Что в твоем соке?

— Стой…       Замай буквально затаскивает Джигли внутрь квартиры, ухватив его за рукав куртки, когда тот уже разворачивается, чтобы уйти. — Андрей, я лучше пойду, — неуверенно мямлит он, пьяно заваливаясь на вешалку с куртками, едва не опрокидывая ее. — Куда ты пойдешь-то? — Андрей захлопывает входную дверь и смотрит внимательно, прямо в глаза. — Что в твоем соке вообще?       Он кивает на литровую упаковку "Доброго", которую Джигли судорожно сжимает в руке и то и дело отпивает из горлышка. Джигли отрицательно мотает головой, собираясь сказать, что "ничего там нет", но Замай перехватывает его руку, отбирая упаковку. — Ты же обещал не мешать таблетки с алкоголем.       Обещал — это правда. Джигли отталкивается от стены, чудом восстанавливая равновесие. В глаза Замаю он смотреть не хочет, а тот, видимо ждет каких-то объяснений, потому что не сводит внимательного взгляда с пьяно пошатывающегося Джигли. Кто вообще ждет от друзей каких-то оправданий за свои действия, которые никого не касаются, кроме этих самых друзей? Замай ждет. Он и Славу заставляет держать себя в руках порой, и тот даже слушается. Но, они же все взрослые люди, и Джигли сам может решать, что и с чем ему смешивать. Но вслух он, конечно, говорит другое. — Прости, Андрей, — выдавливает он из себя: слова не выговариваются и строить длинные убедительные фразы сложно. — Мне, правда… лучше домой… — А приходил-то зачем? — Замай улыбается, хлопает по плечу дружелюбно, показывая, что, вроде как, не собирается докапываться. — Раздевайся, будь, как дома.       Он уходит на кухню, унося с собой полупустую пачку апельсинового "Доброго", где действительно плескается не только сок, скорее, сока там меньше всего, а Джигли обреченно выдыхает и тянет шарф с шеи — зря он заявился к Замаю в таком пьяном виде.       По правде, он за пару часов до этого просто тихо-мирно сидел на лестнице под дверью Андреевой квартиры, бухая свой сок, не решаясь позвонить в звонок, и, может быть, в итоге отправился бы домой, но к исходу второго часа дверь, наконец, открылась и на лестничную клетку вылетел Ваня. Пока он прощался с Замаем, зажимая того в пьяных объятьях, Джигли успел подняться на ноги и прикинуть свои шансы остаться незамеченным, слившись с подъездной стенкой. Он ведь так и знал, что Андрей не один, и что вообще не стоило… не стоило приходить сюда в таком состоянии.       Он уцепился ватными пальцами за перила лестницы, и поднял руку в приветственном жесте, поскольку и Фаллен, и Замай уже обратили на него свое внимание. — Ой, здарова, Джигли, — Ваня поздоровался с ним за руку. — И прощай, я побежал!       Он и правда побежал вниз по лестнице, практически полетел, будто и не был пьяным, и не боялся рискнуть свернуть себе шею. Джигли проводил Ваню тоскливым взглядом и беспомощно посмотрел на Андрея — ну вот, надо было уходить раньше, чего ждал, спрашивается?       И он все-таки сделал попытку последовать за Фалленом, но Андрей буквально втащил его в квартиру, и теперь Джигли неловко освобождается от верхней одежды, стараясь сохранять шаткую координацию и ничего не повалить в коридоре или самому не упасть.       На самом деле, Джигли понимал, что его странное поведение давно было Андреем замечено, но сегодня он, похоже, решил не оставлять это без внимания, и разговор «на чистоту» был неминуем. Он еще раз в этом убеждается, когда добирается, наконец, до кухни, и видит, как Андрей безжалостно выливает в раковину содержимое упаковки "Доброго", а на появление Джигли, даже не оборачиваясь, бросает совершенно нейтральное «присаживайся».       Джигли опускается на табуретку и складывает руки на столе, сцепляя пальцы в замок — он нервничает, несмотря на неслабую дозу алкоголя в крови. Интуитивно он чувствует, что Замай о чем-то догадывается. Конечно, хули, ведь осталось только напрямую полезть к нему, чтобы у него уж точно не осталось никаких сомнений в голубом оттенке происходящего между ними. — Чай, кофе? — Андрей ставит чайник, как будто Джигли совсем не упитый, а просто пришел в гости. — У меня только растворимый.       