Двуликие

Я пролежала в постели ещё около пятнадцати минут, мысли бегали, точно взбунтовавшиеся тараканы. Сейчас самой правильной идеей мне казалось тихонько смыться из дома и не появляться тут до приезда менеджера. Ведь менеджер ясно мне дал понять, что бы я не оставалась ни с кем их них наедине. Да, отличная идея! БАМ! Раздался грохот снизу. — АЙ! ФАК! Фак! Фак! — а следом и вопли Сынхёна-старшего, я устало вздохнула, соскреблась с кровати, одела привезенный вчера на смену джинсовый комбинезон, футболку цвета мяты и потопала вниз, позабыв о носках. Ну вот как я их оставлю? Да они же дом разнесут! Как дети малые! Ругательства всплывали в моей голове словно фейерверки. Они перекрывали все мои страхи и опасения. В конце концов, я тут за менеджера осталась! А значит, я могу ими командовать! Воодушевленная такими размышлениями, я зашла на кухню и тут же наступила в лужу сока. Этот артист, который на протяжении почти десяти лет играл роль скрытного, застенчивого и очень молчаливого парня, сейчас прыгал вокруг разбитого графина с апельсиновым соком и громко матерился, пытаясь найти тряпку или бумажные полотенца. Я ничего говорить не стала, просто сходила до ванной за тряпкой, перчатками и тазиком. — Отойди… — я слегка толкнула его бедром, надела перчатки и стала собирать осколки и сок в тазик. Мистер загадочность в это время пытался мне помочь, но в итоге чуть не разбил стакан, стоявший на стойке. — Сядь и не кипишуй! — терпение мое было на пределе. Вот дитё! Когда я уже почти закончила, он опять полез мне помогать: — Давай я унесу, — пробурчал он, словно опять впал в детство: губы его дрожали, а щеки залились виноватым румянцем. Толчок, и я наступила в остатки стекла на полу босой ногой. — Ай! — я попыталась отойти в сторону, сдерживая подступившие слёзы, но тут в айдоле включилась невиданная доселе заботливость. Правда, очень косорукая. В попытке помочь мне, он поставил тазик со стеклом и соком на барную стойку, но лишь наполовину, при этом тут же попытался взять меня на руки, но, наклонившись, ударился головой об дверцу шкафа, а за спиной рухнул злосчастный тазик, обрызгав его. — Чёрт! — он обернулся посмотреть на последствия, не рассчитал свои габариты и толкнул меня плечом, от чего я рухнула на пол. — Господи! — вот тут уже взвыла я, терпение и вежливость забились в угол моей души и единогласно решили не вмешиваться. — Да сядь ты уже! СЯДЬ! И он сел. Покраснел, словно ребенок, поджал губы и даже глаза заблестели. И не слезал с барного стула до тех пор, пока я все не убрала и не села рядом обрабатывать себе ногу. Смерив его злобным взглядом, я все-таки решилась доверить ему подержать баночку с зеленкой: — Подержи, пожалуйста, — Сынхён не сразу отреагировал, но с готовностью взял пузырек, двумя руками сразу. Наверное, рефлекс из детства сработал, иначе бы он меня вряд ли послушался. Я же пыталась достаточно туго забинтовать ногу, но ничего не получалось. Бинт все время сползал. Видимо осознание, что он мембер известной группы и ему скоро стукнет тридцатник, к нему все же вернулось, он отставил баночку в сторону, как можно дальше, что бы случайно не смахнуть её и молча отпихнул мои руки в сторону. Пара секунд и нога была профессионально забинтована. Увидев мои круглые от удивления глаза, он вздохнул и пояснил: — Пока я был трейни, я был не самый худой и ловкий. Постоянно повреждал ноги, то растяжение, то ушиб. Вот и натренировался, — когда все было готово, он мягко опустил мою ногу вниз. — Оу… наверное ты очень усердно тренировался, — вот уж не знаю, откуда у меня к нему проснулась жалость, да и с чего бы. Но как только я представила чуть полноватого молодого парня, который в одиночестве сам себе бинтовал ноги, я уже не могла смотреть на него со злобой и раздражением. Но стоило ему поймать мой взгляд, как он вскочил с места и сжал руки с такой силой, что побелели костяшки. — Вот только не надо на меня так смотреть! Я давно уже не мальчишка! — он, точно лев, начал ходить кругами, метая на меня грозные взгляды. — Да любая бы на твоем месте уже бы сама потащила меня в постель! — Да вперед! Флаг тебе в руки! — как же меня