порыв ветра того гляди собьёт его с ног. Ты, Волк, Леопард, даже Сфинкс, я понял бы, но он… — Думаешь, что мы идиоты, — прервал его Чёрный. «С каждой нашей встречей его поведение всё ухудшается. А ведь всё начиналось не так плохо». Они смотрели друг на друга, каждый что-то выискивал в другом, а когда стремишься заглянуть за чужую маску — не можешь прятаться за своей. Помпей боялся, что его прочитают, Чёрный — нет, не с Помпеем, во всяком случае. — Я понял. Он тебе чем-то полезен, поэтому не лезешь. Полезен тебе, Волку, Леопарду и Сфинксу. — Помпей нахмурился, отведя взгляд. — Ты идиот. Я дрался. — И что? — И я не вожак. Чёрный повернулся и ушёл, размышляя: «Удивительная черта дураков — они любят усложнять, когда на деле — всё просто». Увидев, как тощий маленький Слепой, не достававший макушкой даже до плеча большей части парней, дрался… Это было не то, что можно передать словами. Ему не был ведом страх за свою жизнь, он сражался яростно, словно в последний раз. Он не корчился от боли, не плакал, выражение лица у него не менялось, а когда побеждал, то разворачивался и уходил. Даже внутренний голос Чёрного тогда шептал: «Оставь, не связывайся». Никто, и Чёрный тоже, не мог чётко сформулировать, что именно его пугало, но он прекрасно понял отсеявшихся претендентов на трон вожака после первой публичной драки Слепого один на один. Никто не мог победить Слепого. Чёрный осознал это, утирая майкой вспотевшее, разбитое в кровь лицо, и еле встал на ноги, казавшиеся тяжёлыми и неповоротливыми. «С тебя хватит?» — пустой голос ударил в уши. Слова, произнесённые этим голосом, словно сняли с ног утяжелители по три килограмма. Чёрный ощутил невесомость во всём теле и с размаху ударил Слепого ступнёй в живот; драка продолжилась. Вкус крови и пота казался вкусом победы. А на деле — поражения. Тогда он заработал очередной «минус» в личном деле, провалялся в Могильнике неделю, а после — три дня в синем изоляторе. Вернувшись в Четвёртую, на вопрос Слепого о самочувствии он ответил: «Нормально». Ни слова, ни драки, ни даже попытки убийства в Доме не меняют устоявшейся системы отношений между старожилами. Чёрный остановился посреди коридора, словив себя на том, что шатал языком левый верхний клык — напоминание о драке со Слепым год назад — и сплюнул на пол. Мысли вернулись к Помпею. Чёрный не любил новичков. Они доставляли проблемы, но Помпей превзошёл каждого. Только что с ним делать теперь? Вожака самой крупной стаи в Доме не припугнёшь как раньше, с ним, как минимум, нужно общаться на равных. Но Чёрного Помпей хоть и уважал, но уже перестал слушать. А остальные кретины только наблюдали за Помпеем, как за главным героем дешёвой комедии, такой, с чёрным юмором. Комедии, просмотренной сотню раз, события в которой были выучены, особенно последняя часть, когда глупый главный герой по глупости погибает. Эти кретины сходят с ума от скуки, даже такое разнообразие для них лучше рутины. Они смотрят осоловевшими глазами, как человек несётся к пропасти, и не останавливают. Потому что объяснять правила гораздо скучнее, чем разглядывать труп. Чёрный стукнул кулаком по стене. И это было не самое худшее. Гораздо ужаснее было осознание того, что Чёрный хотел присоединиться к этим любителям чёрной комедии, увидеть чужую ничего не значащую смерть и ждать следующей. Так было проще. — Наконец-то, солнце моё ясное, Чёрный, — воскликнул Табаки, едва Чёрный вошёл в спальню, прищурился и заявил: — Тебе пора садиться на диету. Хватит есть так много. Ты и так тяжелее всех в Доме. Учти, что ради тебя мы дверной проём расширять не разрешим. — Где новичок? — Уехал. Славный парень, правда? Слишком нервный, но, естественно, это пройдёт со временем, как и эти Наружные замашки… Всё. Теперь можно было только многозначительно поддакивать или качать головой, вполуха прислушиваясь к интонации Табаки. — … Хотя он очень красивый. Ведь красивый же? — Педик, что ли, Табаки? — Фи, как примитивно с твоей стороны, Чёрный, приравнивать поклонение красоте к банальной похоти. Таким, как этот новичок, хочется любоваться издалека, изблизи, со всех сторон, как… как на рисунки Леопарда! Хотя было бы забавно посмотреть на того мазохиста, который полезет к этому красавчику. Да бедняга не доживёт до прелюдии, если он не твоей или Помпеевской комплекции — тут нашему новичку пришлось бы повозиться подольше… Чёрный представил, как он… Нет, чёрт! — Хватит об этих извращениях. — А кто о них начал? Чёрный отмахнулся от Табаки и сел на