Что в твоем соке?

      В следующий раз Джигли видится с Андреем на его со Славой питерском концерте. Он прыгает по сцене вместе со всеми, читает текст в микрофон и чувствует себя почти отлично. Он даже забыл о недавнем разговоре с Замаем, забил на Ваню, продолжая с ним общаться так же, как и раньше, не боясь вызвать у Андрея каких-то новых подозрений. Он вообще решил оставить свои ненужные надежды в этом году, а в новом — может быть, серьезно заняться своим творчеством, может быть, найти девушку, и еще много вариантов, как улучшить свою дерьмовую жизнь. Главное, помнить, что дружбу с Андреем очень легко испортить, ведь тот, не то чтобы гомофоб, но придерживается позиции «пусть ебутся, но только у себя дома».       Джигли даже удивлен, что Андрею пришло в голову предположение, что ему может нравиться Ваня. Он до сих пор не понимает, что именно навело Андрея на такие мысли. То, что Джигли избегает общения с привычной компанией? То, что пьет больше обычного? Но для этого могут быть любые причины. — Охуенный концерт! — Ваня выкрикивает это прямо на ухо Джигли, касаясь его губами и стискивая запястье. — Ты чего такой аутичный сегодня? А?       Концерт закончился двадцать минут назад. Замай и Слава фотографируются с фанами и раздают автографы в гримерке, а Джигли все стоит возле стенки в зале, стискивая в руках высокий стакан с пивом, заторможено глядя, как Леша Всяч мило улыбается для очередного селфи. Такие, как Леша, нравятся людям. Славе. Джигли всегда казалось, что Слава относится к Леше как-то по-особенному, хоть они просто друзья, а вот к нему... К нему никто так не относится, разве что Ваня, но точно не Андрей. — Я не аутичный, Вань, я просто трезвый, — отвечает Джигли привычной фразой Вити СД. — Все хорошо.       Он хлопает Фаллена по плечу, намереваясь отправиться в гримерку, но тот удерживает его за руку. — Михаил, ты же скажешь мне, если что-то случилось? Я всегда готов тебя выслушать, ты же знаешь…       Джигли поспешно кивает ему — да-да, скажу, и по недоверчиво-внимательному взгляду Фаллена понимает, что выглядит реально подозрительно, и с этим срочно нужно что-то делать, потому что все вокруг будто сговорились со своим напряжным волнением за него. Джигли никогда не нравилось лишнее внимание.       На следующий день Джигли идет на вписку к Букеру и весь вечер старательно избегает общества Андрея, хотя то и дело ловит на себе его вопросительные взгляды мол, все ли в норме? Ваня же, наоборот, постоянно трется рядом и вопросов больше не задает. Наоборот, много рассказывает, они смеются, обсуждают будущую совместную эпишку и накачиваются алкоголем. С Ваней легко и весело всегда, и Джигли совсем забывает про Андрея и свои параноидальные мысли.       Вписка плавно перетекает во встречу Нового года, а затем очень быстро наступает второе января, и теперь они уже не у Феди дома, а у Андрея, после проводов Виктора на вокзал. Джигли, наверно, не хотел сюда приходить, он точно этого не помнит, но компания Букера и Фаллена сглаживает мнительность. Да и Андрей общается, как ни в чем не бывало. Джигли знает одно: им нужно поговорить, он должен объяснить Андрею, что он не гей и, уж тем более, Ваня не его голубая мечта. У Джигли вообще была девушка. Год назад. И Андрей в курсе.       С твердым намерением поставить все точки в положенных местах, он провожает в коридоре пьяных Букера и Ваню, смотрит, как Андрей закрывает за ними дверь, защелкивает все замки, и понимает, что, может быть, зря остался. Но уходить уже поздно, да и глупо. — Ну че, пошли курицу приготовим? А-то есть что-то хочется, — говорит Андрей и идет на кухню.       Джигли плетется за ним и судорожно обдумывает на ходу приемлемые слова, но мысли, как тараканы, разбегаются во все стороны. — А почему ты решил, что мне нравится Ваня? — наконец, спрашивает он, останавливаясь в проеме двери, будто боясь переступить порог. — По-твоему, я чем-то похож на пидора?       