вывели его слова, руки непроизвольно сжались. — Какого черта ты сидишь тут со мной?! У тебя же выходной! Вот и идти по бабам, как вы это постоянно делаете! Или скажешь, айдолы не снимают девочек? — Девочек? СНИМАЮТ?! — он налетел на меня, точно коршун на добычу, руки его так и застыли в паре сантиметров над моими плечами. Видимо, хотел схватить, но остановил себя. Шумно выдохнул, нахмурился, лицо его было багровым от злости, медленно опустил руки, чуть наклонился, что бы наши лица были на одном уровне и максимально тихо прошептал: — Мы не снимаем девочек, мы выбираем, кто из толпы жаждущих станет счастливой сегодня. Запомни это, — тут он резко схватил меня за подбородок и слегка приблизился. — И даже не надейся, что кто-то из нас сам на тебя западет. Он выглядел настолько серьезным в этот момент, словно решал мою судьбу на всю жизнь. А я, что я… Я начала истерический ржать. Настолько громко и не контролируемо, что бедняга даже дар речи потерял. Руки его, точно плети, повисли, рот приоткрылся, а глаза округлились до невиданных размеров, которые фанатам и не снились. А я все ржала. Не смеялась или хихикала, а именно ржала в голос. У меня уже болел живот, текли слезы, ноги подкашивались, но остановится я не могла. Он был настолько эгоистично уверен в слепой любви его фанатов, что даже не допускал мысли, что его можно не любить. А знает ли он что такое любовь? Любили ли его родители? А девушка? Были ли у него нормальные отношения? Этого я не знала, но его наивность вперемешку с эгоистичностью меня развеселила не на шутку. — Уф… Господи… - я наконец-то начала успокаиваться, а к ТОРу вернулось самообладание, а так же стандартное, сдержанное выражение лица. — Напугал кота сосиской, блин! Вот прям… — очередной приступ смеха не дал мне договорить. — Вот же… ащщщщ… дрянная девчонка! Упс… похоже, задела за живое. Кто ж тебя за язык то тянул, дура? Увидев его разъяренное лицо и взгляд, как у быка во время корриды, я тут же осознала свою ошибку и начала медленно отступать, выставив руки перед собой. — Аааааррр… — но стоило мне отступить на пару шагов назад, как он бросился на меня, как разъяренный бык. Ноги сами понесли меня наверх. Я перепрыгивала по две ступеньки сразу, каким чудом он меня не поймал, я не знаю. Но в последний миг, я успела захлопнуть перед ним дверь и запереться. И, если судить по глухому удару в неё, завтра у кого-то будет синяк на плече. — Уф… — ноги задрожали от адреналина и тело расслабленно растеклось лужицей под дверью. — Открой дверь, ненормальная! И я тебе покажу сосиску! Такую, блять, сосиску тебе устрою, потом неделю ходить не сможешь! — в дверь ещё раз ломанулись. Второй синяк. Я, конечно, уверенна в крепости дверей, но от его ударов и криков все равно машинально вздрагиваю. Через какое-то время запал у снаряда закончился и, видимо, он, как и я, уселся рядом с дверью. — Почему ты считаешь меня извращенцем? — жалобно, очень тихо и немного обиженно пробубнил он. Я даже не сразу поняла, что это он ко мне обращается. Мозг, видимо, опешил от такой перемены действий. — Ведь ты первая начала. Вся такая ухоженная… вылитая европейка! Да ещё и заперлась в мою комнату в майке! Ну как тут устоять? А?! — в голосе сквозило отчаянием. — Если бы я знала, что ты там, я бы никогда не зашла к тебе в майке! — а вот мой гнев, видимо ещё не утих. Мне было очень сложно подбирать слова и контролировать свой голос. — А где оправдания про линзы и краску для волос? Тебе не надоело их красить? — понимающий вздох я даже сквозь дверь услышала. — Я твоих корней никогда не видел. Ты так и волосы сжечь можешь. — А мне незачем красить их. — Как это? — если верить шуршанию за дверью, он поменял позу. И явно оживился от возможности узнать тайну моих белокурых волос. — Мой отец — немец. Сейчас они с мамой живут в Германии, — я медленно намотала прядь волос на палец и стала рассматривать их, словно видела первый раз в жизни. — Так что я не крашу волосы и не ношу линзы, кожу я тоже не отбеливаю. — Вот это новость. Я почти, что наяву увидела, как он озадаченно теребит волосы и смотрит в пол. Эту его особенность за неделю я выучила. — Так