подоконник. Веяло холодом — ранняя весна, всё равно, что февраль, только без заморозков ночью. Он посмотрел в окно. Пустынный двор, огороженный сетью, кое-где разорванной — места разрыва легко угадывались — в некоторых местах было скопление мусора, и изредка пробегавшие тощие псы, с трудом находившие себе пропитание, — вот и весь пейзаж. Мельком увидел Горбача, пробравшегося на другую сторону с пакетами. Горбача любили все, и псы в том числе, Чёрного псы не любили, не выпрашивали ласку, но слушались, не нападали. А он любил. Чёрному хотелось приласкать их, обнять, но каждый раз выходя к ним, он замирал, скупыми движениями раздавал еду, давал облизать руки, показывая, что у него больше ничего нет, и смотрел, как они убегают. — Время обеда, солнце! Табаки уехал вперёд, Чёрный, посадив Толстого на коляску, выкатил его следом. Толстый лыбился, пускал слюни, размахивал двупалыми руками и показывал ими на яркие пятна у второй — свежие рисунки Леопарда. Неподалёку — сам художник. При приближении Чёрного, толкавшего коляску с Толстым, Леопард ухмыльнулся, как получивший свою дозу наркоман, впрочем, Крысы всегда скалились так, пока не резали себя или друг друга. Глаза у Леопарда были маленькие, а взгляд умный. Как для Чёрного, он был чересчур эмоционален и агрессивен, даже в сравнении с остальными Крысами, но, пожалуй, с ним единственным Чёрный умудрялся сохранять подобие дружеских отношений. — Привет. — И тебе. Ангелы смерти, цепляющиеся хвостами за ветви деревьев, донесли, что у вас очень хорошенький новичок. Всегда всё лучшее вам, выблядки! Толстый играл с длинными цепями Леопарда. Чёрный мельком осмотрел последнего на наличие острых предметов и успокоился, не обнаружив их. — Сфинкс повторял в отношении Крыс то же самое, когда к вам попал Смерть. — Теперь Рыжий. — Для меня он остался Смертью. — Хорошо, что не слышит — даже на тебя полез бы с кулаками, мудак болезный. И не меняй тему. Так не соврали? Чёрному было противно от их разговора, но тяжело не заметить, что когда больше года не контактируешь с девчонками, начинаешь мыслить шире, даже без фантазий о конкретном парне. Тут и на Слепого со спины можешь обратить внимание, а уж на привлекательного новичка и подавно. — Красивый, да. Нервный, правда и вредный, как Соломон в лучшие годы. — Жду не дождусь увидеть его. Может, на днях даже загляну к вам в Четвёртую за солью по старой дружбе. — Леопард подмигнул. — Мне шепнули, что он такая блондиночка!.. — Ты всерьёз на него нацелился, что ли? — процедил Чёрный — он понимал Леопарда, и от этого ему было ещё противнее. — Нервный какой! На журналы и фантазии уже еле встаёт. А этот новичок уже хоть что-то интересное. — Тогда чем Смерть тебя не устраивает? Внешность тоже не подкачала, да и в спальне одной — завалить проще. — Устрою еблю с ним в спальне — делиться с остальными придется. У них хотелка сейчас встаёт по пять раз на день — у туалета очередь, они даже дверь закрывать перестали, дрочилы сраные. А мы, Крысы, такие, всё плохое схватываем налету. Один оприходует состайника — другие тоже подумают: «А почему бы и нет?» или «А если по приколу…». У Рыжего, кстати, соображалка на этот счёт работает — где-то нормальный нож нашёл и с ним, сука, спит, на каждый шорох им машет в темноте, я, как увидел, чуть, блядь, не обосрался. — А чего он так? — Да Соломон с Фитилём за ним бегают, плохой пример остальным подать хотят. В общем, в отличие от них, мне на хер сдалось портить отношения с Рыжим — от него, в отличие от остальных, польза есть. Он с Мертвецом такие колёса достаёт, только от них ни разу не блевал… — Я понял, ну всё, давай, — перебил Леопарда Чёрный и развернул коляску с Толстым, собираясь уходить. — Не знаешь, почему никто не хочет со мной долго говорить? — обиженным голосом спросил Леопард. Чёрный промолчал. Когда нужно сохранить дружбу, приходится много молчать. Он был по-своему привязан к Леопарду, но с каждым годом его и так не сахарный характер портился — вторая спальня делала из всякого человека Крысу. — Ладно, иди. Жду не дождусь увидеть новичка в столовой, судя по всему… Чёрный покатил коляску к широким дверям. Поток людей иссяк — большая часть уже была в столовой. — Чёрный. Он обернулся. Леопард с обычным своим оскалом продолжил: — Тебе он понравился, да? Чёрный отвернулся и покатил коляску с Толстым, видя перед собой только дверь. Иногда он ненавидел Леопарда — слишком, сука, проницательного и, что ещё более дерьмово, постоянно озвучивающего свои мысли вслух.