Андрей удивленно оборачивается к нему, будто первый раз в жизни слышит подобный бред, а потом снова отвлекается на духовку, устанавливая таймер на нужное время. — С чего ты взял? — интересуется он машинально, попутно роясь на полке с тарелками.       Джигли раздражает, что Андрей даже не смотрит в его сторону, он немного нервничает, потому что не понимает, о чем тот вообще думает и думает ли о чем-то. Он прячет руки в карманы толстовки, ладони холодные и влажные, и, кажется, он совсем уже протрезвел, что вовсе не помогает, а наоборот мешает говорить. — Ты сказал тогда, что мне нравится Ваня. Я же не гей. Почему он должен мне нравиться? — Ой, Миша, да забей. Это шутка была. Вы ж с Фалленом лучшие друзья.       Андрей, наконец, отлипает от духовки и кухонных шкафчиков, и смотрит Джигли прямо в глаза, отчего тот внутренне ежится, кажется, что они оба думают об одном и том же — о том случае с пьяными объятиями.       Говорить они начинают одновременно, но Джигли замолкает, на полуслове. — И я твой друг, — говорит Андрей, протягивая ему бутылку темного пива. — Я хочу, чтобы ты об этом не забывал, Мишка, и не замалчивал свои проблемы. Договорились?       Договорились. Миша даже тормознуто кивает ему, чувствуя неясное облегчение, будто висевший все это время знак вопроса в его многострадальной голове сейчас снялся. — Ну вот и отлично, — Замай снова отворачивается и роется в ящике в поисках открывашки. — Не могу найти... Куда она делась-то?       Джигли на автомате берет свою бутылку, прилаживает ее горлышком к краю столешницы, намереваясь открыть крышку подручными средствами, но его рука неловко соскальзывает и стекло внезапно трескается. Он даже не сразу понимает, что порезался отвалившимся осколком, а просто смотрит на небольшую пивную лужу, образовавшуюся на линолиуме. — Блядь, Миша, — Замай стаскивает с холодильника белые бумажные полотенца и протягивает их Джигли. — Только вчера пол помыл же.       Андрей так шутит, но Джигли искренне извиняется, он ведь не хотел, и только потом до него доходит, что Андрей говорит про кровь, которая сочится из достаточно глубокого пореза на пальце, затекая за рукав толстовки. Крови внезапно много. — Миш, ты такой неловкий вечно, это пиздец. Надо еще умудриться так…       А потом происходит странное. Андрей сам вытаскивает из пачки бумажное полотенце и прикладывает его к порезу, оно тут же пропитывается кровью, и он берет еще одно и через него сжимает кисть Джигли, будто желая таким образом остановить кровь. Это ничего такого, просто жест, но Джигли непроизвольно вздрагивает, хотя буквально через секунду Андрей разжимает руку. — За аптечкой схожу, — говорит он и выходит из кухни.       А Джигли берет ворох полотенец, садится на корточки и принимается тщательно вытирать лужу на полу здоровой рукой. — Прости, я случайно, — повторяет он зачем-то, когда Замай возвращается с коробкой медикаментов.       Тот снова смотрит на него недоуменно, будто Джигли только что сказал, что завязывает с рэпом, но кивает и протягивает ему бинт, ножницы и баночку с перекисью водорода. — Пластырь закончился, только бинт остался, — комментирует он, наблюдая, как неловко Джигли пытается перебинтовать палец, а потом не выдерживает: — Давай уж я сделаю.       И он делает. Это длится полминуты, а может меньше, но Джигли будто внутренне замирает на этом моменте, и мысленно просит, чтобы это длилось дольше. Внутренний голос напоминает о планах оставить все пидорские замашки в прошлом году и снова найти себе девушку, но Андрей так близко и, кажется, только это сейчас важно. — Все. Готово. На медподготовке мне всегда пятерки ставили и совсем не потому, что я нравился учительнице, хотя поэтому тоже, конечно, — говорит Андрей.       Он привычно и широко улыбается, а потом достает из холодильника новую бутылку и открывает ее уже сам, без форс-мажора. — Давай, Миш, за Новый год! — За Новый год…       Джигли легонько стукает стеклянным горлышком о бутылку Андрея и делает большой глоток, чтобы устранить сухость во рту. Руки у Джигли немного подрагивают, а в штанах ощущается дискомфортное давление, но Замай ничего такого точно не замечает.