значит ты наполовину немка… Говорят немки страстные в постели. — Врут. — Да ну?! — Ага. Я бревно. — Жаль, — тихий смешок. — Видимо, это у тебя от корейской крови. — Видимо, — я смешок тоже сдержать не смогла. С ним вышло все мое напряжение. Видимо, нам давно надо было просто поговорить. Спустя пару минут молчания раздался заискивающим голосом вопрос: — А, может, проверим? — И не надейся! — мельком глянула в телефон. — И вообще! Тебе есть пора! Нельзя нарушать диету, а то опять разнесет! — Диету… ха! — если верить тишине за дверью, вставать и идти на кухню он не планировал. — Я её уже давно не соблюдаю. У меня лет с двадцати из-за этих диет гастрит открылся. Я уже не потолстею. Теперь я ем, чтобы не быть тощим. — Тем более, тебе надо поесть! — хм… я и не знала, что у них все так плохо со здоровьем. — Пообещай мне полную безопасность, и я тебе суп сварю! — Вкусный? — Вкусный! Кимчи рамён подойдет? — за дверью тут же встали и уверенно дернули ручку. — Открывай, я тебе даже пальцем не трону, а если позволишь, то и помогу с готовкой! — я ещё даже с пола встать не успела, а уже представила капающего слюной Сынхёна-старшего. Так значит, он любит поесть. Что ж. Теперь я знаю, чем его приструнить. Я слегка приоткрыла дверь комнаты и поучительно пригрозила ему пальцем, как старая бабушка: — Помни, ты обещал не приставать! — на что Хён смущенно улыбнулся и уставился на мои ноги. — Если ты наденешь носки, мне будет легче сдерживать себя — он стоял, сгорбившись немного, спрятав руки в карманы джинс и раскачивался на пятках. А на штанах я заметила характерный бугорок. Или он у него от природы не самый маленький, или держится из последних сил. Пока я надевала носки, я могла думать только об этом. Но стоило нам зайти на кухню, как все мысли улетучились. Я полностью погрузилась в готовку. Лишь иногда поглядывая на айдола, я ловила себя на том, что мне нравятся его длинные пальцы, плавные ловкие движения. Его подтянутое, местами даже слишком худое тело не вызывало у меня любви или обожания, но несомненно возбуждало своим видом. — Кьюнг-Сун, не спи! — Хён ловко перехватил кастрюлю с супом из моих рук. — Обожжёшься! Я ничего не ответила, только сложила руки под грудью, постаралась привести заблудшие мысли в порядок и полезла в холодильник за кимчи. — Ты то и дело пялишься на мои руки, — тихо прошептал мембер над моим ухом. — Тебе только они нравятся или я целиком? От неожиданности я выронила банку с кимчи, Хён едва ли успел её поймать перед самым полом. Мне хотелось закричать на него и ударить как следует, но вместо этого я медленно закрыла холодильник и пошла в ванную. Надо привести мысли в порядок. Он прав, это становится опасным для моего же здоровья. То кастрюля, то банка. Пока я умывалась в ванной на первом этаже, туда же пришёл Хён. Он не скрывался, просто тихонько встал в дверях, которые я не закрыла по привычке. Ведь это была общая ванная, сюда все ходили руки помыть, ну и так, по мелочи. — Я же вижу, тебе нравятся мои руки. — Ага. А ещё мне нравится парфюм Сынни и футболки Дэсона. И что? — я встала в оборонительную позицию, оперевшись руками на раковину, но не повернулась к нему. Мне было удобнее следить за ним в зеркало. — А то… — он медленно подошёл ко мне вплотную, но не прикоснулся. — Что парфюм и футболки я могу тебе купить. А вот мои руки… — он медленно вытянул их вперед, так, что бы они оказались у меня перед лицом. — Это такое же твое слабое место, как у меня Кимчи рамён. Пока он все это говорил, я оказалась в ловушке. Мой взгляд он перехватил своими глазами, не давая толком следить за движениями его рук. А я не успела отреагировать на внезапные объятия. Нет, он не сжимал меня крепко, я вполне могла выскользнуть и убежать от него, но что-то я за сегодня устала. Я так много узнала сегодня о нем, время всего-то три часа дня, а для меня его образ словно с головы на ноги встал. И пока я рассматривала его глаза, не сопротивляясь легким объятьям, а размышляя о том, что же он за человек, этот двуличный тип воспользовался ситуацией. Его руки ловко скользнули мне под футболку, правой он обхватил мою талию, максимально