Волею судьбы.

Анжелика по дороге домой краем уха слушала восторги сестры по поводу их визита в Ботрейи, восхищенные отзывы об убранстве дома, красоте хозяйки, изысканности обеда… — Как же повезло Франсуазе! — восклицала Ортанс. — Такой роскошный дом, такие драгоценности… Правда, ее муж производит довольно странное впечатление… И имел наглость волочиться за тобой у Нинон! Да и его поведение за столом было просто возмутительным. Но, думаю, у Франсуазы хватает ума не обращать внимания на его странности. — Сколько можно твердить, что он не волочился за мной, и сейчас был просто учтив, не более, — устало проговорила Анжелика. — А вот мадам де Пейрак, напротив, не вызвала у меня симпатии. Она ужасно надменна. Ортанс усмехнулась. — Франсуаза из Мортемаров, а спесь у них в крови. Но для тебя это весьма полезное знакомство, поэтому я очень надеюсь, что она скоро забудет вашу размолвку и твоё недостойное поведение, — со значением посмотрела на сестру мадам Фалло. — Но я… — начала было Анжелика, вспоминая заносчивую графиню и то, как едва сдержалась, чтобы не высказать этой зазнайке все, что она о ней думает. — Анжелика, я знаю твой несносный характер! — твердо прервала ее сестра, а затем наставительно продолжила: — Если граф и графиня де Пейрак окажут тебе протекцию, это сразу поднимет твои шансы на удачную партию. Но не стоит забывать и о господине де Монтеспане. Не думаю, что он богат, но титул маркизы будет тебе как нельзя кстати. Только, ради Бога, не испорти все, побольше молчи и не позволяй ему лишнего. — Как же мне все надоело! — вдруг взорвалась Анжелика. — Улыбнись этому, кивни тому, опусти глаза, прикуси язык, поклонись, повернись… Я словно отцовский мул на продажу — не хватает только ленточек на шее и в хвосте! — К сожалению, мы не настолько богаты, чтобы украшать тебя дорогой сбруей, сестра, — поджала губы Ортанс. — Мы истратили последние деньги, чтобы тебя приодеть, но ты была настолько неуклюжей, что в первый же день испортила новое платье. Интересно, что подумала о тебе Франсуаза? — Уверена, что ничего хорошего, — отозвалась Анжелика. — Но меня не интересует ее мнение. — А чье мнение тебя интересует? Ее мужа? — сестра вдруг наклонилась к ней и цепко схватила за руку. — Учти, если ты опозоришь нас, то вся семья отвернется от тебя. — Что ты такое говоришь?! — воскликнула Анжелика. — Разве я давала хоть какой-то повод для подобных гнусных предположений? — И не один, — кивнула Ортанс, и ее глаза нехорошо сузились. — Сначала в салоне у Нинон, где, вероятно, надолго запомнили твое в высшей степени неблагоразумное поведение, потом у Скаррона, где только у моей безголовой сестры хватило ума согласиться участвовать в богопротивном опыте графа де Пейрака, — она истово перекрестилась. — Ну и наконец этот возмутительный обед — ты что, совсем потеряла стыд? Сесть рядом с женатым мужчиной и кокетничать с ним на глазах у его жены! Неудивительно, что Франсуаза вела себя нелюбезно, я бы и вовсе выставила тебя из дома! — Неужели я могла отказать господину де Пейраку в его просьбе? — от возмущения Анжелика даже повысила голос, не заботясь о том, что ее может услышать кучер графа. — Что-то я не припомню, чтобы ты раньше проявляла такую покорность и послушание! — перебила ее Ортанс. — Не иначе, этот тулузский хромой околдовал тебя. — Что за глупости, — округлила глаза Анжелика, но голос ее предательски дрогнул. — Ты же сама прекрасно понимаешь, что все слухи, которые ходят вокруг его имени — просто глупые домыслы невежественных людей. — Боже! — наигранно всплеснула руками Ортанс. — С каких пор ты стала разбираться в подобных вещах? Мне кажется, еще совсем недавно ты говорила, что слишком глупа, чтобы уразуметь, о чем толкуют все эти профессора в Драгоценном дворце! — Его светлость умеет быть… убедительным, — тихо проговорила Анжелика и отвела в сторону глаза. — Ты просто слишком неопытна, — снисходительно произнесла Ортанс. — Подобному человеку, как граф де Пейрак, ничего не стоит заморочить тебе голову. Я же постараюсь как можно ближе сойтись с Франсуазой — она, в силу своего высокого положения, может быть очень полезной. И на твоем месте я постаралась бы сделать то же самое. Этим ты убьешь сразу двух зайцев — утихомиришь ее гнев, который вызвала своим глупым и неосторожным поведением в Ботрейи, и дашь понять ее мужу, что не намерена поощрять его ухаживания. — Это отвратительно, Ортанс! — с негодованием произнесла Анжелика. — Я никогда не поступлю так — мне