Джигли неопределенно пожимает плечами под пристальным и каким-то насмешливым взглядом Замая: да похуй ему, чай или кофе, он бы лучше свой сок допил. Он бы лучше ушел часом раньше с этой лестницы, а еще лучше, если бы вообще не приходил сюда сегодня. Андрей перестает сверлить его глазами — а может Джигли просто кажется, что Андрей смотрит не так, как обычно — и насыпает кофе в две одинаковые чашки, а потом сразу же заливает в них кипяток. — Андрей, я бы лучше что-нибудь алкогольное выпил, — Джигли возит по столу поставленной перед ним чашкой, нервируя этим Замая. — Кофе вредно на ночь…       Просто Андрей вежливый — старается таким быть, особенно с друзьями и близкими, поэтому сейчас он никак не комментирует слова Джигли, хотя мог бы ему высказать, что думает. — Я слушаю, — говорит он вместо нотаций. — Объясни мне, наконец, что происходит?       Он садится напротив, грея ладони о бока своей чашки, вцепившись выжидательным взглядом в уплывающий взгляд Джигли. Тот осознает, что сейчас ему, как никогда, не хватает очков Микки Мауса.       Все дело в том, что пару месяцев назад, основательно нализавшись на очередной антихайповой вписке у Букера дома, он все-таки осмелел, растеряв последние извилины, и полез к Андрею. Ну, как полез, просто обнял друга, ничего такого, ну и... почти поцеловал. Замай увернулся — получилось, что губы Джигли прошлись по его щетине. Но, бля, что это было? Такой вопрос Джигли читал в глазах Андрея и задавал его себе не раз. На самом деле, пьяный Фаллен творил куда более пидорские вещи абсолютно по-приколу, а Слава спокойно мог положить ладонь на чей-то член и при этом никем не подозреваться в любви к глине. Да что говорить, в их тусовке такое было абсолютно нормально и даже весело, но Джигли казалось, что Замай все понимает и отделаться от этой мнительности просто не представлялось возможным.       После того случая он стал избегать совместных попоек и случайных встреч — предпочитал напиваться самостоятельно. Андрей знал об этом, и даже один раз сказал, что пора завязывать, мол, поосторожнее. Это было, когда Джигли приняли полицейские, потому что он решил переночевать на лавке в парке. Андрей не мог ему дозвониться, а когда узнал о том, что тот провел ночь в участке, сказал "поосторожнее, давай". А Джигли и так был осторожнее некуда. Вот только сегодня почему-то решил сюда заявиться, выпив перед этим пол упаковки "Доброго". Возможно, он сам хотел поговорить и уже, наконец, расставить точки на Ё, l или любыми другими буквами. — Ну, ты будешь говорить? — голос Замая возвращает его в реальность, и не хватает только света лампы прямо в лицо. — Ты избегаешь нас? Букера? Или Ваню? У тебя какие-то проблемы? Ну, кроме алко...       "У меня проблемы. Наша дружба стала проблемой" — так Джигли хочет ему ответить, но вместо этого судорожно глотает уже чуть остывший кофе, при этом пытаясь сообразить, что бы такого сказать в свое оправдание. — Я... — начинает он крайне неуверенным тоном, мешает еще и заплетающийся язык, — я не избегаю никого из вас... Я... — Ты избегаешь меня, — заканчивает Замай за него и хмыкает на свои же слова. — И я, кажется, догадываюсь, почему, бро.       Джигли внутренне замирает и, кажется, немного трезвеет. Ну, вот, собственно, и все, сейчас Замай выдаст ему свои подозрения, скажет, что толерантность толерантностью, но она у него не настолько железная, как у Карелина, и больше никогда не поздоровается с ним за руку. Он даже готов принять такое решение Андрея, даже обреченно склоняет голову, уставившись в чашку, будто собирается гадать на кофейной гуще. — Потому, что ты влюбился, — говорит Замай после мучительно-многозначительной паузы. — И я тебя не осуждаю, я отношусь к тебе так же, как и раньше, но вот Ваня... он ведь не гей, несмотря на его внешний вид.       Ваня? Причем здесь Фаллен вообще? Джигли даже смотрит Андрею прямо в глаза, приоткрыв рот от удивления. — Мне не нравится Ваня, — бормочет Джигли, почему-то краснея под взглядом Замая, отмечая попутно, что тому очень идет розовый свитшот: любой другой в таком наряде смотрелся бы по-пидорски, но только не Андрейка. — Я вообще не по мужикам, если что.       Джигли поднимается с табуретки, опасно пошатываясь, намереваясь срочно свалить отсюда, потому что обдумывать и тем более дальше как-то комментировать сказанное Замаем совершенно не хочется. Явно не сейчас. — Да не нужно быть геем, чтобы тебе нравился парень, — Замай говорит таким тоном, будто эти слова должны как-то облегчить ситуацию. — И куда ты пойдешь? Опять мусора примут... Не спи на улице хотя бы.       Он выходит за Джигли в коридор и терпеливо наблюдает, как тот пять минут пытается попасть в рукав куртки, а потом застегивает молнию с десятого раза. Его друг взрослый мальчик, и удерживать его в своей квартире силой Андрей не собирается — хочет идти, пусть идет. — Не смешивай больше, — все-таки говорит он напоследок спешно прощающемуся с ним Джигли.