крепко прижимая к себе, а левая поползла вверх, к груди. — Сынхён… — начала было я возмущаться, но тут же отчетливо уловила две вещи. Первая - в его штанах сейчас лежала огромная металлическая труба и я не уверена, что в меня она влезет. И вторая - в доме кроме нас есть кто-то ещё. И если я не хочу, чтобы нас застукали в таком виде, мне лучше не вопить. — Хён?! — это был голос Сынни. Нет, только не этот извращенец. Только бы он не нашел нас. От испуга я замерла и перестала дергаться. А «труба» стремительно уменьшалась в размерах. — Да?! — закричал Сынхён-старший, ловко захлопнувший ногой дверь в ванную, закрывшись на защёлку и включил воду в кране, тихонечко прошипев: — Тихо… — но талию мою не отпустил. — Ты ведь не хочешь, что бы нас застукали. Мне же оставалось лишь покорно молчать и не дергаться. — Хён… А! Ты в ванной! Можно я к тебе? — Сынни уже уверенно ломанулся, но защёлка спасла нас, а мое сердце сжалось в этот момент до размеров бусины и закатилось куда-то под ванную. — Я душ принимаю! — сурово пробасил ТОР. — И что?! С каких это пор ты закрываешься?! И где Кьюнг-Сун?! Я её найти не могу, — младшенький настойчиво постучался в дверь. — Уж не с тобой ли она, а?! — Да я почем знаю, где она?! На меня с раннего утра наорали, побили и больше я её не видел, — Хён лукаво подмигнул мне в зеркале и запустил левую руку назад под футболку, быстро добрался до груди и принялся играть с ней. В начале я даже не чувствовала ничего, до такой степени я боялась, что Сырник все-таки вломиться сюда или того хуже, Хён решит поделиться «добычей». Но с каждым его движением мой мозг все меньше сопротивлялся, а внизу живота нарастало напряжение. ТОР все ещё переговаривался с Сынни через дверь, лукаво улыбаясь и не сводя глаз с меня, словно профессиональный охотник с добычи. — Сынни, а почему ты так рано? Неужели все закончилось? — Хён на секунду прекратил ласки, но руку не убрал. — Да из-за какой-то дуры съемка вечерняя сорвалась и перенесена на завтра, вот я приехал пораньше. Думал, может вместе мы её все-таки поймаем, — за дверью раздался дьявольский, пошлый смех. Вот извращенец. Я даже непроизвольно дернулась в руках Хёна, настолько мне хотелось накостылять малявке. — И не надейся! — злобно рыкнул ТОР, — Тебе она не достанется! Но Сынни уже ничего не ответил, судя по удаляющемуся смеху, ушёл. Сынхён воспользовался тем, что я отвлеклась, и быстро перебазировал руку с талии мне на шею, едва ощутимо сдавив её, заставил меня поднять голову, тем самым, расширив поле для действий. Медленно провел пальцами левой руки по губам, спустился к плечу, пробежался по груди и талии, задержал руку на бедре, дожидаясь, пока я посмотрю ему в глаза, и легким движением расстегнул комбинезон. — Хён… — прохрипела я, но меня нагло перебили, сдавив горло. — Ещё не время для молебельных стонов. Тсссс! — прошептал он и мягко поцеловал в щёку. Но почему-то мне показалось, что этот поцелуй опасней, чем укус кобры. Мое тело требовательно склонили к раковине, вынуждая опереться на неё руками и нежно укусили «за холку», прорычав что-то невнятное. Тем временем рука его скользнула ко мне в трусики. — Хм…сухо? — голос был игривый, но недовольный. — Сейчас мы это исправим. Хотелось бы оговориться, что к своим 23 годам девственницей я не была, да и монашкой тоже. Но и не спала с кем попало. Но то, что вытворял своими пальцами Хён, было нечто. Ещё никто так не играл со мной. Буквально за считанные минуты, я не просто намокла, я была готова кричать его имя и отдаться тут же. На месте. Забив на все. О, эти пальцы. Они отбивали идеальный ритм, то поглаживая клитор, то вырисовывая одному ему известные узоры. Складывалось ощущение, что у него есть инструкция ко всем моим чувствительным точкам. И вот когда я уже была на пике, ноги тряслись, а губы непроизвольно шептали имя Сынхёна, в дверь постучали. Тихо так, но Хён видимо узнал стук. Остановился. Подхватил меня на руки, посадил в ванную, задернул штору, открыл дверь и вышел. — Кьюнг-Сун пропала. Сынни её обыскался. Ты её видел? — это был G-D. Голос тихий, спокойный, но с явным подтекстом. По крайней мере, мне так казалось.