неприятна одна мысль об общении с мадам де Пейрак. — Как знаешь, — махнула рукой сестра. — Тогда просто пообещай мне, что не будешь принимать никаких знаков внимания от ее супруга. — Обещаю, — процедила сквозь зубы Анжелика и обожгла сестру яростным взглядом своих вмиг потемневших глаз. Но Ортанс не так-то легко было обескуражить. — Помни, я буду следить за тобой, Анжелика, и не дам наделать глупостей. Выйдешь замуж — можешь вести себя, как тебе заблагорассудится, но под крышей моего дома не место распутнице. Девушка фыркнула. — Спасибо, дорогая сестра, я всегда знала, что могу на тебя положиться. Твоя забота обо мне поистине безгранична! *** Вернувшись домой, она тотчас поднялась в свою комнату и в изнеможении упала на кровать. Весь этот сумасшедший день пронёсся перед ее глазами, заставляя вновь переживать ту полноту чувств, что ей довелось испытать. Прогулка по Тюильри, дуэль между маркизом де Монтеспаном и господином де Лозеном, величественный Ботрейи, ослепительная и невыносимо высокомерная мадам де Пейрак, и, наконец, сам господин де Пейрак, ее муж… Анжелике почему-то и в голову не могло прийти, что граф женат, хотя в этом не было ничего удивительного. Но он был так свободен в общении, так независим, что невозможно было представить себе кого-то рядом с ним. Даже его жена, обладающая, несомненно, всеми достоинствами, высоко ценимыми в свете, казалась бесконечно далекой ему, словно их и не связывали священные узы брака. Анжелика вспомнила, как граф подчеркнуто-холодно представил супругу гостям, не протянул руку, чтобы помочь ей спуститься с лестницы, и предпочел остаться в прихожей с ней, Анжеликой, дабы рассказать своей гостье подробнее об убранстве дома, а не сопроводить мадам де Пейрак к столу. Анжелика подперла голову руками и устремила мечтательный взгляд в окно, за которым уже сгущались сумерки. С каким воодушевлением граф рассказывал ей о долгих спорах, которые вел с архитектором, предлагавшим ему более традиционную планировку дома, и о том, как настоял на том, чтобы парадная лестница разделялась на два закругленных крыла, соединенных сверху галереей, что придало величественному холлу легкость и добавило пространства. Высокий потолок его украшала роспись, выполненная столь искусно, что казалось, будто бескрайнее синее небо с тщательно прорисованными облаками и фигурами древнегреческих божеств раскинулось над Анжеликой и графом де Пейраком, подобно огромному шатру. В центре композиции находилась, как объяснил ей хозяин дома, вечно юная богиня любви Афродита, что родилась из морской пены и в сиянии своей несравненной красоты ступила на песчаный берег острова Кипр, где Оры* в золотых диадемах увенчали её золотым венцом, украсили золотым ожерельем и серьгами. С волнением Анжелика разглядела в склоненном к ней лице богини свои черты, словно она посмотрелась в зеркало, и сердце ее учащенно забилось. Девушка бросила изумленный взгляд на своего спутника, и он, как будто прочитав ее мысли, понимающе улыбнулся ей. Дав Анжелике в полной мере налюбоваться окружающим ее великолепием, граф увлек девушку за собой в столовую, где их ожидали пышно сервированный стол, благоухающие букеты живых цветов, расставленные в вазах на белоснежной скатерти, столовые приборы из вермели, многочисленные и разнообразные блюда, разносимые бесшумно скользящими по мозаичному полу слугами. На секунду застыв на пороге, Анжелика вдруг услышала неожиданное предложение графа стать его соседкой по столу, что вызвало у нее одновременно и растерянность, и радость — ей хотелось продолжить это столь приятное для нее общение: ведь, кто знает, когда им доведется увидеться вновь… Несмотря на всю галантность, которую проявлял по отношению к ней граф де Пейрак, Анжелика постоянно чувствовала обращенный на себя взгляд его жены, которая, казалось, с пристальным вниманием следила за каждым ее движением и словно ждала от нее какого-нибудь промаха. Это ужасно нервировало девушку, и когда она проявила свою невежественность в знании столового этикета, не сумев воспользоваться вилкой, Анжелика с досадой отметила в направленных на нее холодных, ярко-синих глазах мадам де Пейрак нотки презрения. Ей на помощь пришел хозяин дома, распорядившись принести гостье ложку, а после начал рассказывать девушке о кушаньях, что были поданы к обеду, и настаивал, чтобы она попробовала каждое из них. Некоторые Анжелика видела впервые, но по достоинству оценила их вкус и то, с каким тщанием и вниманием к деталям они были оформлены. — Поистине, ваш повар — настоящий волшебник, мессир, — проговорила Анжелика, обращаясь к графу, после того, как отведала утку под гранатовым соусом. — Вкус этого блюда так необычен. — Я обязательно передам ему ваши слова, сударыня, — с легким поклоном ответил Пейрак. — Несомненно, он будет на седьмом небе от счастья, узнав о том, как вы высоко оценили его старания. Она снова склонилась над тарелкой, а граф, немного помолчав, произнес: — Я еще раз хочу поблагодарить вас, мадемуазель де Сансе, за то, что вы помогли мне провести эксперимент в салоне у господина Скаррона. Думаю, если бы не ваша отзывчивость, мой оппонент выиграл бы спор. — Как это возможно, мессир де Пейрак? — она вскинула на него удивленные глаза. — Ваши рассуждения и глубокие познания должны были убедить гостей в вашей правоте. — Если бы вы не продемонстрировали всем присутствующим тогда столь наглядно свойства воздуха и не доказали на конкретном примере, что он — отнюдь не пустота, то, боюсь, месье Форжерон с присущим ему пылом обратил бы симпатии общества в свою сторону. Увы, — граф картинно развел руками, — нет смысла говорить о пустоте с теми, у кого она в голове. Анжелика, услышав эти слова, невольно рассмеялась, и тут же снова почувствовала на себе негодующий взгляд мадам де Пейрак. Графиня, видимо, желая переключить внимание мужа на себя, начала разговор о южной культуре, причем повела его в таком оскорбительном для графа ключе, что девушка, сидевшая рядом с ним, с беспокойством отметила, каким гневом вспыхнули темные глаза хозяина дома, и как его рука судорожно сжала салфетку, лежавшую перед ним на столе. Казалось, ссора, стремительно набиравшая обороты, должна была закончиться грандиозным скандалом, но граф де Пейрак, бросив быстрый взгляд на обращенное к нему лицо Анжелики и, вероятно, прочитав на нем сильнейшее переживание, внезапно перевел тему разговора, тем самым усмирив бушующие за столом страсти. Однако, несмотря на это, девушка все равно чувствовала витающую в воздухе напряженность, и, когда слуга подал ей наполненный почти доверху бокал рубиново-красного густого вина, она слишком резко протянула руку, чтобы принять его, и опрокинула содержимое себе на платье. Это была катастрофа. Механическим движением, словно заводная кукла, она взяла со стола салфетку и попыталась оттереть быстро расползающееся по юбке пятно, но с отчаянием поняла, что уже ничего нельзя поправить. Анжелика не смела поднять глаза, и только щеки ее горели предательским огнем, выдавая растерянность и замешательство девушки. Она слышала, что граф что-то говорит, но не могла уловить смысла его слов. И только тогда, когда госпожа де Пейрак величественно встала со своего места и предложила ей следовать за ней, Анжелика осознала, что хозяева желают, чтобы она поднялась наверх и привела себя в порядок, но от внезапно нахлынувшей дурноты не могла сдвинуться с места. Ей понадобилось немалое усилие, чтобы встать из-за стола, и под сочувствующими взглядами графа де Пейрака и маркиза де Монтеспана, и возмущенного — Ортанс покинуть столовую. Наверху она пережила еще одно унижение, которое переполнило чашу ее терпения. Мадам де Пейрак так явно указала ей ее место, так изысканно посмеялась над ней, что Анжелика, ответив ей достаточно резко, поспешила как можно скорее покинуть и ее комнату, и этот роскошный отель. Стоя на ступенях особняка, она отчетливо осознала, что ей нет места среди этих людей — таких богатых, таких надменных, для которых она просто глупая провинциалка, не умеющая себя вести. А затем ее пронзила еще одна мысль, которая была ужаснее предыдущей: а что, если все внимание графа де Пейрака к ней, вся его учтивость не более, чем игра, целью которой было вызвать недовольство его жены? Как же она ошибалась, думая, что супруги бесконечно далеки друг от друга! Напротив, они были настолько близки, что сделали ее частью своей интриги, разыграв, как пешку, и безжалостно смахнув с доски, когда партия была окончена… Ее начал бить озноб, Анжелика обхватила себя руками за плечи и сбежала по ступенькам крыльца вниз, на подъездную дорожку. Она дождется Ортанс здесь. Ни за что на свете она не вернется в этот дом, где царит его язвительный хозяин со своей заносчивой супругой. И пусть думают о ней, что угодно! За всеми этими переживаниями Анжелика не услышала, как к ней спустился граф де Пейрак. Она почувствовала только, как ей на плечи мягко опускается плащ, и все тело, заледеневшее от осеннего ветра, окутывает блаженным теплом. — Вижу, вы решили подышать свежим воздухом, мадемуазель, — произнес граф, с мягкой улыбкой склоняясь к лицу девушки и тщетно пытаясь поймать ее взгляд. Зачем он пришел? Чего хотел от нее? Недоверие и обида на графа де Пейрака, порожденные ее недавними размышлениями, внезапно сплелись в душе Анжелики с чувством облегчения. Сама не зная почему, но она вдруг отчетливо ощутила, как ее наполняет спокойствие, вытесняя из головы все страхи и подозрения, в то время как мужчина просто стоял здесь, рядом с ней… Неужели лишь одно его присутствие способно было так повлиять на неё? Боясь показать всю гамму чувств, что отражалась на ее лице, девушка, не оборачиваясь, поблагодарила графа за его любезность, но он не уходил, настойчиво пытаясь убедить ее вернуться к столу. Мало-помалу ему удалось вовлечь ее в разговор, но Анжелика еще не совсем пришла в себя, была слишком взвинчена, и не смогла сдержать слез при воспоминании о пережитом недавно оскорблении. И тут случилось невероятное. Мужчина, увидев одинокую слезинку, катящуюся по ее щеке, протянул руку к лицу девушки и осторожным движением стер ее, будто это было самым естественным жестом на свете. Почувствовав прикосновение его пальцев к своей коже, Анжелика испытала минутное замешательство, а потом безграничное умиротворение, будто именно этого ей и не хватало, чтобы успокоиться. Подняв на него взгляд, девушка утонула в черных глазах, смотрящих на нее с невероятной нежностью и заботой. Как только она могла думать о нем, как о бессовестном лжеце, потешающемся над ней? Просто невероятно, как она была глупа! Словно вторя этой мысли, радостная улыбка расцвела на лице Анжелики, и она с волнением увидела, как граф улыбается ей в ответ… Когда они с сестрой уезжали, девушка с нетерпением ждала графа де Пейрака у кареты, чтобы попрощаться, но пылкий маркиз, о котором Анжелика уже успела позабыть, бросился к ней и склонился к ее руке. Она смущенно посмотрела на графа поверх головы господина де Монтеспана, но тот с равнодушным видом стоял на ступенях крыльца, а лицо его ничего не выражало. Подсаживая ее в карету, маркиз прошептал: — Я с нетерпением буду ждать нашей завтрашней встречи, мадемуазель. Возможно, вы будете более благосклонны ко мне и подарите хотя бы одну улыбку своему преданному поклоннику. Анжелика вспыхнула и отстранилась от молодого человека, глаза которого с восхищением смотрели на нее. — Прощайте, — пробормотала она, опускаясь на скамью в экипаже и откидываясь на спинку сиденья. Какое счастье, что этот день наконец-то закончился! Перебирая воспоминания одно за другим в памяти, Анжелика не заметила, как наступила ночь. Ее никто не беспокоил — не звал к ужину, не отвлекал разговорами, даже не подходил к двери, и девушка вдруг почувствовала себя чужой в доме сестры, чужой в этом лицемерном светском обществе, чужой в этом душном городе… Поднявшись с кровати, она зажгла свечу на туалетном столике и с грустью осмотрела залитое вином платье. В чем она завтра пойдет в Тюильри? С внезапным ожесточением Анжелика подумала, что если уж господин де Монтеспан так увлечен ею, то вполне удовлетвориться созерцанием того туалета, что она привезла из Пуату. Помнится, в салоне Нинон де Ланкло, где она появилась в нем впервые, она не заметила ни неодобрительных взглядов, ни откровенных насмешек в свой адрес. Значит, и маркиз не будет смотреть на нее косо. А если и будет, то тем лучше — она наконец-то избавится от его навязчивого внимания. Раздевшись и устроившись под одеялом, Анжелика свернулась клубочком, пытаясь согреться, и закрыла глаза. Слезы набухали на ее ресницах и стекали по щекам, отчего подушка вскоре намокла, но девушка не обратила на это никакого внимания. Теперь она могла плакать, не таясь, изгоняя из себя остатки переживаний, сомнений, смутных желаний и чаяний. Она была одинока, ее сердце отчаянно стремилось разделить жар другого сердца, губы жаждали поцелуев, а тело — тепла. На один краткий миг она почувствовала на своей щеке прикосновение ласковых пальцев, которое было настолько реальным, что девушка подскочила на постели и широко раскрыла глаза, желая увидеть, кто мог проникнуть в ее спальню, но вокруг была лишь темнота… _____________ * О́ры — богини времён года в древнегреческой мифологии, ведали порядком в природе. Дочери Зевса и Фемиды (либо дочери Гелиоса и Селены). Стражи Олимпа, то открывающие, то закрывающие его облачные ворота. Их называют привратницами неба.